– Вход в подземелье? – удивился Кологривский. – А он точно должен быть? Вопрос не был праздным. Дело в том, что о подземных ходах на территории Сирии ходило много легенд. Но ни Кологривский, ни Бармалеев лично ни разу подземные ходы не видели. Правда, Соловейчиков рассказывал подполковнику, что видел мощный подземный ход под Пальмирой, в котором «бармалеи» рассчитывали произвести несколько взрывов, когда поверху будут проходить сирийские танки. А Соловейчикову подполковник верил. Но это был, кажется, единственный реальный случай. – По мнению полковника Скорокосова, вход должен быть где-то сразу за оставшимся целым куском заводской стены. На территории завода инфракрасные камеры дронов не обнаружили органической жизни. – Хорошо. Я допрошу пленников, – согласился Кологривский. – Тем более что у меня есть специалист по допросам – бывший мент. У него в руках и мертвый показания даст, как он сам говорит. – Только ты сам проследи, чтобы твой бывший мент не напортачил. А то и допрашивать будет некого. А я уже еду… Бармалеев завел двигатель бронетранспортера и тронулся с места. * * * Вскоре Бармалеев добрался до своего блиндажа. Уже светало. В блиндаже его ждала чашка почти остывшего чая, только что налитая майором Лаптевым из тоже остывшего большого алюминиевого чайника, какой обычно ставится на стол в солдатских столовых. – Садись, Вилен Александрович, за стол, я доложу, – с места в галоп начал майор Кологривский, оказавшийся здесь же. – Во-первых, у нас только двое раненых. Третий скончался до того, как его довезли до госпиталя. У него три пули в шее. Сонная артерия пробита. С такими ранениями не живут… Двоих оставшихся я лично допрашивал вместе с помощником, тем самым ментом, который, как оказалось, кроме как целлофановый пакет на голову надевать, ничего не умеет. И еще переводчик нам помогал. Из сирийского батальона парня привезли. Спасибо майору Лаптеву, он вовремя вспомнил про сирийца, который хорошо владеет русским. Парень тоже несколько вопросов задал. Ничего раненые, как оказалось, толком не знают… Им только сказали, что за стеной есть проход в подземелье, через которое они выйдут к морю, и все. А потом, как они сами считают, их просто бросили. Закрыли проход, не дождавшись их… Вот и весь результат допросов. Судя по тому, что оба говорят одно и то же, – не врут… Сговориться они не могли, потому что тему допроса не знали. Кстати, второй раненый по-русски плохо, но разговаривает. Говорит, что в России военно-морское училище оканчивал. Или в Баку, или еще где-то на Каспии, не знаю точно… Выпустился, кажется, в девяносто первом году. Я толком не понял. Но у меня сложилось мнение, что он родом из Дагестана… – Это неважно… – сказал Бармалеев. – Здесь дагестанцев много воюет… Целые подразделения есть. – Но допрашивать раненых без толку… – решил Кологривский. – Тогда будем сами проход искать, – решил командир батальона спецназа военной разведки. – Соловейчиков! – громко сказал он в микрофон шлема. – Я! – так же громко отозвался командир взвода саперов. – Отдохнул слегка? – Только слегка разве что… – Теперь – ко мне. Со взводом. Я у себя в блиндаже. – Понял, товарищ подполковник, спешу. На улице тем временем рассвело. Но утро выдалось сравнительно прохладным. В отличие от утра минувшего дня, когда перегревались и каска, и бронежилет, и даже автоматные рожки вместе с гранатами в специальных карманах «разгрузки». Соловейчиков явился через три минуты. За пологом слышались голоса бойцов его взвода, разговаривающих на свежем воздухе громко, без стеснения. – Задание твоему взводу простое и в то же время необычное… – издалека начал Бармалеев. – Сам, думаю, видел, как бойцы батальона «Фронта ан-Нусра» уходили за стену и словно сквозь землю проваливались. Они, как говорят данные разведки, в самом деле проваливались. Вернее, уходили в подземный ход и прямиком направлялись к берегу моря, где их, надо думать, подбирали катера. К морю мы не успеем, поскольку не знаем второго выхода, то есть не знаем, где он расположен. Потому твоему взводу предлагается найти вход в подземелье, капитально его обследовать на предмет мин, чтобы никто из наших не подорвался, и потом обследовать ход дальше. Задачу понял? – Так точно, товарищ подполковник, задачу понял. Разрешите идти выполнять? – Иди. Соловейчиков торопливо покинул блиндаж. Бармалеев вслушивался в удаляющиеся голоса бойцов до тех пор, пока они совсем не стихли. Молча сидел комбат морской пехоты майор Кологривский. Точно так же молча сидел и начальник штаба батальона спецназа военной разведки. Он перебирал свои вытащенные из сейфа папки с бумагами и что-то выписывал в рабочую прошнурованную и опечатанную тетрадь. Молчал и подполковник Бармалеев. И только по тому, как нервно он теребил пальцами свои камуфлированные перчатки, можно было догадаться, что Вилен Александрович волнуется. Все трое ждали сообщения от старшего лейтенанта. Неожиданно раздался взрыв. По звуку нетрудно было понять, что взорвалась американская мина М-14. А следом за первым взрывом послышались еще два, а потом в наушниках раздалась активная стрельба из автоматов с глушителями, стоящих на вооружении спецназа. Подполковнику очень хотелось спросить в микрофон, что случилось, но он проявил терпение и дождался, когда через минуту на связь вышел сам Соловейчиков. – Есть проход, товарищ подполковник. И вы как в воду смотрели, заминирован он был. Мы сняли мины, продвинулись вперед и нарвались на засаду. Хорошо, что у нас прицелы с тепловизором. В засаде оставалось только одно отделение коллег-саперов. Они как раз мины и устанавливали. Три мины у них в руках и взорвались. Но мы пару человек раненых в плен взяли. – Хорошо, Олег, отработал. Пленных под конвоем ко мне в блиндаж, а сам с остальными продолжай осмотр. И про осторожность не забывай. – Я аккуратен, командир… – сказал Соловейчиков. * * * Двоих пленников привел боец саперного взвода. У одного из них была прострелена правая рука и правое плечо, у второго две пули вошли в живот. Раненый едва дошел до штабного блиндажа и уже там, на глазах у всех, потеряв сознание, осел на пол, зажав рану руками. – Вызови санитарную машину, – отдал Бармалеев приказ сержанту-связисту, а сам ткнул первого пленного в висящий на груди погон младшего сержанта. В Сирии, как и во всех арабских странах, младшего сержанта обычно называют ариф, или, по-европейски, капрал. И погон сирийского арифа отличается от российского только цветом. – Командир отделения? – спросил подполковник. – Сапер? Пленник поморщился от удара и забормотал что-то на своем певучем языке с большим количеством гласных. – Переводчик еще не ушел? – спросил комбат, обращаясь к двум майорам. – Пригласите его сюда… Кологривский вышел. Должно быть, пошел за переводчиком, который должен был сидеть в соседнем блиндаже. Майор морской пехоты вернулся быстро. Привел с собой высокого худощавого человека, красивого, что среди сирийцев встречается нередко. – Переводчик? – спросил Бармалеев. – Так точно, товарищ подполковник, – ответил майор, предпочитая при постороннем соблюдать уставные отношения и форму обращения. В это время на связь снова вышел Соловейчиков. – Товарищ подполковник, тут дорога бетонная. Широкая. Машины могут в два ряда ехать. – Куда ведет? – Этого я еще не знаю. Надо исследовать. – Несколько грузовиков стояли. С одного масло натекло, – вмешался в разговор Яков Крендель. – Масло черное, старое. Давно, похоже, не меняли… – Посмотри следы. Сколько всего грузовиков было? – дал распоряжение своему заместителю командир взвода. – Понял, считаю следы… – отозвался старший сержант. – Восемь грузовиков, – сообщил он через пару минут. А подполковник снова повернулся к пленнику. – Спроси его, – обратился Бармалеев к переводчику, – как звать, откуда родом, что делал в подземелье. Переводчик на своем певучем языке повторил вопросы командира батальона, сопроводив их ударом пленника под глаз. Относительно удара подполковник ничего не говорил – это была инициатива самого сирийца, глаза которого горели ненавистью. Пленник ответил слабым измученным голосом раненого человека. – Его зовут Валид Шериф, младший сержант Шериф, командир отделения саперов. Родом он из Туниса. Дома две жены и пятеро детей. В подземелье его отделение минировало вход, чтобы не вошли преследователи. – Где остальные? – сурово спросил Бармалеев. Переводчик ударил пленного еще раз и только после этого перевел вопрос. Ответ не заставил себя ждать: – В отделении всех перебили преследователи. А батальон уехал на грузовиках. Комбат обещал прислать за саперами машину. – Бросили вас, значит? – спросил подполковник. – Может быть, – через переводчика ответил пленник, получив удар по корпусу. Тут снова вышел на связь Соловейчиков. – Товарищ подполковник, одна машина идет в нашу сторону. В кабине только водитель и офицер. Мне в ПНВ видно порой, когда фары не мешают…[21] Уничтожить их? – Когда близко подъедут, убедись, что в кузове никого нет, тогда и стреляй. – Понял, командир. Они уже рядом. Кичогло, водитель твой. Бармалеев услышал в наушниках сначала звук работающего двигателя грузовика, потом две короткие отсеченные очереди и звук пробитого стекла. И все стихло. Даже двигатель заглох. – Готово, товарищ подполковник. Грузовик больше никого не повезет, хотя бы просто потому, что везти больше некого. – Забери ключи от грузовика. Машина батальону пригодится. – Это все так. Только как ее на поверхность вытащить? – А как ее туда затащили? – Видимо, раньше существовал въезд. А потом наверху бульдозер поработал… Сейчас пешим можно только сверху забираться.