«На соседней» – это, выяснилось, на той, под которой тоже нашелся асфальт. Она не совсем соседняя, но близко, да. Покровский даже не удивился. Подумал, что сложилась, похоже, версия. Склеились летучие куски асфальта. Еще послушать, что товарищи расскажут, и можно эту версию обсудить. Про пенсионерку-подругу, которая у Кроевской дома бывала, Кузнецова ничего сказать не могла. Даже удивилась, что была такая подруга. – Сгонял человек во Владимир, чтобы выяснить, на каких скамейках сидела старушка… – Жунев пристально глянул на Покровского. – Доволен ты результатом? – Доволен. Я попозже сформулирую. Еще не взболталось. – Ну взбалтывай скорее, – сказал Жунев. – А что с плакатом на балконе? Кравцов отчитался, даже показал фотографию, которую нашел в документах, монтажники кое-что фоткали для отчетов. Покровский уже знал результат: видел Кравцова до совещания. Огромный плакат на фасаде с солдатом, что несется по чистому полю на верную гибель с гранатой: этот долго висел. А оформление балкона, алое полотно со стилизованными ленточками разных орденов и медалей, сняли раньше. Двенадцатого мая, когда падал кирпич, оно было на месте. А как кирпич упал, его и сняли на следующий день. Когда Жунев попал на место происшествия, не было давно кумача. – Дела-а… – протянул Гога Пирамидин. – То есть следственный эксперимент псу под зад? – Туда, – сказал Покровский. – Претензии ко мне. Это мне не пришло в голову, что балкон мог быть… задрапирован. – Да и мне не пришло, – сказал Жунев. – А я там раньше всех был. – То есть кирпич тоже маньяк бросил? – уточнила Настя Кох. – Мог из-под кумача-то, – напряженно сказал Жунев. – На карачки встал, снизу прорвал его… А, Покровский? – Да несчастный случай там! – Да вот неизвестно теперь! Пирамидин рассказал о французе в галошах. Чебурашка, конечно, вызвал шквал шуток. Отличное для маньяка погонялово – Чебурашка. Под его именем дело в историю и войдет. На рынке Птушко никого не опознал, но за время, пока они туда ходили, Гога Пирамидин окончательно убедился, что в троллейбусе Птушко ничего не перепутал. – Ему столько и не выпить, дистрофану, чтобы перепутать. – Но это ведь большая редкость, чтобы на галошах что-то рисовали, не то что Чебурашку. – Проверь, – сказал Жунев. – Может, производят с Чебурашкой где-нибудь… В Чебоксарах. В любом, конечно, случае, надо найти этого необычного человека. Семшова-Сенцова Гога Пирамидин уже отправил по следу и сам завтра с утра пораньше к поискам кавказцасо злыми итальянскими глазами активно присоеди нится. Сгоняли Фридмана за водой, новый чайник вскипятить. Покровский рассказал про свидетеля на каркасах. – Что значит похож на хорька? – не понял Гога Пирамидин. Покровский сказал, что тоже не понимает. Надо бы Сержа из Петербурга, он же Сергей из Ленинграда, поскорей опросить… – Взболталось, Покровский? – спросил Жунев. – Пять минут прошло… – Не пять минут, а пять дней ты уже думаешь. – Хорошо, – сказал Покровский. – У меня не до конца… Но я расскажу, а вы критикуйте. – Это могём, – хохотнул Гога Пирамидин. – Мы как-то дежурили с Серегой Угловым в прошлом году, – начал Покровский. – Так… – А Серега, вы знаете, читал детективы. В милиции мало кто читает детективы. Фильмы по телевизору смотрели, их и немного, фильмов. Смотрели, смеялись, какая чушь, а читать – это уж слишком. Серега Углов был исключением, таскался с «Искателями» и «Подвигами», замусоленными сборниками и даже выписывал журнал «Урал» – первый, по оценке Углова, из журналов СССР по остросюжетным публикациям. И было, значит, дежурство, выдалась спокойная ночь, их группа долго сидела без вызова. Углов пялился в детектив, хмыкал, Покровский в какой-то момент спросил, что это он хмыкает, так и выяснилось, что в этом детективе убийство спрятано среди других убийств. – Это как? – Где легче всего спрятать дерево? В лесу, – сказал тогда Углов. Покровский ярко увидел эту сцену. Родная до осточертения комната отдыха, Углов развалился в тени фикуса в зеленом продавленном кресле, вытянул свои длиннющие ноги в казенных ботинках. Книжка в руках. – Дерево? – не понял Кравцов. А Жунев сообразил: – Ты хочешь сказать, он узнал про кирпич и подумал, что тоже ведь мечтает давно убить одну немолодую особу? А тут можно подделаться под маньяка, благо начало положено? – И пошел молотить, – кивнул Покровский. – Одну свою, а остальных для отвода глаз… А на каркасах не сложилось просто. А мы решили, как преступник и планировал, что это просто у маньяка неудачная попытка. – Ужас какой! – громко прошептала Настя Кох. – То есть он, чтобы одну нужную убить, других убивал вообще просто так? – Да, идея такая. Мы пытаемся связать много эпизодов, а невозможно связать то, в чем нет ло-гики. – Чё-то как-то слишком умно, Покровский, – с большим сомнением сказал Гога Пирамидин. – Не, мы понимаем, что ты умный… – Как мент из телевизора, – поддакнул Жунев. – Там, что ни детектив, Спинозу поминают и этого… Монтеня. Ударение в Монтене Жунев специально переврал, Покровский поправил. – Я и говорю, культурный, – сказал Жунев. – Ты его читал еще, поди, Монтеня? Ударение опять переврал, на иной манер. – Читать не читал… – В филармонии тебя зимой видели с бабой в брильянтах, – вспомнил Гога Пирамидин. – Ну, это не доказано, – вяло возразил Покровский. – Спалился ты, Покровский, – шутливо сказал Жунев. На самом деле, он встревожился, Покровский это почувствовал. Не такой вычурной показалась Жуневу новая версия, как он пытался представить, ударяя туда-сюда Монтеня. И Кравцов прямо повеселел, глаза заблестели, руки потирает. Фридман тоже смотрит с большим интересом, Настя Кох несколько непонимающе… на лице Гоги Пирамидина да, скепсис. Покровский решил зайти с мелочи. – Почему, например, покушений нет уже больше четырех с половиной суток… – Я ежедневно все длинные сводки проглядываю, нет ли где-нибудь хоть чуть-чуть похожего, – попробовал встрять Кравцов, но Покровский не дал: – Можно предположить, что Чебурашка закончил программу. Свою убил, внимание отвлек, цель достигнута… – Да ты что за хрень-то несешь, Покровский, – возмутился Гога Пирамидин. – Это срок – четверо суток? Мы можем и не знать, валяется трупешник где-нибудь в канализации. – И он мог перерыв сделать, – вступила Настя Кох. – Приболел, может. – Да хоть бы и сдох, – продолжил Гога Пирамидин. – Сдохнуть любой может в любой момент. Жунев ничего не сказал. – Смотрите, – не торопился Покровский. – Моя схема объясняет смазанное последнее покушение. Будто хотел побыстрее прикрыть лавочку. Для галочки, наспех. И важнее ему было убежать оттуда, чем точно гирю швырнуть. – Лавочку для галочки… – разгорячился Гога Пирамидин. – Но это он, получается, грязно сработал. Не соответствует! – Рассчитал, а нервишки задрожали. И чего уж он так подставился – следов-то у нас нет. Только умозаключения. – Я и говорю, у тебя только умозаключения! – Но нельзя отрицать, что последнее покушение подготовлено из рук вон плохо! Это не умозаключение, это для нас для всех факт. – Ты это с таким видом говоришь, – заметил Жунев, – будто это подтверждает твою версию. А оно, наоборот, опровергает. Гога прав – исчезает образ хладнокровного комбинатора. – Если на Скаковой все же несчастный случай, – упрямо продолжал Покровский, – то становится ясно, почему такие разрывы между эпизодами. – Какие такие?