— Помоги подняться, Санек, — она протянула к нему руку. Тот заерзал на стуле, покосился на напарника и не поднялся: — Ты что, сама без рук? — усмехнулся и похлопал себя по коленям. Тогда Ева повела рукой к Толяну и попросила того: — Толян, ведь это ты меня ударил! Опрокинул на пол. А мог бы на руках перенести на диван. Не хочешь искупить вину? — Не болтай, актрисулька! — Толян поднялся со стула и прикрыл дверь, чтобы не видеть ее. Итак, первая попытка Нарлинской оказалась неудачной. Но она не расстроилась. Поморщила лицо и сама поднялась с пола. По извилинам мозга побежала мысль, что даже если она не сможет обработать парней, как задумала, все равно должна найти выход из положения. Должна вырваться из этого капкана. Злость на Корозова вспыхнула в душе с новой силой. Ева заскрипела зубами, бросилась животом на диван и стала думать. 12 К вечеру в театре началась суматоха. Близилось время начала спектакля, а Нарлинская не появлялась. Дорчаков торопливо наметил замену. И теперь уже не Андрей, а Антон обзванивал всех и спрашивал про Еву. Телефон Нарлинской не отвечал. Дорчаков нетерпеливо то развязывал у себя на горле косынку, то опять завязывал, руки не могли найти покоя. Через короткие промежутки времени сам бегал к дверям гримерной Евы, дергал за ручку и всякий раз раздраженно возвращался ни с чем. Негодование росло и становилось безразмерным. За несколько минут до начала спектакля, когда зал уже был заполнен зрителями и гул в нем начинал стихать в ожидании подъема занавеси, Антон забежал в свой кабинет, полавировал между мебелью, посмотрелся в зеркало, привел в порядок свой экстравагантный вид, и набрал номер Думилёвой. И пока шли звонки, ругал Еву, на чем свет стоит: — Гнать, гнать, гнать в шею надо! Захвалили, зацеловали, зарекламили! Создали миф, а теперь этот миф палки в колеса вставляет, соки из нас выжимает! — звонки прекратились и отозвался грубый голос Евгении. Антон затараторил. — Мадам, твоя протеже свинью подложила, на спектакль не явилась, я замену выставил! — Ты что городишь, дурак, где она может шляться? — раздраженно осадила его Думилёва. Дорчаков с внутренним злорадством отфутболил назад: — Тебе, Евгения, лучше знать об этом! Кстати утром ее разыскивал Андрюша. — Знаю! Он звонил мне! И что, до сих пор не нашел ее? Куда она запропастилась? Вот я ей устрою выволочку! Ты Андрюхе давно звонил? Может, все-таки он ее отыскал? — Недавно звонил. Никаких следов! — и тут же вкрадчиво подбросил новую идею, он хорошо знал, что всякие угли надо сначала раздуть, чтобы потом ярко разгорелось. — Не пришла ли пора заменить Еву, мадам, ротацию кадров, так сказать, совершить? — Молчи, дурак! — прикрикнула та на него, как на сумасшедшего, решительно отвергая предложение. Однако Антон продолжал точить ее мозг, как вода камень: — Ты могла бы подобрать ей лучшую замену. У тебя ведь глаз — алмаз, — он без всяких экивоков определенно намекал на Ольгу. — Надоело мне с Нарлинской возиться, мадам, свежая кровь театру нужна! Но Думилёву только больше рассердило его гудение: — Молчи, пока не щелкнула тебя по носу! А то заменю Главрежа, вот тогда и появится свежая кровь! — Без меня тебе трудно будет, мадам! — вздохнул в ответ Дорчаков. — Кто лучше меня чувствует твою возвышенную душу, Евгения? Та снова оборвала его на полуслове: — Ты про душу лучше со сцены болтай, а мне давай дело! Ишь, новый Печорин нашелся! Я тебе не княжна Мери, меня охмурить не получится! Сейчас я приеду! — и она отключила телефон. Антон тут же набрал номер Андрея и сообщил: — Ева так и не появилась, Андрюша. Спектакль начнется с заменой. Андрей был в трансе. Следом Дорчаков как бы между прочим спросил: — Ты веришь, что мадам не знает, где Нарлинская? Сейчас я разговаривал с Евгенией, уж очень она защищала Еву по телефону, подозрительно как-то. Ватюшков помолчал, собираясь с мыслями, отозвался: — Я никогда даже самому себе не верю! — снова сделал паузу. — Мои пацаны весь город на дыбы поставят! Найдут! — его голос напряженно заматерел и заклокотал, как будто перекатывались мельничные жернова. У Андрея было отвратительное настроение, вызванное не только исчезновением Евы, но и тем, что недавно получил весть об аварии машины с трупами Рисемского и охранника, которая теперь находилась у полиции. Он знал подробности аварии. И то, что все в машине погибли, хоть как-то поднимало ему настроение. Надеялся, что следы к нему не приведут. Услышав от Антона, что Думилёва едет в театр, также пообещал приехать. Разговор прервался. Дорчаков отложил телефон, постоял минуту, еще раз посмотрелся в зеркало и, довольный своим видом, вяло плюхнулся на диван. Он не сомневался, что Ева скоро найдется, не могла же она провалиться сквозь землю. Именно потому, что он верил в быстрое появление Нарлинской, он поручил перед спектаклем объявить зрителям, что та неожиданно заболела, и ее временно пришлось заменить. Многие теперь ходили в театр на Нарлинскую, и ему нравилось наблюдать, как умело триумвират манипулировал зрителями. Чтобы выпятить способности, которыми, несомненно, обладала Нарлинская, в спектакль на другие роли он подбирал менее даровитых, а подчас тех, кому стоило бы стоять за сценой и создавать шумовые эффекты. Ему приходилось проявлять свою изворотливость, и пока что все получалось удачно. Вдобавок рекламой и подсадными утками в зале доводили зрителей до окончательного отупения. Основательно к этому прикладывала свою руку Думилёва, но и Ватюшков не отставал. Деньги сыпались, как из рога изобилия. В городе не было ни одного рекламного места, где не красовалась бы внешность Нарлинской. Перед выходом новой пьесы с участием Евы, городское телевидение не умолкало, показывая улыбающуюся актрису. Зрителя просто сажали на крючок. И он пер в театр, забивая зал до отказа. Такая раскрутка требовала большой отдачи от Нарлинской, но она, пользуясь покровительством Евгении и Андрея, иногда выбрасывала коленца, от которых Антона начинало трясти, как в лихорадке. Порой ему казалось, что она уже и Думилёвой стала надоедать, и он даже обрадовался, что Евгения обратила взор на Ольгу. Предположение Ватюшкова, что мадам припрятала Корозову у себя, взволновало Антона. Он знал, что такое возможно, он и сам иногда прибегал к подобным играм с молоденькими актрисами. Но проверить догадку Андрея было невозможно. Однако червь сомнения зародился. Антон смотрел на Евгению, как на отменную хищницу, и ему тоже хотелось стать хищником. Впрочем, он был из той же породы, вот только деньжат у него таких не было, и он не мог, как Думилёва, купить всех и вся. Глубоко внутри он затаил обиду на Евгению за то, что та отбросила его от Ольги, как щенка. Придушил бы он ее, не задумываясь. Вот только как потом жить без такого спонсора? Приходится мириться и терпеть. Думилёва в своем брючном костюме приехала раньше Ватюшкова, хозяйским шагом вошла в кабинет Антона, и прямо с порога стала наступать на Дорчакова: — Ну что ты тут развел баранье стадо, дурак? Плохой ты пастух, раз у тебя бараны разбрелись. Антон не согласился, плавно замахал руками, поправил Думилёву: — Все бараны на месте, мадам, лишь одна овца отбилась. Но эта овца твоя протеже, Евгения. С меня взятки гладки. Евгения уверенно и быстро прошла по узким проходам между мебелью к столу Дорчакова. На лацкане ее пиджака красовалась новая золотая брошь в виде цветка с бриллиантом в центре. Антон хотел сказать комплимент. Но Евгения громко опередила: — Куда же ты смотрел, Антошка? А Андрюха, почему ушами хлопал? В это время за дверями разнесся голос Ватюшкова, на кого-то покрикивающий, и Антон гибкой рукой показал на дверь: — Вот, явился, не запылился! С него и спроси! Пусть сам ответит! Двери распахнулись, и в проеме возникла фигура Андрея в черной рубахе и светлых брюках. Он с мрачным выражением лица двинулся по кабинету, зацепив за все углы, которые попадались ему на пути, и при этом недовольно брюзжа. Евгения смотрела на него свысока. Взглядом придавила книзу, погашая раздраженное бухтение. Сказала: — Ну, что, все дураки в сборе? — Может быть, здесь есть и дураки, но я не отношу себя к их числу, — угрюмо отозвался Ватюшков и сощурился, как будто пытался лучше рассмотреть каждого из друзей. Она сделала широкий жест рукой, смахнув нечаянно бумаги со стола Дорчакова, что заставило того быстро наклониться и поискать их на полу. Евгения брезгливо скривилась, и возмущенно вперилась в Андрея: — А к какому же числу дураков ты себя относишь, дурак? Стоило мне на сутки отлучиться из города, как вы потеряли Нарлинскую. Я вам обоим головы откручу, если не найдете ее к завтрашнему спектаклю, — пригрозила вполне серьезно. — А ты там чего под столом ползаешь, дурень театральный? — нервно прикрикнула на Антона. — Думаешь, башку сохранишь? Твоя дурная голова первая полетит! — Головы я тоже умею откручивать, так что это не в новинку! А мои пацаны ищут уже, — Ватюшков хмуро наблюдал за дергаными движениями Думилёвой. Та наклонилась, за шиворот оторвала Антона от пола: — Да оставь ты, к чертовой матери, всю эту муру! Там ей и место! — и опять обратилась к Андрею. — Пацаны, говоришь? Знаю я твоих пацанов. Отребья махровые с помоек собранные. Что они у тебя могут? Только зарезать кого-нибудь, а больше ни на что не способные. Эти претензии были неприятны Ватюшкову, и он решил перевести стрелки на Антона. Пусть погрызутся между собой. Кивнул на Дорчакова: — Здесь Антоша не доглядел. Ева не вернулась после спектакля. Он что, проводить не мог? Услыхав свое имя, Дорчаков вздрогнул: — Я отвечаю в стенах театра, а за его пределами каждый сам себе барин, — проговорил в оправдание. Евгения перебила его и защитила, напустившись на Ватюшкова, но одновременно пригрозила: — Ты, Андрюха, щеглом мне тут не пой! Антошка простой бабник, а ты — Живоглот! Антошка — это кот масленый, он и рад бы избавиться от Евы, надоела она ему, видишь ли, новую пассию приглядел. Ольгу Корозову. Да только этот дурак знает, если с Евой что-нибудь случится, ему не будет ни дна, ни покрышки! Я скорее от него избавлюсь, чем от Нарлинской! — уставилась въедливым взглядом на Дорчакова. — А вот хотелось бы узнать, Антошка, куда интересно исчезла Ольга, может, ты нам что-нибудь скажешь? Не в твоих ли кладовых искать ее надо? Антон опять содрогнулся и стал интенсивно крутить головой: