– С пеной. – Но ты не верил. – Если этот хрен прячет в подсобке икону убитой соседки… Я и задержал! Икона была спрятана в олимпийском кольце, в левом верхнем, что символизирует Европу, в голубом. Кольца принято раскрашивать по цветам континентов – Африка черная (негры), Америка красная (индейцы), Азия желтая (азиаты), Австралия зеленая («зеленый континент»), а Европа неясно, почему голубая. Когда в конце прошлого года стало известно, что Москва примет Олимпиаду-80, оживились неравнодушные самоучки-затейники. Один такой сварганил и привез в подарок любимому ЦСКА дюралевые, полые внутри олимпийские кольца, и в каждом из них дверка, чтобы можно было засыпать ту или иную символическую ценность, зерна пшеницы, например, как на гербе СССР. ЦСКА подарок не принял, ибо кольца вышли кривыми и травмоопасными, с острыми краями, но энтузиаст сгрузил подарок на территории спортивного комплекса и был таков. Бадаев же имел под своим началом хозяйственный сарайчик, куда эти кольца на всякий случай и приберег. Там, в Европе, икона и лежала, сам показал. Что же, спрятанная икона с убийства – повод забрать хозяина тайника на Петровку. Хотя в среднем случае опытный Жунев не спешил задерживать подозреваемых. Подозреваемый часто полезнее на свободе, где можно наблюдать за его поведением. Сейчас имело бы смысл проследить, как бы он вел теперь себя с Голиковым. Но Жунев, оказывается, увидел, как Бадаев напал на подростка, который конфетный фантик мимо урны бросил, стал ему ухо выкручивать. И со злости тут же Бадаева и ухапсил, как говорит Кривокапа. – Когда будем допрашивать? – глянул на часы Покровский. – Через часик давай. Мне тут кое-что надо, а вы пока подумайте, как разговаривать будем. Посидели под фикусом, подумали. Жунев бах – и обострил, и вот сейчас будет первый допрос убийцы. Пробежались еще раз по уликам – все совсем косвенные. Так что понятна тактика на допрос: ломать боксера. Гроб с голой Мариной увидеть – это ж надо… Вроде только что из отпуска. В бассейн чтобы пойти, нужно взять справку в медпункте. Вывернули из-за угла два приятеля-капитана, Бараблин и Жерубнов, обсуждают земные средства передвижения. – Чую, что-то не то. А это от самого гаишника перегаром пахнет! Тут уж я достал удостоверение. – Да, смешно. Слушай, мне Вовчик дважды уже смотрел амортизатор, а через неделю снова дребезжит. У тебя не было с Вовчиком проблем? – О, хорошо, что ты спросил! У меня зеркало, которое он на крыло мне впендюрил, отходит. Сели в лифт, уехали. Вопросы, похоже, назрели к неизвестному Вовчику. А уж к Бадаеву сколько назрело. Выглядел боксер помято. Видно, что настраивается, пыжится, готов дать бой, о котором не раз уже думал, прокручивал про себя. Но сбился, увидев противников. В полутьме стол следователя, за столом Жунев, лампа с зеленым металлическим абажуром, в ярком круге света на столе магнитофон, черная и белая пластмасса в решетку, будто оскал, сбоку в темноте за маленьким столиком Покровский, на этом столике тоже лампа, но обращена в угол, где стоит, расставив ноги, огромный Гога Пирамидин в белой рубахе без пиджака: портупея, пистолет. Бадаев, конечно, посражается, ставка у него высокая. – Что стоишь, как кое-что у макаки, садись! – Жунев не «кое-что» сказал, прямее свою мысль высказал. Бадаев сел. Все смотрели на него внимательно, цепко, Бадаеву было сложно поднимать глаза, хотя он несколько раз и попробовал это сделать. Все молчали. Гога Пирамидин почесал яйца через штаны. Жунев нажал кнопку связи, резко сказал заглянувшему сержанту, что графин пустой. Потом вытащил зажигалку, пощелкал, не дала огня. Вытащил спички из того же кармана, закурил. Гога Пирамидин сказал: – Кинь в меня тоже спичками. Жунев кинул, не глядя, через плечо, Гога Пирамдин поймал, прикурил, сунул спички в карман. – Отдай спички, – сказал Жунев. Гога кинул спички на стол, они поползли к краю, Жунев остановил их. Серия «Гербы городов Московской области», Волоколамск. Зеленый треугольник, на каждой из вершин которого еще по треугольнику, необычный герб. Покровский вытянул ноги, отодвинулся со стулом, скрежет… Бадаев пошевелился. Сержант принес графин и стаканы на подносе, поставил перед Жуневым, тот налил себе воды, отпил немного. – К девкам хотели сегодня, – сказал Жунев. – Поздно уж будет, – сказал Гога Пирамидин. – Я могу и без вас пойти через пару часиков, – сказал Покровский. – А вы тут продолжите. Бадаев снова еле заметно шевельнулся. Наблюдал, старался не суетиться, оценить ситуацию. Он дурачок, конечно, но есть ведь чуйка, богатый жизненный опыт. Все-таки Бадаев не выдержал, закашлялся. Жунев жестом предложил ему сигарету. Бадаев сказал, что не курит. – За уши возьми пару штук, дашь кому-нибудь в камере, чтобы ночью не обижали. – Что же, я тут сегодня ночевать буду? Покровский и Жунев переглянулись. Еще чуть-чуть помолчали. – Вы какого числа икону Голикову передали и в котором часу? – спросил Покровский. Бадаев вздрогнул. Вопрос вроде не самый опасный. Пожевал губами. – Икону для консультации Голикову я передал двадцать третьего мая утром, это была пятница. Хотел раньше, в начале недели, но сначала я забыл ее принести, потом Мирослав Анатольевич был плотно занят. А утром в пятницу я пришел к нему в десять часов, рассказал, так и так. Он согласился показать специалисту. Сразу ошибся Бадаев, дурак он и есть дурак, слишком подробный ответ, заготовленная обмусоленная информация – слишком гладко. – Рассказал, как грохнул бабушку? – спросил Гога Пирамидин. – Я не имею отношения к смерти Варвары Сергеевны, – сказал Бадаев и быстро облизнулся. – Она мне икону раньше дала. Переглянулись. Жунев очень выразительную рожу скорчил. – Когда? – спросил Покровский. – Девятнадцатого, в понедельник. Кроевская сказала, что у нее есть ценная икона, которую она хочет продать, и попросила меня посодействовать. Жунев усмехнулся. – Яйца к чему чешутся, к мордобою? – спросил Гога Пирамидин и снова почесал, но уже не через штаны, а рукой залез. Покровский поинтересовался, почему Бадаев не передал тут же икону следствию. Бадаев замешкался. Старался обдумывать ответы. – Почему не сказал нам про икону, тебя спрашивают! – прикрикнул Гога. – Я решил, что могу оставить ее себе, – так сформулировал Бадаев. – Он решил, – наклонил голову Жунев. – Решительный. – У Кроевской не было родственников. А икону я получил без умысла, она сама мне дала, – сказал Бадаев с упрямством в голосе. – Я ее не воровал и не брал без спроса. – Ты вообще давно иконами интересуешься? – Я… Нет. Совсем не интересуюсь. – А что ты второго мая у Ивана Брата спрашивал о Прохоре Чернецове? Бадаев заерзал, а Жунев затянулся поглубже да выпустил в лицо Бадаеву густую струю дыма. Тот раскашлялся. – Хрен ли про икону Брата расспрашивал? – Это я из вежливости. – Ты думаешь, Ивану Брату интересна твоя вежливость? Ты кусок говна, а он олимпийский чемпион. – Вы почему меня оскорбляете… Попытался плечи расправить. Ответа не дождался, только следующего вопроса: – Откуда о Чернецове знаешь? – Фильм был. – Ты видел? – Нет. В «Кинопанораме» показывали отрывки. А тут вдруг Кроевская говорит, что у нее древняя икона. Я говорю: вы, возможно, заблуждаетесь, Варвара Сергеевна, это нужно проверить. – Как дала икону, расскажите подробнее, – велел Покровский. – Я чайник грел на кухне, она вышла… – Во сколько? – Во сколько… Часов в девять вечера. Я только пришел с ЦСКА – в бассейне был.