– Оценку на «ДваГисе» опустили до единицы с хвостиком. Гугл, Яндекс – туда же. Везде отзывы о том, какие мы ужасные, какой отвратительный кофе, как мы кидаем людей. Комментарии в группе и на канале пришлось закрыть. В личку ломятся толпы желающих позубоскалить. Вот как-то так. – Трынде-е-ец, – тянет Кир. – Слушай, может, на нее заяву накатать? – За что? Я смотрела ее посты. Мег ни к чему не призывает, просто делится ситуацией – ее слова. Подписчики сами взялись восстанавливать справедливость. Им невозможно что-то объяснить. – И не пытайся. Разъяренная толпа не поддается на уговоры. Это мне как-то директор сказал, когда мы чуть спортзал не подожгли. Надо подождать, они угомонятся. А ты с Риткой говорила? Может, она повлияет на подругу? – Пыталась. Рита со мной не разговаривает. Она считает, я сама виновата и поступила некрасиво. Да, может быть, но я сто раз извинилась! И при чем здесь я? Почему «Магия кофе» должна страдать из-за одного сотрудника? Впрочем, это глупый вопрос. Заведения всегда страдают из-за сотрудников. Будь хотя бы тысячная доля в этих массовых отзывах на всевозможных сайтах правдой, мы давно бы уже закрылись. И закроемся, если я не придумаю, как выкрутиться. – Пока я написала в техподдержку сайтов с просьбой не обнулять нам рейтинг. Приложила все скрины и верю, что справедливость восторжествует. А потом… Я вздыхаю. Накануне руки дошли посчитать прибыль, расходы и выяснить, есть ли у меня шансы победить в споре. Оказывается, нет. С учетом всех расходов на закупки новых десертов, декора и проведения праздника, возросшая прибыль оказалась недостаточной. – Погоди, а почему ты вычитаешь расходы на праздник? – спрашивает Кир, когда я делюсь умозаключениями. – Это же Андрюха придумал. Пусть ему в минус и идет. Тратит личные деньги. – Так нечестно. По условиям спора я могла запретить проводить праздник в кофейне. Но я тоже участвовала и сознательно пошла на это. Стоимость подарков я и не включала, только расходников кофейни, еды и так далее. – Сложно быть честным, – фыркает Кир. – И что делать? – Ждать чуда. – Оно никогда не случается. – А в этом году уже было два. Кофемашина и брошка – чем не чудеса? – Думаешь, твой тыквенно-пряный парень анонимно купит двести чашек кофе, чтобы сделать тебя победителем в споре? – Думаю, что даже если я не выиграю, то «Магия кофе» все равно станет успешной. Если Лукин не дурак, он видит результаты, видит, что выручка растет, о нас говорят в соцсетях. Что мероприятия успешны, а акции и новое меню – работают. Тогда даже после моего ухода он сохранит успех, приумножит его. А если нет, то никакая победа в споре не поможет. Вот такая вот надежда на чудо. Точнее, на то, что в Лукине проснется адекватность. Кир не отвечает, только скептически хмыкает. Интересный он все-таки парень, Кирилл. Вплоть до возвращения Андрея он в упор не замечал меня, не говорил и тем более не подбадривал. А сейчас не обходится ни одной смены без того, чтобы Кир заглянул и с чем-нибудь помог. Большинство наверняка скажет «ты ему нравишься!», и это самое простое (и даже приятное) заявление. Но я чувствую: здесь что-то не так. Нет, Кир не злой, не подлый, но все же он явно общается со мной не просто так. Может, ему нравится Ритка? Он частенько ее вспоминает. Если так, то я в завоевании ее сердца не помощник. Самой бы не оказаться у обочины. У самых дверей я слышу, как меня кто-то окликает: – Девушка! Девушка! Извините… По ступенькам быстро поднимается мужчина средних лет. На нем строгое серое пальто, кажущееся слишком легким для ударивших морозов. Может, поэтому я делаю вывод, что оно дорогое. А может потому, что за его спиной стоит большая черная машина (и это несмотря на запрет въезда на территорию!). – Чего вам? – настороженно интересуется Кир. – Охрану позвать? – Вы из одиннадцатого класса? – спрашивает незнакомец, немного нервно поправляя очки. – Андрея Лукина знаете? Можете позвать? А то меня охрана в школу не пустила, а мне очень надо с Андреем увидеться. – Так позвоните, – говорю я. – Если так надо, наверняка у вас есть его телефон. Мужчина разводит руками. – Не берет. Может, не слышит. Ребят, вы позовите, передайте, пожалуйста. А там уж не ваша беда, сам решит, хочет со мной увидеться или телефон вне доступа не случайно. Мы переглядываемся. Кир явно хочет дать волю утреннему настроению и послать мужика куда подальше, но я равнодушно пожимаю плечами. – Передадим. А кто хочет увидеть-то? – Его отец, – следует ответ. А вот теперь я категорически ничего не понимаю. – Я думал, у него погибли родители, – шепчет мне Кир. – И я. Наверное, на наших лицах все написано, потому что мужчина вздыхает и спрашивает: – Вы его друзья, да? – Нет, – отвечаю я. – Да, – говорит Кир. – Он друг. Я одноклассница. – И что, Андрей вам обо мне совсем не рассказывал? Мы дружно качаем головой, и мужчина вздыхает еще тяжелее. Мне почему-то становится его жаль. – Вы извините, ребят, я ничего рассказывать не буду. Просто Андрею передайте, что я его жду, ладно? Он, если захочет, сам расскажет. Не обижайтесь на него, все очень сложно. Как китайские болванчики, мы с Киром дружно киваем. А затем подрываемся с места: звенит звонок на первый урок. Мы торопливо раздеваемся, пока не закрыли раздевалки, и несемся в разные концы школы. Я к себе на урок, Кир – к себе. Интересно, в этом году он все же закончит школу? Неглупый ведь парень. И не такой уж неуправляемый, каким его рисуют учителя. Во всяком случае, я пока вижу от него только помощь и поддержку. Здорово, конечно, в семнадцать лет прийти к выводу, что порой люди не такие, какими кажутся, и каждого стоит узнать получше прежде, чем судить. Но что мне с этой информацией теперь делать? Сегодня первым уроком физика, и на ней нельзя даже громко дышать. Я не могу усидеть на месте, кидая взгляды в сторону Андрея, который, ни о чем не подозревая, сосредоточенно пишет конспект параграфа. Это, естественно, замечает Рита. – Что, решила не стесняться? Увести у меня парня – это на Новый год? – Коваленко! – учитель поднимает взгляд. – Беседовать будешь на перемене. Не отвлекай Альбину, пожалуйста. – Конечно-конечно, – елейным голоском отзывается она. – Альбину никак нельзя отвлекать. Но сегодня я даже не могу толком расстроиться. Мысли постоянно возвращаются к разговору с мужчиной у школы. Рита говорила, родители Андрея погибли и его взяла на попечение Мария Январовна. Разве может такое быть, что при наличии родного отца его оставили с тетей? И почему Андрей не рассказал ничего – не нам, нет, хотя бы Рите? Едва урок заканчивается, я кидаю в сумку учебники и несусь к Лукину. – Можно тебя на пару слов? – Если ты опять будешь нудеть про доклад, Тыква, я напишу тебе любовное письмо, где скажу, что наша любовь преодолеет все препятствия и мы будем растить ребенка вместе. Подкину твоей бабушке в сумку и буду наслаждаться шоу. Несколько одноклассниц неподалеку умолкают, явно цепляясь за ключевые слова в его речи, и начинают прислушиваться. – Ты идиот? – мрачно интересуюсь я. – Ты видел, что происходит в наших соцсетях? Да «Магию кофе» спасет только чудо! У нас рейтинг ниже, чем у «Почты России»! – И что? Ты хочешь грамоту или шоколадную медаль? – Я хочу с тобой поговорить. Без свидетелей. – О кофейне? – уныло интересуется Лукин. Так громко, чтобы слышали все, я отвечаю: – Да, о кофейне. – Хорошо. Пошли. В каждой школе есть пространство под лестницей, где можно уединиться и конфиденциально поболтать. А у нас это пространство – запасная лестница рядом со столовой. Ей редко пользуются, она ведет к кабинетам музыки и актовому залу, а так как сегодня в школе только старшие классы, там нам никто не помешает. – Ну чего тебе? Придумала новый эспрессо со вкусом моего мозга и сейчас будешь выковыривать его чайной ложечкой? – Не люблю скрип металла по пустой кастрюле. Хватит огрызаться, я не стала говорить тебе при всех, чтобы не ставить в неловкое положение! Хотя такой гад, как ты, из любого вывернется. Я выдыхаю. Если мы сейчас поругаемся, разговора не выйдет. – У школы меня поймал какой-то мужчина и попросил позвать тебя. Сказал, что ты не отвечаешь на звонки. И… Я запинаюсь, а Лукин хмурится. Кажется, он правда не догадывается, кто может его искать. – И? Чего хотел? – Он сказал, что твой отец. Я закусываю губу в ожидании взрывной реакции, но Андрей хмурится. – Что он сказал?