Слышно, как внизу открывается дверь. Кто-то медленно поднимается по лестнице. Такая удивительная редкость, как визит Маринуса, едва ли способна поцарапать алмазные грани секретарского горя. «Что, если ей запретят учиться на Дэдзиме?» По двери стучит увесистая трость. – Домбуржец! – Доктор, с меня на сегодня, пожалуй, хватит незваных гостей. – Открывайте сейчас же, вы, деревенский дурачок! Проще открыть. – Поглумиться пришли? Маринус окидывает комнату взглядом и, присев на подоконник, смотрит в отчасти застекленное, отчасти затянутое бумагой окно. Распускает и снова завязывает шнурок, стягивающий его пышную седую шевелюру. – Что украли? – Ничего… – Он вспоминает ложь Ворстенбоса. – Ничего ценного. – В случае ограбления, – Маринус покашливает, – я прописываю курс бильярда. – Доктор, вот уж бильярдом, – отвечает Якоб торжественно, – я сегодня заниматься совершенно не намерен. * * * Под ударом кия шар Якоба пролетает через весь бильярдный стол и, отразившись от бортика, замирает в двух дюймах от противоположного края – на ладонь ближе, чем шар Маринуса. – Доктор, за вами первый удар. До скольких очков играем? – Когда мы играли с Хеммеем, назначали предел в пятьсот одно очко. Элатту выжимает лимон в стаканы матового стекла; в воздухе разливается благоухание. По бильярдной в Садовом доме гуляет ветерок. Маринус, весь сосредоточенный, готовится к первому удару… «С чего вдруг такая доброта?» – недоумевает Якоб. …Доктор не рассчитал удар и попал по красному шару, а не по битку Якоба. Якоб с легкостью забирает оба шара – и свой, и красный. – Я запишу счет? – Вы же у нас бухгалтер, вам и книги в руки. Элатту, свободен на сегодня. Элатту, поблагодарив хозяина, исчезает. Секретарь проводит быструю серию ударов, и количество набранных им очков достигает пятидесяти. Глухой стук бильярдных шаров успокаивает взволнованные нервы. «Потрясение из-за грабежа сбило меня с толку, – уговаривает он сам себя. – Не поставят же в вину барышне Аибагаве, что ее нарисовал чужестранец – даже здесь это не может считаться преступлением. Она ведь не позировала мне тайком». Набрав шестьдесят очков, Якоб уступает место у стола Маринусу, думая про себя: «Один-единственный листок с набросками вовсе не доказывает, что я увлечен этой девушкой». К его удивлению, доктор оказывается весьма посредственным игроком. «Да и не подходит здесь это слово – увлечен», – мысленно поправляет себя Якоб. – Доктор, когда корабль уходит в Батавию, время здесь, должно быть, тянется очень медленно? – По большей части – да. Люди ищут утешения в выпивке, курении, интригах, ненависти к местным жителям и в прелюбодеяниях. Я же, со своей стороны… – он промахивается по совсем легкому шару, – предпочитаю занятия ботаникой, свои исследования, общение со студиозусами и, конечно, клавесин. Якоб натирает мелом кий. – Как поживают сонаты Скарлатти? Маринус садится на мягкую банкетку. – Напрашиваемся на благодарность? – Что вы, доктор, ни в коем случае. Если не ошибаюсь, вы приняты в здешнюю академию наук? – Сирандо? К сожалению, правительство ее не поддерживает. В Эдо заправляют «патриоты», они ко всему иностранному относятся с подозрением, поэтому официально мы – всего лишь частная школа, одна из многих. Неофициально мы – семинария для рангакуся, то есть тех, кто изучает европейские науки и искусства. Директор, Оцуки Мондзюро, имеет кое-какое влияние на городскую управу, и благодаря ему я каждый месяц получаю приглашение. – А доктор Аибагава… – Якоб издали пробивает по красному шару, – тоже член академии? Маринус многозначительно смотрит на секретаря. – Доктор, я спрашиваю просто из праздного любопытства. – Доктор Аибагава очень любит астрономию. Он приходит на все заседания, когда здоровье позволяет. Знаете, он первым в Японии увидел открытую Гершелем новую планету в европейский телескоп, доставленный сюда за сумасшедшие деньги. Мы с ним, собственно, больше обсуждаем оптику, а не медицину. Якоб возвращает красный шар на стартовую черту, размышляя про себя, как не дать доктору сменить тему. – После смерти жены и сыновей, – продолжает Маринус, – доктор Аибагава женился на женщине моложе себя. Она вдова, и ее сын должен был тоже заняться голландской медициной, чтобы продолжить дело отчима. Увы, молодой человек оказался никчемным бездельником. – А барышня Аибагава… – Якоб нацеливается на трудный шар. – Ей тоже разрешено посещать занятия в Сирандо? – Вы ведь понимаете, закон против вас. Ваше ухаживание обречено. – Закон… – Пробитый шар еще долго подскакивает в сетке. – Закон запрещает докторской дочке стать женой иностранца? – Я говорю не о законодательном уложении, а о более реальных вещах. Существуют правила non si fa[15]. – То есть вы хотите сказать, что барышня Аибагава не посещает Сирандо? – Напротив, она там ведет записи в качестве секретаря. Но я все пытаюсь вам объяснить… – Маринус отправляет уязвимый красный шар в лузу, но биток не откатывается назад. – Женщины ее сословия не живут с иностранцами на Дэдзиме. Даже если бы она вдруг ответила на ваши нежные чувства, какой порядочный человек возьмет в жены девушку, которую трогал рыжеволосый демон? Если вы ее и правда любите, докажите свою преданность – не ищите с нею встречи. «Он прав», – думает Якоб и тут же спрашивает: – Можно мне побывать с вами в Сирандо? – Безусловно нет. – Маринус делает попытку загнать в лузу оба битка – свой и Якоба, – но терпит неудачу. «Стало быть, у его внезапного мягкосердечия есть свои границы», – понимает Якоб. – Вы не ученый, – объясняет доктор. – А я вам не сводник. – Разве это справедливо – осуждать тех, кому не досталось такого же, как вам, образования, за пьянство, курение и всяческий разгул… – Якоб отправляет в лузу биток Маринуса, – в то время как вы отказываетесь помочь им совершенствоваться? – Я не просветительское общество. И образование свое заработал тяжелым трудом. За окном то ли Купидон, то ли Филандер наигрывает мелодию на виоле да гамба. Козы с собакой воинственно облаивают и обблеивают друг друга. – Вы рассказывали, что делали ставки, когда играли с господином Хеммеем… – Якоб промахивается по шару. – Неужто вы предлагаете азартную игру в день субботний? – шутливо ужасается доктор. – Если я первым наберу пятьсот одно очко, позволите мне один раз сопровождать вас в Сирандо? Маринус, прицеливаясь по шару, смотрит на Якоба с сомнением: – А что я получу, если выиграю? «Он не отвергает с ходу мою ставку», – отмечает Якоб. – Назовите, что вы хотите! – Будете шесть часов работать у меня на огороде. Передайте мостик, пожалуйста! – Что касается вашего вопроса… – Маринус тщательно примеривается к следующему удару. – Можно считать, что я осознал себя в этой жизни дождливым летом тысяча семьсот пятьдесят седьмого в некой мансарде в Гарлеме. Было мне шесть лет, и я только что побывал на пороге смерти, переболев лихорадкой, которая унесла на тот свет всю мою семью торговцев тканями. «И вы тоже», – думает Якоб.