– Нет, но мы стали немного общаться. И я вижу, как гнетет его прошлое. Ваше имя за последнюю неделю я слышал так часто, что порой называю им свою кошку… Он осекается, увидев мое выражение лица. – Простите. Снова бестактность. – Что за кошка? – Еще маленькая, подобрал котенком, сидела под машиной, грелась. Чуть не переехал. Рыженькая. Зовут Тыковкой. Я смотрю на мужчину, пытаясь понять, не шутит ли он, но, кажется, Андрей рассказывает отцу далеко не все. – Не буду вас задерживать. С наступающим. – И вас. Настроения на покупки не осталось, и я останавливаюсь на книгах, которые уже выбрала ранее. Упаковываю все в подарочный пакет и брожу по улицам без цели, гуляя, вдыхая морозный воздух, щурясь от яркого солнца, отраженного от белого снега. Я не сразу понимаю, что ноги сами собой приносят меня к «Магии кофе». Долго, настолько, что начинают замерзать ноги, я стою у витрины так, чтобы изнутри меня не было видно. На двери красуется табличка «Открыто», изредка из кофейни выходят люди. Интересно, за стойкой сейчас Игорь? Наверняка уже разделался с зачетами и старательно компенсирует траты дополнительными сменами. Я долго уговариваю себя не входить. Зачем? Ну почему меня так сюда тянет? Хочется попить чего-нибудь горячего, посидеть, полистать новые книги и насладиться предпраздничной суетой? Есть «Скай Кофе», есть островок в ТЦ, есть пиццерия, в конце-то концов! Уговоры не помогают. Потоптавшись на пороге еще немного, я толкаю дверь и вхожу. Просто поболтаю с Игорем, узнаю, как дела. Сохранили ли мое меню, есть ли прибыль. Возьму себе чашечку кофе и буду старательно излучать позитив, уверенность в себе и своих решениях. Эта глава жизни закончена, но я буду вспоминать «Магию кофе» с благодарностью и нежностью. Взгляд невольно падает на тот самый столик у входа, и поначалу я не верю собственным глазам. На нем стоит стаканчик. С шапкой взбитых сливок, посыпанных корицей, с оранжевой трубочкой. Нет никаких сомнений, это тыквенно-пряный капучино. С моим именем на стакане. Словно во сне, там, где тело слушается с трудом, я беру стаканчик. – Я надеялся, что ты придешь. Каждый час меняю кофе, чтобы был не остывший. Теперь я не верю глазам второй раз. За стойкой в нашем фирменном фартуке стоит вовсе не Игорь. Лукин лично делает сегодня кофе, и это настолько шокирующая картинка, что на пару мгновений я даже забываю обо всех своих обидах! – Ты что, умеешь варить кофе? – Это не такая уж сложная наука. Ты же оставила все технологические карты. Повторить нетрудно. Хочешь десерт? Я качаю головой. Я должна уйти. Поставить кофе, произнести дежурное «спасибо, не хочется» и уйти, поздравив Андрея с наступающим Новым годом. Но вместо этого я почему-то смотрю на него, не в силах пошевелиться. – Аль… давай поговорим? Я вспомнил, о чем ты говорила. О тех словах. К горлу снова подкатывает предательский комок, и я поспешно делаю глоток кофе. Теперь у меня нос испачкан в сливках. Андрей делает странное движение, словно хочет сам убрать, но в последний момент передумывает и протягивает салфетку. – Не буду себя оправдывать. Я был тем еще говнюком по отношению к тебе. Даже не знаю, что сказать. Тогда я испытывал удовольствие от того, как бешу всех. Такой, знаешь, классический способ привлечь к себе внимание. – Потому что твои родители тогда разводились? Мне рассказал твой отец. – Ты с ним говорила? Когда только успел. – Случайно встретились. Он сказал, у вас налаживаются отношения. – Тетя просит. Говорит, я могу жить у нее столько, сколько захочу, хоть до пенсии. Но если он изменился, надо дать шанс. Люди вообще заслуживают вторых шансов. – Да, Мария Январовна всегда их дает. – Но хочешь знать настоящую причину, по которой я согласился? – М-м-м? – Подумал: если дам второй шанс ему, то и мне дадут. Ты дашь. – Ерунда какая. – Аль. Он стаскивает фартук, берет меня за руку и утягивает за стойку. – Прости меня. Я не знал, что так сильно тебя обидел. Надо было, конечно, догадаться. Но интуиция – не моя сильная сторона. Что бы я ни сказал тогда, я так точно не думал. – Зачем тогда сказал? – Не знаю. Злился, что тебе не нравлюсь. Что ты в упор меня не замечаешь. Хорошенькая девочка с веснушками делает вид, будто я – пустое место. Бесит. Я недоверчиво смеюсь. – Хочешь сказать, я тебе нравилась? Тогда, в пятом классе? – Боже, Тимошина, а зачем еще мальчишки, по-твоему, пихаются, крадут пеналы и обзываются? Конечно, ты мне нравилась. И страшнее, чем то, что ты бы об этом узнала, то, что об этом узнали бы другие. Тогда мне казалось, я круто маскирую чувства. – Ладно, а потом? Ты вырос, научился маскировать чувства иначе, потом-то ты на меня зачем наехал? Андрей задумчиво чешет затылок, глядя куда-то поверх моей головы. – Да понимаешь… я же тебя видел еще раньше. Когда только приехал. В ТЦ. Ты меня не заметила, гуляла с Ритой, а я за тобой наблюдал. Сразу узнал и понял, что с пятого класса, в общем-то, ничего не изменилось. Ты все еще хорошенькая девочка с веснушками, которая мне нравится. И я твердо решил: приглашу тебя на свидание. Вот прямо в школе подойду и приглашу. Не решил, правда, сделаю вид, что не узнал, или все же скажу что-то вроде: «Слушай, сорян, что издевался над тобой в детстве, давай заглажу вину мороженым?» Но непременно подойду и приглашу. Звенит дверной колокольчик, но мы совсем не замечаем вошедшего. – Я же не знал, что ты здесь работаешь. Когда увидел, растерялся. А потом ты меня узнала, и у тебя было такое выражение лица… на меня еще никогда так не смотрели. С отвращением, что ли. Или со страхом, не знаю. Я сразу понял: ты ничего не забыла. И вместо того, чтобы выдать ту шедевральную заготовленную фразу, превратился в ежа. – Так все дело в том, что я тебе нравлюсь? Я облизываю пересохшие губы и совершенно некстати думаю о том, что стоит купить бальзам. Почему в голову лезет всякая ерунда? – Мне кажется, – медленно говорит Андрей, – «нравлюсь» – не очень подходящее слово. У меня отключается мозг, когда я тебя вижу. Когда ты расстроена, я не способен мыслить трезво. Когда ты улыбаешься, я превращаюсь в идиота, способного думать только о том, как бы снова тебя рассмешить. Я пытался тебе позвонить, наверное, тысячу раз, но ты меня заблокировала. Я приходил к тебе, но твоя бабушка сказала, что ты болеешь и мне лучше уйти. Я отправлял Кира, звонил с разных номеров. Каждый час я готовлю этот проклятый капучино и уже стал чемпионом мира по художественному выдавливанию сливок в стаканчик! Когда открывается дверь, я надеюсь, что пришла ты. Мы закрываемся в ночи и открываемся рано утром на случай, если ты решишь просто пройти мимо. – Хватит! – Я округляю глаза, чувствуя, как кровь приливает к щекам. – Тормози. Андрей прижимается лбом к моему, закрывая глаза. – Не могу. Не умею тормозить. Тетя говорит, это посттравматическое расстройство. Я вцепляюсь во всех, к кому испытываю хоть какие-то чувства. А к тебе «хоть какие-то» не подходит. Альк… ну дай мне шанс, а? Обещаю, я тебя не обижу. Он осторожно меня обнимает, не встречая сопротивления. – Выполнять твои капризы. Придумывать всякие чудесатые чудеса. Учить тебя химии. У меня вырывается не то смешок, не то всхлип. Я наслаждаюсь ощущением пальцев, запутавшихся в волосах, торопливых поцелуев в макушку. Его запахом, теплом. Ощущение нереальности возвращается. Ну здравствуй, родное, оставайся подольше. – Извините, а я долго тут стоять буду? – раздается из-за прилавка. Мы синхронно поворачиваем головы и не менее синхронно говорим: – Здравствуйте, Вероника Михайловна. – Вы обнимаетесь или работаете? На этот-то раз мне кофе можно? – Какой желаете? – хмыкает Андрей. – С собой или здесь? – Капучино. Большой. Здесь. Явно нехотя Лукин отворачивается, чтобы сделать кофе. Никогда не видела его в этом амплуа, так что откровенно любуюсь. А у него неплохо выходит. Поддавшись внезапному порыву, я иду к витрине с пирожными, выбираю мандариновый мусс и выкладываю на тарелку. Андрей как раз рассчитывает физручку. – Приятного аппетита, – говорю я. – Я это не заказывала.