Мне не кажется, что я веду себя слишком мягко. Кажется, что я держу себя жестко. — Я просто не верю, что он это сделал, Тео. Он признался, что стер данные, и, конечно, он украл Жар-птицу, но… — То есть, он признался во всем, кроме убийства, и это всё, что потребовалось, чтобы ты снова захотела с ним танцевать? — Тео проводит одной рукой по своим взъерошенным волосам, очевидно пытаясь успокоиться. — Между прочим, для меня это тоже тяжело. Я любил Пола. Я всегда думал, знаешь, что нас занесет на один факультет в Кембридже или Калтехе, что мы вместе будем сумасшедшими профессорами, — он улыбается мимолетной грустной улыбкой. — В каком-нибудь измерении, думаю, мы так и сделаем. — Даже ты это видишь, — говорю я, выкладывая последний слой томатного соуса. — Ты знаешь, что Пол, не плохой человек. У него должна была быть веская причина. Тео вздыхает, и его лицо говорит о том, что он борется с безнадежным случаем. — Проведи здесь немного времени, пока мы в безопасности и всё не слишком странно. Обдумай всё. Действительно обдумай. И просто помни, что человек, которым может быть Пол, не так важен, как человек, которым он на самом деле является. Я знаю, что Тео хочет искренне защитить меня, но я знаю, что он понял, что мы с Полом стали близки в России. Он не знает точно, насколько близки, но его догадки достаточно правдивы, чтобы расстроить его. Чтобы заставить его ревновать. Когда глаза Тео встречаются с моими, я вижу, что он знает обо всем, о чем я думаю. Один уголок его рта поднимается вверх, как будто он хочет улыбнуться, но не может. — Я никогда не говорил, что объективен насчет тебя, Мег. — Мне нужно, чтобы ты был объективен насчет Пола. — Один из нас уже объективен насчет Пола, — отвечает Тео. — Думаю, нам нужно узнать, кто. Но это игра с высокими ставками. Поставь на Пола, ошибись — и мы оба можем поплатиться жизнями. Глава 20 Дверь кухни распахивается, и мы с Тео видим Джози, одетую в футболку Колорадо Айланд и с её плеч, свисает рюкзак. Она озорно улыбается. — Я чему-нибудь помешала? У нас была серьезная беседа об убийстве в другом измерении, вот и всё, но это неудачное объяснение для моей старшей сестры. Кроме того, прямо сейчас, я просто слишком рада видеть её. — Привет, — я подхожу к Джози и обнимаю её настолько крепко, насколько позволяет рюкзак. — Добро пожаловать домой. — Спасибо, — Джози треплет мои волосы, зная, что я это ненавижу. Обычно после этого я бурчу на неё, но сейчас мне даже нравится, что она так себя ведёт. В последний раз, когда я видела Джози, она истерически рыдала в маминых объятиях. Сейчас она в своём обычном амплуа пляжной девочки, дополненным шлепками и обгоревшим на солнце носом. Изучая её лицо, я заново узнаю её черты, так похожие на отцовские: голубые глаза, квадратная челюсть, каштановый цвет волос. Я больше похожа на маму, как и Владимир и Пётр… Это заставляет меня задуматься. Только теперь я вспоминаю, что я в мире, где моих братьев и сестры никогда не было. — У тебя всё хорошо? — Джози странно на меня смотрит. Я слышу, как сзади нас Тео ставит лазанью в духовку. — Ага. Всё хорошо. Просто я… — Я помахала пальцами, и это должно было означать, что я немного не в себе. Но выражение лица Джози становится жестче, и я понимаю, что она думает, будто я говорю о Поле и шраме от его предательства, оставшемся в семье. Поэтому она на Новый Год приехала домой, вместо того, чтобы праздновать с друзьями. Она пытается помочь родителям перенести это. — Мама и папа в большой комнате? - спрашивает Джози, бросает рюкзак около двери, как она делала это с четвертого класса. Она уходит, чтобы повидать родителей, а я прислоняюсь к холодильнику в бессилии. Когда Тео вопросительно смотрит на меня, я делаю движение в сторону большой комнаты. — Иди, поболтай с ними. Мне нужна минутка. Он не выглядит на сто процентов удовлетворённым ответом, но кивает, давая мне пространство. После ухода Тео я стою и смотрю в окно кухни. Дома у нас за окном висит ловец солнца, маленькая оранжево-желтая бабочка. Здесь ловец в форме сине-голубой птицы. Моё сердце начинает ныть и на этот раз для него нет лекарства. Я вижу иронию. Во время этого путешествия я страстно желала снова быть с моей семьей. Сейчас я более или менее с ними, но у меня есть другая семья, по которой я скучаю. Катя и маленький Пётр — я больше не видела их после царского поезда. Пётр, должно быть, в совершенном ужасе. Его будут мучить кошмары по ночам, я бы поставила в своей комнате кушетку для него, чтобы он был поблизости, и я могла бы разбудить его. А Катя? Вероятно, она уже спорит с Царём, чтобы он разрешил женщинам вступать в армию. И Владимир будет торопить Царя обдумать конституционные реформы, чтобы никакой другой претендент на трон не смог поднять восстание… «Я должна быть там», — думаю я, прежде, чем вспоминаю, что, конечно я там и есть. Маргарет из того измерения вернулась к своей жизни. Мы достаточно похожи, чтобы понимать, что она заботится о Петре, что присоединится к Владимиру, чтобы убедить своевольного Царя Александра. А ещё она оплакивает потерю Пола Маркова, её Пола, умершего и ушедшего навеки. «Помнит ли она свои последние недели с ним? Знает ли она, что провела ночь с Полом, ночь, когда рухнули все запреты? Если нет, тогда… Я украла это у неё. Нечто священное, что должно было стать её собственностью, стало навеки моим…» Я уже сказала Тео, что не считала Пола злодеем. Теперь я понимаю, что злодеем могу быть я. — Итак, я думала об этике путешествий между измерениями, — говорю я за ужином. Мама и папа переглядываются, а Тео смотрит на меня взглядом, говорящим: «Ты сошла с ума?» и я притворяюсь, что не вижу его. — Мы много раз говорили об этом, — отвечает мама, накладывая себе лазанью. — Прости, дорогая, но я не думала, что тебе интересно. Должна признать, что это скорее правда. Если бы я всё время обращала внимание на их разговоры о высшей физике, я бы сошла с ума. Кроме того, когда вся эта теория пригодилась бы в моей настоящей жизни? Теперь, конечно же, я знала ответ на этот вопрос. — Когда вы говорили об этом раньше, ну знаете, это было «а что, если». Абстрактно, не конкретно, — надеюсь, я говорю непринужденно, просто достаточно заинтересованно, чтобы поддержать беседу. — Сейчас всё изменилось. — Да, действительно, — тяжело говорит папа, и я понимаю, что он думает о Поле. Мы собрались вокруг радужного стола, временно освобожденного от бумаг, чтобы поместилась лазанья, салат, чесночный хлеб, вино и керамический кувшин, наполненный водой со льдом. (Нобелевская награда лежит на полу рядом со стопками книг, всеми забытая). Вся сцена такая, как должна быть, уютная и немного растрепанная и точно наша. Мамины волосы заколоты в небрежный пучок двумя карандашами. На папе, очки в квадратной черепаховой оправе. Джози пахнет кокосовым маслом. Тео поставил локти на стол. Я пинаю ножку стола, привычка, от которой родители отчаялись избавить меня ещё в средней школе. Джози даже принесла упаковку блестящих колпаков, как она это делает каждый год, хотя мы не надеваем их почти до полуночи. И всё же, за столом стоит пустой стул, где должен быть Пол, и его нет. Самое мощное присутствие в комнате — это его отсутствие. — Мы думали, что это будет возможность увидеть несколько маленьких слоев Мультивселенной другими глазами… и потом мы вернемся домой, чтобы поделиться знаниями, — его взгляд темнеет. — Но очевидно, для некоторых людей одного знания недостаточно. — Ну, София, — Тео одаривает её своей самой очаровательной улыбкой, которая довольно чертовски обворожительна. — Только не говори, что ты тоже становишься параноиком. Мама качает головой, один кудрявый локон выскакивает на свободу и прыгает вокруг её лица. — Я не отрицаю того, что сделал Пол. Он сломал вену в нас всех. Но это не значит, что он ошибся в Триаде. — Погодите, Триада все равно давит на вас? — сказала Джози с полным ртом салата. — Я думала, что вы сказали им засунуть это… Папа вздыхает. — Мы пытались. Оказывается, достаточно трудно сказать международной корпорации засунуть что-либо куда-либо. В частности, особенно когда они перестали финансировать твои исследования. — Что именно Триада должна засунуть? Тео поднимает руку в жесте «я об этом позабочусь»: — В некоторых исследованиях Триада пыталась расширить границы того, что мы можем сделать. Теоретически это на пользу! Не то, чтобы мы хотели, чтобы они узнали больше о возможностях путешествий между измерениями. Но Конли хочет не только передавать энергию между измерениями. Он хочет передавать материю. Я качаю головой, отрицая. Это я могу понять. — Сознание — это энергия, которая может путешествовать легче. Но материя — это очень сложно, так? Это и так чудо, что с помощью Жар-птицы можно путешествовать. — Это верно, — говорит мама, переключаясь в режим профессора. — Однако, Жар-птица доказывает, что передача материи между измерениями возможна. — И само по себе это неплохо, - вмешивается Тео. — Я имею в виду, как прекрасно было бы, если бы мы смогли принести какую-нибудь удивительную технологию из измерения, немного более продвинутого чем наше? Привезти, проанализировать, придумать как повторить? Я вспоминаю Лондон, голографические экраны, кольца-смартфоны и всё остальное. — Пока речь идет только об этом, у меня нет возражений, — папа выглядит обеспокоенным. Я решаю налить ему еще немного вина, в обычной ситуации он никогда бы не выпил больше бокала в Новогодний вечер, но сегодня он, возможно в этом нуждается. — Но Конли продвигает более агрессивный план. Это меньше похоже на то, что он хочет изучать другие измерения, больше похоже на то, что он хочет шпионить за ними. — Ты можешь себе это представить? — говорит Мама. — Он хочет найти способы позволить путешественникам полностью управлять телами других своих воплощений. На длительные периоды времени, постоянно. Это не то, чего мы хотели. Мы никогда не хотели никому навредить, и то, о чём говорит Конли, выходит далеко за эти границы. Жар-птица должна будет использоваться, для того, чтобы… Красть людей у самих себя. Папа качает головой, как будто он внезапно замёрз. — Ты можешь разговаривать со своим лучшим другом, и не иметь представления, что его заменил шпион из другого измерения. Это ужасает. Мы с Тео переглядываемся и сидим очень, очень тихо. Мама делает глубокий вдох.