– Да! – рявкнул тот ему в ухо, уже оповещая о своем отвратительном настроении. – Твоя жена, Тихон, слаще мёда, – сказал он ему издевательским тоном. – Ах ты, тварь! – начал тот орать, сразу переходя на более крепкие словечки с рабочим сленгом, – …я тебя живьём закопаю! Ты у меня землю жрать будешь!.. А для него это было подобно музыке для ушей. Потому что слышал по дрожащему голосу, по интонации, в тени всех слов – насколько сильно эта ситуация затронула ублюдка. Это несомненно вызывало удовлетворение. – Похоже, ты совсем её не балуешь, раз она кончает со мной раз за разом. Тихон замолчал, словно подавился его словами. Но почти сразу начал говорить, и голос вибрировал от нервной дрожи: – Отвечаю – ты за это заплатишь, Барс. Посажу, и глухарей тебе припаяю до пожизненного. – Думаешь, мне есть что терять, Тихон? Уже год, как нет… благодаря тебе. – Да не хотел я убивать твою бабу! – выкрикнул тот. – Я поговорить хотел! Глеб замер на выдохе. По нёбу покатился терпкий дым. Защипало глаза, когда тот начал в них лезть. Но стоило закрыть, как в сознании всплыл женский образ. В то утро на ней был маленькие черные трусики… и его белая футболка с каким-то узором. Он вспомнил её смех: звонкий, тягучий, заразительный. Вспомнил, как одичало трахал на обеденном столе… – Глеб… – выстанывала она ему в ухо. – Еще… сильнее, Глеб… я тебя люблю, мой котяра, слышишь? Люблю… В груди взорвался ком боли, окутывая смертоносным ядом. Теперь все эти воспоминания – как инструмент пыток. Каждый день, ночью вместо сна, постоянно. Спрыгнул с подоконника, безжалостно туша об него окурок. Снова схватил пачку. – Да мне насрать, что ты хотел. Ты не имел права к ней приходить! Не имел право её запихивать в свою долбанную машину! И знаешь что? Пожалуй, я трахну твою Лизу прямо сейчас, раком, жёстко. Адьёс, амиго. Нажав отбой, Глеб рывками достал новую сигарету, но прикуривать не стал. Внутри всё так и кипело, словно налили раскалённое масло. – Может, ты сначала остынешь? – посоветовал Сизый. Он одарил его взглядом, но ничего не стал говорить. Стащил футболку, вышел из комнаты и твердым шагом, вбивая стопы в паркет, направился вниз. Ещё по дороге расстегнул верхнюю пуговицу джинс и достал ключи из заднего кармана. Открыл дверь и вошёл в комнату. Девчонка как раз лежала в кровати. Но стоило ему подойти, встрепенулась и попыталась убежать. Испугалась – он заметил это ещё по глазам. Поймал за руку и толкнул лицом в кровать. – Нет! Барс! Подожди! – закричала она. – Заткнись, – рявкнул, дергая к себе за бёдра. Она вскрикнула. А он сорвал халат с женских плеч и отбросил в сторону, чтобы потом свободно задрать её упругий зад. В этот раз было плевать на прелюдия. Плевать на чувства этой девчонки или кого бы то ни было. В голове ни одной здоровой мысли. Внутри сплошная пульсация боли вперемешку с адским желанием сношаться. Сдёрнул бельё с округлых бедер, чтобы ничего не мешало. Расстегнул молнию на своих джинсах и вынул на свободу болезненно набухший член. – Барс! – снова завопила она, начиная подниматься, так что пришлось схватить за шею и ткнуть лицом в матрас, чтобы прогнулась обратно. И вот уже упёрся в нежные складочки. Раздвинул, толкнулся внутрь, отпуская шипение сквозь стиснутые зубы от того, насколько она была умопомрачительно узкой и мокрой. Чёрт, она опять вся течёт. Сминает пальцами покрывало, но не от боли – от удовольствия. Ненасытная дрянь, заставляет задрожать на пике эмоций, когда происходит перегруз. А внутри неё словно пекло, при этом самое гостеприимное. Пару тягучих движений, чтобы растянуть под себя, чтобы привыкла. И вот она уже тянется вслед за ним, просит ещё, подбрасывая до очередного пика. Твою мать, как на горках, даже лучше. Это заставляет ускорить темп, смять упругую задницу и начать долбиться в женское влагалище. Или подмять под себя, нависнуть, упираясь руками в матрас, и опять продолжить, до хрипоты, до испарины на горящей коже. И он с удовольствием слушал её восторженные стоны, которые приглушала ткань покрывала, куда она уткнулась всем лицом. Но нет, это должно звучать громче. Чтобы добиться такого эффекта, схватил за светлые волосы и запрокинул ей голову. И вот уже слух заполнил сладостный женский голос, с надрывом, с хриплыми нотками. Чёрт возьми, неужели ей настолько под ним хорошо? Ответ на этот вопрос оглушил, сбил с ритма, заставляя притормозить. Он настойчиво нашёл её рот, чтобы истрахать его своим языком, выпивая каждую ноту с женских губ. Смял красивую грудь с тугими сосками, прикусил кожу на её плече, шее, царапая плоский живот, растёр клитор, пока она извивалась от каждой ласки. Сейчас вся его, в полной власти. Стонала, сама насаживаясь на его член. Позволяла намотать её волосы на руку. Прогибалась в пояснице, радуя своими изгибами. Лишь бы только он снова её ударил – бёдрами, глубоко внутрь. И он продолжал долбиться, раз за разом, пока девчонка не сорвалась на громкие стоны с криком, пока не начала кончать, стискивая его своими мышцами так ритмично и сладко, что он потерял голову… пока не кончил сам, буйно и ярко, неожиданно с подобной силой. После такого потряхивало ещё долго. Глеб перевалился на спину рядом с девчонкой, и это всё, на что был способен в первые минуты. Она тоже вся дрожала. Лица не видно, где-то за спутанными волосами. Попыталась встать, но тут же опустилась обратно. Громко сглотнула. – Когда это закончится? – вдруг спросила тихим голосом. – Когда ты меня отпустишь? – Когда тебе перестанет это нравиться. Она приподнялась и убрала волосы в сторону, так что Глеб теперь видел её взгляд – огненно-синий. Его пленница злилась, да так сильно, что снова осмелилась отвесить ему пощёчину. А он и рад. Только повернул голову, упираясь взглядом в её красивые глаза, и опять подставил щёку, не по Библии, по собственному, извращённому пожеланию. – Ненавижу тебя! Ненавижу! – крикнула, снова ударяя по лицу, когда его губы растянулись в улыбке. – Какое же ты чудовище… – произнесла, запуская руки в свои волосы. – Странная реакция на лучший секс в твоей жизни. Огненно-синий взгляд был полон ужаса. Она всхлипнула, прикрывая истерзанные им губы тонкими пальцами, где на безымянном уже не красовалось обручальное кольцо. А потом убежала в ванную, под душ. Ему же дико хотелось курить, когда сигареты этажом выше. Самое время было дать всем передохнуть до следующего раунда. Сизов все ещё находился в его комнате. Разговаривал с кем-то по телефону, стоя у окна. Глеб нашёл свои сигареты и подошёл к нему. – Звонили наши соседи из Королёва, – сказал ему Сизый. – Сегодня там шерстили менты. – Этого следовало ожидать. – А ещё наведывались к Журе в его курильную лавку и изъяли у него пистолет, потому что у этого олуха просроченная лицензия. – Сам виноват. – Нет, Барс, Тихон рыскает по твоим следам. И знаешь, что хочу тебе сказать – это не очень удобно. Мы не можем полноценно работать. Тут одного клиента шантажирует партнер по бизнесу фотками с его любовницей. Классика жанра, плёвое дело. Долго ещё ты собираешься возиться с девчонкой? Глеб уставился другу в глаза. Он понимал его настроение, да только плевать хотел на какие-то проблемы. И Сизому, кто прошёл с ним огонь и воду, кто знал всю ситуацию, знал все причины, знал его, в конце концов, это тоже было несложно понять. – Посмотрим, – ответил он. Глава 7 Опять в ванной. Пытаюсь смыть с себя грязь, от которой теперь не отмыться. Колотит даже под тёплым душем. Между ног пульсирует тягучая боль. На коже столько синяков, сколько не было за всю мою жизнь. И все – нанесенные руками одного палача. Ощущаю себя грязной шлюхой после длинной рабочей смены. И вообще я в тихом ужасе от самой себя. Меня грубо берёт и насилует чужой мужчина, а я сгораю под ним от наслаждения. Да еще теперь бросает в сладостную дрожь от любых воспоминаний. Как такое может быть? Почему я не испытываю отвращение к этому Барсу? Словно сама не своя. Все эти эмоции и чувства – вообще не мои. Их будто подсунули, подсыпали через еду. Это всё неправильно, это не может быть чем-то настоящим. Это какая-то реакция организма на стрессовые условия, не иначе. Иначе не объяснить, почему я начала успокаиваться вместо того, чтобы биться в агонии и молить о пощаде. Или стало настолько плевать, когда понимаешь, что не в силах изменить происходящего. Не зря шутят: «когда тебя насилуют – расслабься и получай удовольствие». Потому что в подобной ситуации только это и остаётся. Потому что любое сопротивление делать только хуже. Когда что-то неизбежно настигает, остаётся принять это. Как приняла я своего палача. Но это не значило, что я сдалась, это мой выбор тактики выживания. Или я действительно сойду здесь с ума, когда уже на острой грани. Из ванной снова в кровать, под одеяло, в одном халате. И так до самого вечера. Настроение ниже нуля, настрой – безразличие, ко всему. В топку даже чувство вины, когда понимала, из-за кого здесь нахожусь. Казалось, что меня никто не ищет, когда кругом самая громкая тишина. И на её фоне один Барс, жестокий – потому что несчастный. Я видела его изо дня в день, я чувствовала его так, как можно чувствовать только любимого мужчину. Он что-то сломал у меня внутри, а потом перемешал все чувства и ощущения до полнейшего хаоса. Теперь словно дальтоник – я не могла различить, которая из эмоций была правильной. Когда стемнело и наступила пора демонов, в мою комнату снова вошёл Барс. Он открыл дверь и пропустил вперед Никиту. Тот поставил поднос с едой на стол и подвинул его на середину комнаты. Барс зашёл следом, с двумя бутылками пива. Он закрыл дверь за Никитой, небрежно бросил на стол пачку сигарет и уселся на стул в позе наглого, ленивого и самоуверенного самца, отвратительного в своей одичалой притягательности. Открыл бутылку пиво и поднёс ко рту. – Я не выдержу сегодня второго раза, – решила его предупредить. – Хорошо, – ответил так, чем ничего не объяснял. Хорошо что? Что я не выдержу? Или что он всё понял и не будет меня трогать? – И я не голодна. Он снова поднёс горлышко бутылки ко рту. Сделал глоток. А взгляд всё такой же хищный, ленивый. Так действительно смотрят звери, которые держать возле себя свою добычу – будто с безразличием. Но стоит жертве попытаться сбежать – в плоть тут же вонзятся острые когти. – Тебе придётся съесть всё это. – Я не хочу, сказала же. – Значит, я не уйду, пока ты не поешь, – сказал и потянулся за сигаретами. Это было подло. Я не хотела его видеть. Не хотела смотреть на него и думать о том, как хочется подойти… подойти и поцеловать эти жёсткие мужские губы, которые постоянно меня ранят. Как хочется коснуться его теплой кожи. Чтоб он обнял своими грубыми руками. Не любимый мужчина, не Влад, а именно этот, чьё настоящее имя я даже не знала. Господи! Эти неадекватные желания ужасали. И терзали так страшно, что хотелось кричать. Громко, яростно, до смерти. Поэтому, я заставила себя подняться с кровати и сесть за стол, морщась от укола боли между ног – похоже, это как минимум до завтра. Сегодня у меня на ужин картофельное пюре и крупные креветки на шпажках, жаренные на костре. Не так уж и плохо, и пахло аппетитно, но есть всё равно не хотелось. – Кто готовил? – спросила я, просто так. Чтоб разбавить громкое молчание между нами. Казалось, с приходом Барса в эту комнату сам воздух здесь начинает вибрировать. – Шустрый. Опять прозвище, будто в порядке вещей. Так и не решаясь засунуть в рот хоть кусочек еды, я подняла глаза к Барсу. – У тебя имя хоть есть? Он долго крутил тёмную пачку в своих руках, прежде чем достать сигарету и прикурить. Оказывается, у него красивые пальцы: длинные, изящные, как у пианиста… который по пятницам играет гимн в недрах Геенны. – Глеб, – отвечает мне, прежде чем прикурить. Значит, Глеб. Ему шло. Но лучше бы не спрашивала. Потому что теперь он стал на порядок ближе. Теперь окончательно перестал быть жестоким незнакомцем. Теперь у него было имя и своя, печальная история. Мне окончательно перехотелось даже пытаться поесть. Тем более, когда комнату начал заполнять густой, пряный дым. Даже голова закружилась. Оставив креветку в покое, я поднялась, подошла к окну и открыла его нараспашку. В лицо сразу ударил прохладный воздух. Я взялась за решетку, прикрыла глаза и попыталась глубоко вдохнуть. За спиной раздался скрип стула. Барс… нет, Глеб встал и подошёл ко мне. – Иди за стол, – бросил в меня свои слова. Я развернулась к нему лицом и отошла в сторону. – Не хочу. В комнате нечем дышать из-за твоих сигарет. Он приблизился и уселся на подоконник. Пока докуривал, не спускал с меня глаз, разглядывая, словно впервые. – А ты красивая, – вдруг произнёс. – Да, мне явно не повезло. Глеб усмехнулся и наконец-то выкинул окурок в окно. Допил пиво и отставил бутылку на подоконник. А потом сел ближе и потянул меня к себе. Сопротивляться не было смысла, поэтому я встала перед ним сама, меж его колен, ощущая, как тёплые ладони ложатся на мои ноги и скользят вверх по бёдрам. Что я могла здесь сделать? Только позволить всё это извращённое безумие. А он посмотрел на меня снизу вверх, с интересом, но резко выдохнул и опустил голову, когда понял, что под халатом на мне ничего нет.