Он хмурится. — Полагаю, что да. Почему тебе есть дело до этого напыщенного старого петуха? Я пожимаю плечами, предвкушая минуту, когда буду стоять перед Азаренко и требовать возвращения Жар-птицы Пола. Если она всё еще у него. Основываясь на уроках истории о Наполеоне и нескольких документальных лентах, которые я мельком видела по кабельному, я думала, что невозможно путешествовать по России зимой. Очевидно, если ты не русский. Царский поезд может добраться до Москвы за несколько часов. Мы вернемся в Новогодний Вечер к самому большому балу на первое января. — Я хочу встретиться с инженером! — говорит Питер, когда мы забираемся по обитым бархатом ступенькам в царский автомобиль. — Можно мне, пожалуйста? — Вы останетесь со мной, как ваш брат, — настаивает царь Александр. Он даже не улыбается своему младшему отпрыску. — Вы уже достаточно взрослый для того, чтобы начать изучать свои будущие обязанности. Ему десять. Но я придерживаю язык. Я уже поняла, что спорить с царем — значит только всё ухудшать. Мой отец, стоящий немного в стороне и несущий свой саквояж, сжимает челюсти так, как он это всегда делает, когда он зол, но пытается этого не показать. Царь посылает Питеру презрительный взгляд. — Или вы предпочтете сидеть с сестрами за вышиванием цветов? — Нет, я останусь с вами, — говорит Пётр, однако он выглядит напуганным. Бедный малыш. Когда царь Александр отворачивается, папа похлопывает Петра по плечу и говорит: — На обратном пути мы с вами приедем на станцию пораньше, чтобы у вас было время поговорить с инженером. Как вам это? Питер расцветает, и когда он и папа улыбаются друг другу, я думаю, а не может ли Питер быть тоже его сыном? Каким-то образом я чувствую, что нет, и всё же папа посвящает себя маленькому мальчику. Он заботится о мамином сыне ради неё, ради любви, которую она никогда не увидит, и которая продолжается почти десять лет после её смерти. — Миледи? — тихо говорит Пол. Я смаргиваю слёзы. — Пылинка попала в глаз. Пока мужчины заходят в следующий вагон, чтобы поговорить о дипломатии и выпить водки, или чем они там занимаются, мы с Катей остаемся в царском вагоне. На этот раз Катя не посвятила себя тому, чтобы надоедать мне, она слишком занята тем, что играет в какую-то карточную игру с Зефировым. Пол остается впереди вагона во внимании. Я читаю свежие газеты в попытке успокоиться, но все с большим интересом. Завораживает то, что говорил Пол о том, что события повторяются в разных измерениях, определенно правда. Некоторые из людей, знаменитых в моём измерении, здесь тоже известны, но в неожиданном смысле. Например, «знаменитая певчая птичка Флоранс Велч» заканчивает концертный тур по Европе, где она пела либретто из опер. Билла Клинтона недавно переизбрали на второй срок Президентом Соединенных Штатов, он баллотировался как кандидат от Партии Сохатого (партия «сохатого» (была организована в 1911 г., на президентских выборах 1912 г. поддерживала кандидатуру Т. Рузвельта) и на фотографии он с расширяющимися книзу бакенбардами, которым позавидовал бы любой хипстер. И колонка новостей из Нью-Йорка сопровождается фотографией признанного изобретателя Ватта Конли. Пока поезд покачивается из стороны в сторону, я складываю хрустящую газету и ближе смотрю на фотографию. На Конли старомодный костюм, и его волосы разделены на пробор, это совершенно не красиво, как это могло быть таким модным? И всё же он выглядит похожим на себя. Его притворная улыбка не скрывает его уверенности в себе, так же как его мальчишеское лицо не скрывает его беспощадности. Статья рассказывает о его изобретении движущихся картинок, и говорит о том, что они «продолжаются целых две минуты», что вызывает у меня улыбку. Очевидно, Конли знаменит своими изобретениями в любой Вселенной. Тормоза скрипят по рельсам и поезд замедляет ход, я кладу руку на бархатное сиденье, нахмурившись. Взгляд в окно подтверждает, что мы посреди дороги в никуда, окруженные заснеженными полями и хвойными лесами, всё еще вдали от Москвы. — Почему мы остановились? — Возможно, пути не расчищены, — говорит Пол, но выражение его лица обеспокоенное. — Наденьте шубу, миледи. На всякий случай. На случай чего? Но я делаю, как говорит Пол, скользнув в свою соболью шубу, пока он идет по другим вагонам, чтобы узнать, что происходит. — Мне тоже надеть шубу? — спрашивает Катя у Зефирова. — Нет, пока я не выиграю этот кон, — говорит он, смеясь. Но в его смехе есть что-то странное. Я медленно поднимаюсь на ноги. — Катя? — Не видишь, что я занята? — отвечает она. Зефиров смотрит на меня, в его мясистом лице видно самодовольство, и мое сердце падает. Что-то не так, отчаянно не так. Он знает, что происходит. Остальные скоро это узнают. — Катя! — я протягиваю к ней руку. Она со злобой поворачивается ко мне и начинает обзывать меня. Но в эту секунду раздаются звуки выстрелов. Перевод выполнен для сайта https://vk-booksource.net Глава 15 — Катя! — я хватаю её за руку и тащу к себе. Её карты рассыпаются по полу вагона, пики и трефы как мусор у наших ног. Зефиров не двигается, только улыбается нам, его улыбка такая наглая, что я хочу дать ему пощечину, чтобы стереть её с его лица. — Мы увидим, кто сейчас велик и могуч. Кому придется играть в карты с испорченными детьми вместо того, чтобы служить, как настоящий солдат. Катя начинает плакать. Я прижимаю её к груди. Несмотря на то, что я хочу его спросить, что происходит, я уже знаю. — Великий Князь Сергей. Он стоит за этим, не так ли? — У нас больше не будет трусов, — сказал Зефиров, поднимаясь на ноги. — У нас будет настоящий царь, у которого хватит смелости вступить в войну. Война? Когда появилась война? Я думала, что начинаю понимать это измерение, но я не дома, я в опасном неведении относительно того, что происходит, и я ни за что не смогу полностью осознать в какой ловушке я оказалась. — Ты страж Петра. Ты наш друг, — протестует Катя. Зефиров смеется, вставая. Его рука тянется к пистолету на поясе. Мой Бог. От осознания я застываю на месте. Они собираются застрелить нас всех, потом сделать что-то с поездом, чтобы это выглядело как несчастный случай. Тогда Сергей унаследует трон. Он выиграет всё, как только мы умрем. Крики и вопли раздаются из остального поезда вместе со звуками перестрелки. Я бы убежала с Катей, если бы было куда бежать. А пока что, я просто смотрю с ужасом на Зефирова с пистолетом. В вагоне звенят два выстрела, такие громкие, что у меня заболели барабанные перепонки. Катя кричит. Но падает Зефиров. Я оборачиваюсь и вижу Пола, в его вытянутой руке пистолет. Пока я стою в шоке, у меня звенит в ушах, и Пол шагает вперед. — Вы невредимы, миледи? — Мы… мы в порядке. Что происходит? — Не все солдаты в этом поезде — предатели, — Пол выглядит более злым, чем я когда-либо видела его. Он только что не сомневаясь убил человека, и он даже не беспокоится о том, чтобы взглянуть на его окровавленный труп на полу. — Они могли начинить поезд взрывчаткой. Вам нужно бежать в лес. Лес в нескольких сотнях ярдов от нас. Начинает идти снег, густой и мягкий, но я думаю, что смогу пробраться. Нас могут застрелить, но если мы останемся здесь, то умрём. — Идите, — говорит Пол и берет меня за руку, сжимая, чтобы вывести меня из шокового состояния. — Бегите так быстро, как можете и не оборачивайтесь. Я найду вас, миледи. Я клянусь. Катя вырывается от меня и хватает свою шубу, её инстинкт выживания, должно быть, сильнее моего. Сразу за ней я направляюсь к двери, но потом я бросаю взгляд назад. — Пол, будьте осторожны. — Идите! — кричит он и бежит к вагону моего отца. Я несусь от вагона в снег. Он выше, чем я думала, почти по колено. Бежать через него тяжело, но я делаю что могу. Влажный снег налипает мне на шубу, волосы, ресницы. Все вокруг тяжелое и белое, гуще, чем туман. Я слышу стрельбу, но сейчас менее частую и более отдаленную. Идет драка, верные против предателей, и местами снег окрашен в красный. — Маргарет! — высокий голос Питера доносится сквозь шум. Я оборачиваюсь на звук и вижу его в папиных руках, папа бежит в лес так быстро, как может, хотя он оглядывается на меня с отчаянным выражением лица. Я меняю направление в попытке следовать за ними. Я пытаюсь бежать быстрее, но только спотыкаюсь. Пока я пытаюсь восстановить равновесие, рука хватает меня за локоть и жестокость его хватки говорит мне, что это враг. Я пытаюсь выдернуть руку, но у него нож, и он прямо на мне… — Уйди от моей сестры! — Катя в буквальном смысле прыгает на спину мужчины и бьет его обоими кулаками. Это глупо и безрассудно, но я сделала бы то же самое ради Джози. — Катя, нет! — я пытаюсь оторвать её от него, чтобы освободить её, чтобы она могла убежать, если мне это не удастся. Но другой верный солдат нагоняет нас. Его нож находит живот предателя, и солдат хватает Катю на руки, когда мертвый предатель падает. Он начинает бежать с ней обратно к поезду. Она в безопасности — настолько в безопасности, как может быть любой из нас. Пора бежать. Я продолжаю двигаться в направлении, в котором убежал мой отец. Снегопад усиливается, затмевая моё зрение и скрывает следы. Я больше не уверена в том, куда бежать, но я продолжаю, зная, что любая минута промедления может убить меня. Каждую секунду я представляю, как пуля находит мою голову, мой череп расцветает красным, и я падаю. Отдаленная стрельба раздается позади меня, когда я наконец-то добираюсь до леса. Но ветви деревьев лишь немного защищают от сильного снегопада, и я больше никого не вижу, ни папу, ни Питера, никого из семьи. И совсем нет солдат. Я одна. Что мне делать? Никто из того, кого я знаю, ни в одном из измерений, не может помочь мне. Если я буду звать на помощь, меня услышат не те люди. Если я буду оставаться на месте, солдаты, верные Сергею, могут добраться до меня. Но если я побегу, я могу так потеряться, что меня никто не найдет, даже Пол.