— Миледи, Его Императорское Величество никогда бы не позволил вам вступить в брак с мужчиной, недостойным вас. Я догадываюсь, что царь Александр практически выставил меня на аукцион и продал той королевской особе, которая заплатила больше всего. — Я хотела бы быть так же уверена. Пол кивает со странной горячностью. — Без сомнения, миледи, Принц Уэльский станет любящим мужем. Я не могу представить себе ни одного мужчины, который бы не считал себя счастливцем потому, что ему досталась такая жена. Что он не смог бы полюбить вас с первого взгляда. Мы в двадцати футах друг от друга, и мне кажется, словно мы настолько близко, что можем прикоснуться друг к другу. Я думаю, он даже слышал, как у меня перехватило дыхание. — Любой мужчина, — говорит он. — Миледи. — Любовь с первого взгляда, — эти слова едва ли громче шепота, но они разносятся в обширной гулкой комнате. — Я всегда думала, что настоящая любовь может прийти только со временем. После того, как вы узнаете друг друга, станете доверять друг другу. Через дни, недели, или месяцы, проведенные вместе, научившись понимать даже то, о чем не говорят вслух. Пол улыбается, и его глаза от этого кажутся более грустными. — Чувства могут вырасти, миледи, — его слова даже тише моих. — Я знаю, что это правда. Когда мы смотрим друг другу в глаза, он безмолвно признается в чем-то прекрасном и опасном. Видит ли он то же признание у меня в глазах? Я знаю, что у другой Маргарет были ответные чувства, безмолвные и безнадежные. Никакой обычный солдат, не взирая на его верность и смелость, не может жениться на Великой Княжне. Никакая Великая Княжна не осмелится рисковать благосклонностью царя из-за запретной любовной интрижки. — Благодарю вас, Лейтенант Марков, — говорю я. Я пытаюсь сказать это формальным тоном, как будто меня это не задело. Но не могу. Пол склоняет голову и снова стоит во внимании словно ничего не было. Он лучше умеет притворяться, чем я. Приходит Рождество. Я провожу его в церкви. Само по себе это было бы странно для меня, дочери людей, описывающих себя как «Конфуциагностики». И здесь «церковь» означает русский ортодоксальный собор, с попами, которые одеты в высокие вышитые головные уборы, с длинными бородами и хорами, поющими гимны тихими голосами и таким густым запахом ладана, что мне постоянно приходится прятать лицо в ладонях, чтобы откашляться. Преклоняя колени на моей скамейке, я думаю о маме и Джози там, дома, как они проводят Рождество без папы и меня тоже. Сейчас они уже знают, что задумали мы с Тео, и они должно быть оставили надежду на то, что я вернусь домой. Думает ли она, что мы мертвы? Я должна быть с ней. Вместо этого я начала преследовать Пола, потому что была слишком зла, чтобы думать трезво, слишком расстроена, чтобы притормозить и подождать до тех пор, пока мы с Тео не обретем уверенность в том, что делаем. Достаточно просто было бы винить Тео, он любил папу почти так же сильно, как и я. Он не был более рассудителен, чем я. Нет, это моя собственная вина, что я сейчас не с моими матерью и сестрой в самое худшее Рождество в их жизни. Моя вина в том, что мама вероятно оплакивает меня и папу. Стыд душит меня, как дым от кадила и темные осуждающие глаза с икон начинают порицать меня из своих блестящих рам. Тем же полуднем мы обмениваемся подарками в комнатах царя. К счастью, Великая Княжна Маргарита более организована, чем я, её подарки уже были завернуты и подписаны прежде, чем я попала сюда. К моему удивлению, подарки — самые обычные вещи. Владимир подарил мне перьевую ручку, я подарила Кате кружевные носовые платки, Царь Александр кажется совершенно удовлетворен новыми сапогами от Петра. Я бы подумала, что царские семьи дарят друг другу потрясающие, знаковые вещи, например, изумруды размером с бейсбольный мяч. Но может быть, если ты каждый день окружен роскошью, богатство теряет свою силу. Великий Князь Сергей не участвует в семейном празднике. Я не удивлена. После этого Пол сопровождает меня обратно в мою комнату, но в дверях он откашливается. — Миледи? — Да? — Если вы окажете мне честь, если не будет неподобающим, чтобы вы приняли это, у меня есть для вас подарок. Он смотрит так неуверенно, так неловко, как Пол из моей вселенной. Я не могу с собой ничего поделать и улыбаюсь. — У меня тоже есть для вас подарок. Улыбка освещает его лицо. — Позвольте мне… Я киваю, извиняя его и он торопится в соседнюю комнату, где он, должно быть, спрятал его. В это время я достаю последний подарок, завернутый в красную ткань, не бумагу, с настоящей белой лентой, держу его в руках и жду. Что она ему купила? Пол возвращается с маленькой коробочкой, тоже перевязанной лентой. — Для вас, миледи. — И для вас, — мы передаем их друг другу одновременно. Это немного неловко, и мы оба посмеиваемся. Я ясно понимаю, что мы это делаем в дверях моей спальни, где нас может увидеть любой. Но я не могу пригласить Пола внутрь, потому что это неподобающе по девяноста причинам. — Вот, вы первый. — Очень хорошо, миледи, — Пол осторожно тянет за ленту и ткань, чтобы освободить книгу. Его глаза светятся, он в восторге, и я быстро смотрю на заголовок: «Законы Оптики, или Отражение Света» Конечно. Этот Пол и Пол из моего измерения достаточно похожи, и оба они очарованы наукой, и, должно быть, Маргарет из этого измерения, поняла это. Стоять около меня и смотреть, как я пишу письма? Этого недостаточно, чтобы занять блестящий ум Пола. Сейчас он любовно проводит рукой по кожаному корешку книги, как будто я подарила ему глубочайшие тайны Вселенной. — Благодарю вас, — говорит он, очевидно с трудом подбирая слова. — Я откладывал на неё деньги, но сейчас, я начну читать сегодня же. Это мир, где книги дороги, они единственный источник информации. Не удивительно, что он в восторге. Я свечусь счастьем, которого я не заслуживаю, в конце концов, это не я выбрала её. Пол уже извиняется. — Мой подарок не сравнится с этим. — Не говорите глупостей, — я разворачиваю его подарок так быстро, как могу, ленточка летит на пол к моим ногам. Когда я снимаю крышку с черной коробочки, я вижу радугу цветов, и моё лицо загорается. — Пастель! Вы купили мне пастельные мелки. — Я знаю, что вы рисуете карандашом, миледи. Но я подумал, может быть, вы пожелаете попробовать что-то новое. Даже в своем измерении я всегда хотела однажды поработать с пастелью. Я провожу кончиком пальца по розовому мелку, и моя кожа становится розовой. — Они прекрасны. — Не такой хороший подарок, как ваш… — Прекратите. Вы понимаете, что мы подарили друг другу одно и то же? Пол склоняет голову. — Миледи? — Любая форма искусства — это еще один способ увидеть мир. Другая перспектива, другое окно. И Наука — это самое впечатляющее окно из всех. Отсюда можно увидеть Вселенную, — так всегда говорили мои родители, и как бы ни сентиментально это было, я верю им. Я улыбаюсь Полу. — Поэтому, похоже, что мы подарили друг другу целый мир, перевязанный ленточкой. — Вы хотите, чтобы я изучил всю Вселенную? — его улыбка естественная, и мы больше не страж и Великая Княжна, мы просто парень и девушка, стоящие очень близко. — Для вас, я это сделаю. — А для вас… — я думаю о том, что значит пастель в художественном смысле. — Я провела слишком много времени, думая о штрихах и тенях. Вы хотите, чтобы я нашла нежность и глубину. Лицо Пола гаснет. — Это не критика, миледи. — Ах, нет-нет. Я говорила не об этом. Я имела в виду, что вы сделали мой мир более прекрасным. Это удивительно. Благодарю вас. — И я благодарю вас. Я позволяю себе положить руку на его ладонь, только на мгновение, но между нами проскакивает искра. Мы смотрим друг другу в глаза, и я чувствую то, что ощущала только один раз — головокружительное чувство, как будто я нахожусь на краю обрыва, одновременно до смерти напуганная и ощущая безумный порыв прыгнуть в небо. Пол бормочет: — Счастливого Рождества, миледи. — Счастливого Рождества. Наши руки разъединяются. Он отходит от двери. Я закрываю её и медленно пячусь к кровати. Сжимая коробку с пастелью, я падаю спиной на покрывала, пытаясь разобраться в том, что произошло. То ощущение, как будто я стою на краю пропасти, единственный раз, я его чувствовала в тот вечер, когда мы с Полом разговаривали о живописи. Я знала, что он понимает меня глубже, чем кто-либо когда-либо понимал… Это я имела в виду, когда говорила, что не верю в любовь с первого взгляда. Для того, чтобы истинно, глубоко влюбиться в кого-то, нужно время. Однако я верю в мгновение. Мгновение, когда ты видишь в ком-то правду, и он видит истину в тебе. В эту секунду ты уже не принадлежишь только себе. Частичка тебя принадлежит ему, частичка его принадлежит тебе. После этого ты не можешь забрать её обратно, неважно как сильно ты этого хочешь и как пытаешься. Я пыталась забрать её, когда поверила, что Пол убил моего отца, но я не могла, не полностью. Даже ненавидя его, я знала, что могла полюбить его. Может быть, я уже начинала любить. И всё же я не могу отменить то, что произошло между мной и Полом из этой Вселенной. Что-то от меня теперь принадлежит ему, и я чувствую, знаю, что, но принадлежит мне. Ты видела рисунки этой Маргарет, говорю я себе. У неё уже были глубокие чувства к нему. Может быть, это другая Маргарет, прорывается на поверхность. Нет, я знаю лучше. Я влюблена в Пола Маркова. В этого Пола Маркова. Совершенно, непоколебимо, страстно влюблена. Но я влюблена в одного человека или в двоих? Вскоре после Рождества царская семья совершит поездку в Москву под предлогом какого-то официального дела, однако истинные намерения царя Александра — это испытать своих дворян и приближенных, желая удостовериться, что они будут хранить верность ему, а не Великому Князю Сергею. Остальное семейство недовольно. Я в восторге. — Мы увидим там полковника Азаренко? — спрашиваю я Владимира обычным тоном, когда мы собираемся уезжать.