– Сделали, да! Такой, полукосметический. Ванную поменяли, а остальное так – двери, побелка. Обои в одной комнате. А вы почему спрашиваете? Покровский объяснил, что готовятся новые правила ремонта квартир. «Будто из самого Политбюро инициатива, хотя тут, может, врут». И согласно новым правилам, нужно будет утверждать в ЖЭКе все мелочи, включая выбор обоев. – А то их выбирать будто бы можно! – возмутилась мать Сеньки. – Какие нашли, такие и поклеили. Глупость какая! Придержала полу халата, чтобы не отпахивалась. – Глупость не глупость, а информировать я вас должен. По слухам, любой ремонт в этом году, даже если раньше правил сделан, будет проверен. И если что не так, последуют штрафы. – Штрафы задним числом? – мать Сеньки не так просто было запугать. – Это разве логично? – Много у нас логичного? – возразил Покровский. – Знаете, как Брежнев Райкину сказал? – Как? – оторопела хозяйка. – Сказал: «Аркадий, логики не ищи!» – А… А по какому поводу он так сказал? – Этого я не знаю. Но информация точная. – А вот у меня, между прочим, информация, что из слива в ванной пахнет черт знает чем, хотя я чем только туда… Зайдите-зайдите, понюхайте, и у вас будет точная! Шагнула в ванную, Покровский было за ней, но остановился, воззрился на дверной косяк. – А дверь-то в ванную у вас криво навешена, может застрять в чрезвычайной ситуации. – Криво? – удивилась хозяйка. – Вроде не криво. – Да где же не криво! Дружище, рассуди нас, – позвал Покровский Сеньку. – Вот глянь, дверь перекошена? – Нет… – посмотрел Сенька. Он, разумеется, сразу узнал Покровского, но тот ему настолько заговорщицки подмигнул, что Сенька ждал развития событий. – Я же вижу, что перекошена. Можете закрыть изнутри на защелку? Надежде Алексеевне стоило бы, конечно, подумать, прежде чем запирать себя на защелку при незнакомом мужчине, но Покровский умел внушить доверие. Защелкнула. Покровский схватился за ручку двери. – Определенно перекошена! Не открывается. – Как же не открывается, – Надежда Алексеевна отщелкнула защелку, попыталась открыть, Покровский держал крепко. – Да вот так! Я вижу, типичный структуральный перекос… – Какой еще структуральный, только что открывалось… – раздавался глухой растерянный голос. Сенька открыл рот, было видно, еще миг, и он что-нибудь да предпримет. – Дружище, бери ключи. Там моя машина перед подъездом, написано «Дежурная служба». Сможешь открыть? На переднем сиденье портфель с инструментами, тащи сюда. Будем твою мамахен выковыривать! – громко сказал Покровский, чтобы Надежда Алексеевна слышала и нервничала поменьше. Слово «мамахен» он прежде не употреблял, а вот услышал его дня три назад от буфетчицы кафе «Сокол» – и застряло в мозгу корявой щепкой, а сейчас выскочило. И добавил шепотом: – Сеня, дуй вниз, я сейчас выйду, все расскажешь. Сенька сообразил, дунул вниз. – Да что за перепокос… перекос! – опять вскрикнула хозяйка, сильно дергая дверь. Покровский тряхнул дверь, сказал: – А вот так попробуем. Еще тряхнул два раза. И отпустил дверь. Она открылась. – Где Сеня? – выскочила хозяйка. – В машину спустился за инструментами, да уж не нужно. Скажу ему, чтобы домой шел, – широко улыбнулся Покровский. Хозяйка слегка успокоилась. – А вы в ЖЭК загляните, на той неделе уже будет информация по новым правилам. Чем быстрее узнаете, тем больше шансов, что переделаете раньше, чем оштрафуем! Покровский сбежал вниз по лестнице, Сенька ждал у подъезда. – Давай сразу к делу, мать волнуется! Сенька рассказал. Некоторое время назад был с ними на каркасах такой Серж из Ленинграда. Говорил на старый манер, что он из Петербурга. И он, Серж этот, видел на каркасах, и не просто на каркасах, а на той самой площадке, он видел человека! А Шеф запретил об этом рассказывать. – Почему запретил? – Там девчонка у нас, Тала, ей этот Серж в прошлый раз понравился, а сейчас Шеф ее обманул. Серж приехал, а Шеф Талу не позвал, не сказал ей, что Серж приехал. И не хочет, чтобы Тала узнала, что Серж приезжал. Серж – он вообще больше Глеба друг, чем Шефа… Чтобы Тала не узнала. Почувствовал тогда Покровский между Шефом и Глебом линии напряжения, связанные с Талой, а выводы сделал неверные, близлежащие. – Глеб тоже из генеральского дома? – Да. Я телефон его помню. – Отлично, Сенька… Вдали замаячил Митяй, Покровский махнул ему, Митяй подбежал, Покровский руки обоим пожал, поблагодарил. Само на язык вывернулось, Сеньку тоже пригласил на футбол. Это уже через неделю с хвостиком, надо с билетами не пролететь. Шесть часов вечера. Позвонил из автомата Глебу, ответили, что он вот-вот придет, через полчаса. Покровский подумал, проведать ли кафе «Сокол» или лучше площадку на каркасах, застать врасплох место злодеяния: как оно там? Но увидел торопливо куда-то идущих старушек номер четыре и номер пять. – Товарищ милиционер! Обрадовались. Но какие-то невеселые. Еще бы: новости у них невеселые. Третья подруга их, Антонина, попала все же в больницу. Сначала казалось, все обойдется, отлежится Антонина с ушибами, но началось воспаление – госпитализировали! Старушка, что из Воронежа, отъезд свой отложила, помогают вместе подруге. – Пусть выздоравливает, – сказал Покровский и вспомнил опять Серегу Углова. – А правда, что… Очередные фантастические слухи про маньяка опроверг с чистым сердцем. Почитал немного газеты на стенде. Ивантеевская трикотажная фабрика вместе с ЦНИИ швейпрома и ВНИИ текстильно-галантерейной промышленности налаживает производство противогнусовой одежды: прекрасно. «Бурлаки на Волге» Репина впервые за 78 лет покинули ленинградский Русский музей и демонстрируются теперь вместе с «Опять двойкой» Решетникова в Токио в выставочном зале крупнейшего универмага «Мицукоси»: не глупо в универмаге-то? Ладно. Позвонил – Глеб был дома. С готовностью вышел на улицу, рассказал про случай с Сержем, сказал, что рад «грех с души снять». Переживал, что скрыл от милиции правду, определил это как «грех», молодец. Серж того человека видел хорошо, а тот наоборот, как Сержу показалось, Сержа не заметил, ибо что-то там внимательно изучал. – Прямо лицо его Серж видел? – Он не говорил точно про лицо, но говорил, что видел вблизи. Сказал что-то вроде… сейчас… на хорька похож! Получается, видел лицо. – На хорька… Ладно. Глеб знал ленинградский телефон Сержа, и адрес знал (улица Фурманова оказалась, смешно), только вот не уехал ли Серж автостопом на Рижское взморье, как собирался. – А кто-то еще в квартире живет? – Серж там с родителями, но они летом на даче. Приехав на Петровку, Покровский первым делом позвонил в Ленинград. Длинные гудки на улице Фурманова. В Ленинграде белые ночи, романтика, игра «опоздай на мосты». Трудно сегодня будет вызвонить Сержа, даже если он еще на берегах Невы. Жунев насыпал всем по ложке растворимого в фарфоровые сине-белые чашечки, Фридману велел разливать кипяток. Кофе с ложки в чашку стряхивал раздраженно. Пришел с допроса по какому-то другому делу злой, красный. Тяжело дышит, кулаки потирает. Фридмана Покровский с утра зарядил во Владимир, Миша только-только вернулся. Когда он застрял в Калуге, Покровский подумал – так себе был юмор, если честно – что Фридман проколол, видимо, сразу два колеса. Но возвращаясь сегодня из Владимира, Фридман проколол три. Перед носом его «Москвича» открылась задняя дверь у каблука-ЕрАЗа с метизами, все метизы на дорогу, в том числе большие и острые. – Не пострадал никто? – спросила Настя Кох. – Не, я один за ним ехал. И смотрю, дверца кряк – и повисла на креплении. Оттуда ящик, а из ящика, вижу, штучки всякие. Я тормознул, а они по всей трассе… Надо отдать Фридману должное: подъехавших гаишников заставил себе помогать, они ему нашли покрышки. («Отобрали у кого-нибудь», – подумал Покровский в скобках.) И основное задание Миша выполнил на отлично. Не просто нашел на даче Галину Ананьевну Кузнецову, которая помнила Кроевскую по совместной работе, а двадцать второго мая опознала ее в убитой, но и получил от нее ценные сведения. – Кроевская часто именно на этой скамейке сидела, по словам Кузнецовой. На которой ее убили. На этой или на соседней. А если они заняты были, могла круг по парку дать, а потом прийти проверить, не освободились ли. Сказала, что женщина была хорошая, но нелюдимая. Много лет они были знакомы, а разговаривали редко, чаще только здоровались.