– Мог увидеть, когда с трубой помогал. – Давненько. – Согласен. Нужно было время созреть. Кроме того, исчезла записная книжка Кроевской. Мало шансов, что она ее случайно с мусором вынесла. Получается, был кто-то чужой в комнате. – Предположим… Предположим, боксер узнал про икону. Но почему просто не украсть? А, да, она бы поняла, что это он. – Конечно! Икону видел, а если еще и ключ хватал… – Ты ключ отнес Кривокапе? – Отнес. – А официантка не могла сама ключ скопировать? А теперь на соседа валит. – Ну… – даже немножко и растерялся Покровский. – Могла, наверное. Но, знаешь, по личному впечатлению… – Симпатичная баба? – нахмурился Жунев. – Симпатичная, – сказал Покровский, – но дело не в этом. – Не знаю. Ты не замыкайся на боксере, Покровский! Ты ее хахалей видел уже? – Нет пока. Покровский не спешил, если честно. Хорошо, допустим, Раиса Абаулина сверхсуперхитрая преступница, Покровского вокруг пальца обвела. Но не стала бы она, наверное, сообщников таких выбирать… близлежащих. А Жунев хмурится, кажется ему, что у Покровского крен в версии, не надо сейчас лишнего напряжения. – Увижу, конечно! Их только вычислили. Тут не знаешь, за что хвататься. Я бы еще и в Красноурицк слетал по бадаевским следам. – Опять двадцать пять! – Слушай, интуиция! Вот Сержа из Петербурга не нашли, чуял же я, что надо найти. – Подожди, хахали в Москве, давай ты сначала… – Я могу сам не лететь в Красноурицк, можно Кравцова закинуть. Затрещал телефон. Жунев снял трубку, выслушал, поморщился. Спросил: – А мы тут при чем? Наши все на севере бабуськи. Покровский заерзал. – Да что, твою мать, делать, ничего не поделать, – сказал в трубку Жунев. Положил трубку на рычаг, встал. – Едем. – Куда? – спросил Покровский. – На «Автозаводскую». Непонятная мертвая старуха нашлась. – Как это непонятная? – Непонятно откуда взялась. А старухи все теперь наши считаются, чтоб их… – Что значит «нашлась»? На улице? – В морге. – Что за черт. А в морге откуда? – Это и неизвестно, откуда она в морге. Марина Мурашова оказалась свободна, удачно. Побежала этажом выше за сумочкой, Жунев пошел вниз. Покровский ждал Марину, смотрел, как «этот из парткома» меняет подпись под снимком на Доске почета: Черепанова из бухгалтерии получила очередное звание, нужно внести соответствие. Покровский подумал, что будет, если предложить ему размещать на Доске почета фото не только людей, но и особо отличившихся служебных собак. «На той неделе Плутон как ловко убийцу в Чертаново по горячим следам, да?» Не стал заводить этот разговор. Вдруг Гога Пирамидин вывернул из-за угла, у него тоже долг по стрельбе, и тоже устькаменогорцы не позволили этот долг вернуть, чтобы уж они скорее взяли в побратимы какое-нибудь Министерство легкой промышленности, им же самим толку больше. – Но что я щас расскажу вам про боксера! Где Жунев? – В машине, едем на труп старушкин! Гога, конечно, вызвался тоже ехать смотреть на труп. Каблуки Марины Мурашовой уже цокали по мрамору лестницы. Жунев в машине ждал, читал бумаги. Не сразу заметил, что и Гога Пирамидин сел. Уже когда «Колхозную» проехали, увидел его в зеркале заднего вида, не удивился. Спросил, что нового. – Семшов-Сенцов видел Бадаева в серой куртке, – гордо сообщил Гога Пирамидин. – Что-то грузили большое, он тоже участвовал и специально переоделся, куртка у него там хранится. И она ему слегка маловата. – Мало ли, в серой куртке, – сказал Жунев. – Много ли! – возразил Пирамидин. – Потому что Бадаев сутулился. Чуть-чуть. – Что? – А… – Э… И Марина, и Покровский, и Жунев, все начали удивляться и тут же все поняли: если руки в карманы куртки засунешь, которая тебе мала, то неизбежно ссутулишься. – Вот ведь скот обосранный, – неожиданно непосредственно отреагировал Жунев. – Что теперь? Показываем его, значит, этому козлу от Панасенки? Да, надо показывать, если такие новости! Нужно завтра же организовать… Зависит еще от козлов от этих. Официанткиных хахалей тоже не забываем, вспомнил Жунев и строго посмотрел на Покровского. Не забываем, конечно, но у депутата рост 192 см… Геннадия Перевалова – этого да, надо показать. Морг при большой больнице, здоровенный, на фасаде мозаика – мальчик с песиком бредут по сосновому бору, собирают грибы. То есть собирает мальчик, а песик просто наслаждается универсумом и своим местом в нем. Другой пес, настоящий, цвета моркови, сидел на скамейке у входа, жмурился, ловил вечернее тепло. Увидел людей, заколошматил себя по уху задней лапой. Окна на фасаде замазаны до середины белой масляной краской, закатное солнце играет в стеклах, золото с молоком. Делегацию встретила женщина в белом, повела через анфиладу мертвецких, кафельный пол, серые-черные клетки, в одном из залов прошли мимо огромного зеленоватого мраморного стола для вскрытий, на краю которого блестел забытый скальпель и лежала розовая хирургическая перчатка, ближе к центру стола скомкалось белое полотенце. Микроскопический, но несомненный, так называемый специфический запах делал воздух немножечко желтым. Вошли в последнюю мертвецкую, на середине каталка, тело, прикрытое серой простыней. Жунев, Гога Пирамидин и Марина Мурашова придвинулись вплотную, Покровский поотстал, женщина в белом сняла простыню. – Позвольте, – сказала Марина Мурашова. – Трупу-то… Немолодой труп. – Старуха, так и сказали, – сказал Жунев. – Хотя да, странный вид. – В том смысле, что умерла эта женщина… – продолжила Марина. – Качественно она заморожена, сложно определить. Но давно. Когда она умерла? Покровский тоже глянул на труп. Лицо цвета поседевшего инея, если можно так выразиться, да даже если и нельзя. Если Апокалипсис будет сопровождаться маршем мертвых старух с косами, то лица у них будет именно такими. – Я не знаю когда, – сказала женщина в белом. – Как не знаете? Вот же бирка. – По бирке это совсем другой покойник… Покойница, которую полгода назад похоронили. – Полгода? – крякнул Жунев. – Может и полгода лежит, – сказала Марина. – Несколько недель точно. – Значит, не наша, – облегченно сказал Покровский. – Старушка не наша, а дело теперь наше, – сказал Жунев. – Нам с тобой, Покровский, нужно вручить значок «Заслуженный геронтовед». – Геронтовод, – сказал Покровский. – Геронтофил! – расхохотался Гога Пирамидин. Женщина в белом и в очках в белой оправе сердито ткнула себе посреди переносицы. Не разделяла веселья. Что же случилось? Вышла из строя какая-то ерунда по линии электрооборудования, обесточился незначительный участок. В морге это коснулось одного небольшого зала с запасным холодильником. Ну, мест не хватало, чем морги лучше трамваев и ресторанов, и запасной холодильник тоже часто был заполнен. Шесть единиц нужно было срочно передислоцировать из него в другой холодильник. Замглавврача, непосредственно отвечавший за морг, был в отгуле, повез семейство на дачу. Операцию возглавила Инга Игоревна, зав одним из отделений. Все трупы снабжены бирками из непромокаемого материала, коричневого, тоже довольно отвратного оттенка. При работе, естественно, соблюдали формальности, фиксировали перемещения в журнале. Каково же было удивление Инги Игоревны, когда выяснилось, что одна из покойниц, которая по документам благополучно проследовала на кремацию в середине декабря, согласно бирке провела остаток зимы и весну в запасном холодильнике. Лаборант работает недавно, говорит, что по этому трупу информация у сменщика. У сменщика домашний телефон занят и занят. Главврач прибежал, сидит пьет валерьянку. Сторож ничего не знает. Инга Игоревна вызвала милицию. – Приехали, главное, такой толпой, – сказал Жунев, достал сигареты, сунул одну в рот. – Вы извините, у нас медицинское учреждение, курить нельзя, – сказала Инга Игоревна. – Как же вы тут живете, – сочувственно сказал Жунев, оглядываясь по сторонам.