— Не переваливай, мадам, с больной головы на здоровую. Мои кладовые можно проверить, они пусты, в них давно уже один ветер гуляет. Но Думилёва недоверчиво давила, ломая сопротивление: — Мы уже знакомы с твоими причудами, и знаем, как ты умеешь мариновать молоденьких актрис, пока не загонишь их в свою постель. Не люблю насильников. Кастрировать всех вас мужиков нужно, чтобы к девочкам на пушечный выстрел не подходили! — Всех-то зачем, Евгения? — сердито поежился Ватюшков, размахивая руками и цепляя рукавами за углы мебели. — А рожать-то эти девочки от кого будут? Вымрут ведь все без мужиков! — Не вымрут! — Думилёва показала на стул, и Андрей придвинула его ближе к ней. Она села и пообещала. — На развод оставим сотню-другую. Отберем на конкурсной основе! А еще почковаться будут! Помните, как у Высоцкого про Тау Кита? — она засмеялась громко свободно и широко. Усмехнувшись, Ватюшков остановил взгляд на Антоне. Весь его вид говорил о том, что уж они-то с Дорчаковым выживут, их обязательно выберут. Евгения оборвала собственный смех, недобрым взором пронизала Антона. Пальцами угрожающе застучала по крышке стола. Потом смяла первый попавшийся под руку лист, отчего Антон вздрогнул и вдавился спиной в кресло: — Смотри, Антошка, не играй с огнем! Ты меня знаешь, дурак, я на расправу крута! — сказала ледяным голосом. Андрей сел на диван, расправил стрелки на брюках и, выждав паузу, вмешался: — Стоит ли теперь вспоминать об Ольге, когда пропала Ева? Опомнитесь! Не устраивайте споры по пустякам! Ева пропала. Наша Ева. — Что ты мелешь, что несешь, дурак? — Думилёва гневно, как на паникера, метнула взгляд на Ватюшкова. — Ева — мой талисман! Она никогда пропасть не должна! Не для этого я нашла ее, и мы сделали звездой! Так, Антошка? — уставилась на Дорчакова, ожидая его согласия. — Что молчишь, дурак! Тот замешкался, грубое обращение Евгении его так же досаждало, как и Андрея, но все же кивнул в ответ, намереваясь театрально обыграть эту сценку. Однако успел только вскинуть руку, изогнув ее, как щупальцу. Ватюшков опередил: — Он согласен, Евгения! Ты же видишь, что он согласен! Забудьте об Ольге! Ну ее к черту! Нам всем нужна Ева! Только Ева! — Не в свои дела не суйся! — надменно осекла Думилёва. — Ева для дела и для удовольствия! А Ольга для души! Иногда хочется новых душевных удовольствий. Без них физически не получишь настоящего кайфа. Вот Антошка понимает это, не зря его знают все, как донжуана. Девушку не захочешь и спать с нею не станешь, если нет душевного настроя! А ты Андрюшка элемент уголовный, ты ни черта в этом не смыслишь! Прямолинейный, как рельса железнодорожная! Все на свой дурковый лад меряешь! — усмехнулась. — Да, да, — поддакнул Дорчаков, растянул губы в довольной мине и дополнил взахлеб. — Полета хочется. Полета. Евгения резко враждебно сверкнула глазами. Антон смекнул, что лучше было бы ему помолчать, не соваться со своим поддакиванием. Весь враз уменьшился. Она сухо выплеснула: — Я из тебя дурь твою вытряхну, если твое рыльце окажется замазанным пропажей Ольги! — стукнула кулаком по столу и смяла пальцами другой лист бумаги, выхватив его из-под рук Антона. Он болезненно сморщился, видя, как важная для него бумага превращается в измятый комок, но не отважился прекословить. Хотел еще в свое оправдание вставить слово, спросить, что будет, если она сама окажется причастна к похищению Ольги? Но не решился, промолчал. Ватюшков удовлетворенно пожевал губами, его работа, проведенная с Антоном и Евгенией, не прошла даром. Оба теперь смотрели друг на друга недоверчиво, если не сказать волками. Хорошо, чтобы между ними всегда оставались трения. Тогда ему среди них будет удобнее плавать. — Ты не будь больше дураком, не хлюпай носом по Еве, а найди ее! — прервала его мысли Думилёва. — И, кроме того, займись поиском Ольги. Не нравится мне вся эта история. Ох, не нравится. Нечисто все, нечисто. Утри нос Корозову! — Я слышал, что он поднял на ноги всю ментуру! — сказал Ватюшков и заелозил на диване. Тот всхрапнул кожей сиденья. Андрей вытянул ноги и наткнулся туфлей на резную ножку журнального столика, чуть сдвинул его с места, встретил рассерженный взгляд Антона. Опять согнул ноги в коленях, кашлянул, сердясь на забитость кабинета лишней мебелью, — ноги некуда поставить, и продолжил. — Шурудят по полной, Евгения. Зачем мне светиться в их малине? Зачем мне подставляться? Мы разного поля ягодки! Помогать ментам — избавь от такого удовольствия! Еще приклепают что-нибудь — не от-мажешься! Они мои кровные враги! Она двинула стулом, на котором сидела, резные ножки заскользили по полу. Вытаращилась на Андрея, как на сумасшедшего: — Дурак! Они, может быть, и враги тебе, мне на это наплевать! Ты не для них постарайся, а для меня! Купи их. Или у тебя денег на это нет? Тогда я займу, как нищему бомжу! — предложила насмешливо. Андрея передернуло, он скособочился, привстал с дивана и снова плюхнулся, с опаской осматриваясь, как бы ненароком ничего не зацепить. У него в глазах уже рябили все эти тумбочки, столики, шкафчики, статуэтки, напольные скульптуры, вазочки и напольные вазы. В общем, всякая чертовщина по его понятиям. Ответил Евгении с вызовом: — Не надо мне занимать! Я уже купил всех, кто мне нужен! — и все-таки переспросил. — Так кого мне искать? Еву или Ольгу? Крутнув головой в сторону Антона, Евгения поймала его зрачки, пальцем показала на Андрея, с яростью пальнула: — Нет, ты посмотри, Антоша, какой он дурак! Пустой человек! Пустейший человек! А пытается доказывать мне обратное! Я ему русским языком все уже сказала, разжевала и в рот положила! А ему все мало! Ему надо, чтобы я его еще из маленькой ложечки покормила! — и, повысив голос, обрушилась на Андрея. — Ты издеваешься надо мной?! Невинным дурачком прикидываешься?! Не надо! Ты и без прикида дурак неотесанный! Еву ты уже сегодня должен найти! И не показывай мне, что ты круглый дурак, мне достаточно неотесанного! А Ольгу… — на мгновение умолкла, — Ольгу ты должен был найти еще вчера! — снова стрельнула на Дорчакова, неожиданно спросив. — Что у тебя на этой неделе идет? — Три сестры, — торопливо отозвался тот, придвигая ближе к себе бумаги на столе, чтобы они больше не подвернулись под руку Думилёвой. Пробежал взглядом по полу, куда Евгения отшвырнула смятые в комки листы. Не наткнулся. Закатились под стол. Тихонько досадливо вздохнул. — Ева блистает? — Как положено, — кивнул. — Правильно! Так положено и так должно быть! — заключила она бескомпромиссно. — А теперь пойдем-ка, посмотрим, кем ты там ее сегодня заменил? Гляди, Антошка, не играй с огнем! — предупредила снова, затем сказала двоим. — Оба играть не смейте! Из вас, дураков, плохие игроки! Вы дальше своего носа не видите, поэтому и вляпываетесь в дерьмо! Пошли смотреть! — Нет, мне не до спектакля сейчас! — замотал головой Андрей, отказываясь. — У меня дел по горло! — Правильно! Наконец-то соображаловка у тебя заработала! Топай, отрабатывай хлеб! А я и без тебя оценю, какие коленца нам тут выкидывает Антошка! — поднялась с места. Втроем направились к двери. Думилёва, смахнув морщинки с пиджака, — впереди, Андрей, хмуро сунув одну руку в карман, — за нею, Антон, раскидав пальцами концы косынки на шее, замыкал шествие. Морщился всякий раз, когда Ватюшков рукой или бедром что-нибудь цеплял. 13 Последние события погрузили Акламина в обстоятельства со многими неизвестными. Он пока никак не мог найти концов в истории с похищением Ольги Корозовой, а тут новая загадка. Авария на дороге с несколькими трупами. И хотя разгадывать ребусы было его профессией, однако мозг раскалывался на части. Аристарх осмотрел место аварии. Все было предельно ясно. Две машины на высокой скорости столкнулись на крутом повороте. Свидетелей нет. В автомобилях живых не осталось. Вдобавок в одном из авто — два трупа в багажнике. По результатам вскрытия их смерть наступила намного раньше аварии. Вывод, трупы везли, чтобы закопать. Документов никаких ни у кого. В базе данных ГИБДД такой машины нет. Государственный номер авто, свидетельство, права водителя — фальшивка. По отпечаткам пальцев выяснили, что водитель и его пассажир — уголовники со стажем. По трупам в багажнике ничего найти не удалось. Но прошло три дня и в полицию поступило заявление из строительной компании, что исчез ее владелец вместе с водителем и телохранителем. Акламин пригласил в морг работников компании. Рисемского и его телохранителя опознали. Водителя не было. И все-таки Аристарх ощутил некоторое облегчение, ибо произошел небольшой шажок к разгадке происшествия. Поручил своим операм немедленно заняться поиском автомашины Рисемского и водителя, интуитивно чувствуя, что с тем тоже произошла беда. В первую очередь Акламин подумал о вероятной связи между похищением Романа и убийством его отца, а во вторую — о возможной связи между этим происшествием и похищением Ольги. Сразу представилось, что такое предположение из области фантастики, но Аристарх не стал отбрасывать его. Выложив в цепочку все события последних дней, он не улавливал закономерности, объединявшей их. И все-таки решил покопаться и найти хотя бы один кончик. Как знать, чем черт не шутит! Вспомнил о Еве Нарлинской. Не успел встретиться с нею повторно, как планировал. Вопросы к ней оставались без ответов. Отыскал ее номер телефона, но никто не ответил. Позвонил в театр. Известие привело его в замешательство. Ева не появляется в театре уже несколько дней. Сначала думали, что заболела, а теперь думают, что уехала куда-нибудь. Иначе говоря, получалось, что Нарлинская куда-то пропала. Это уже стало совсем неожиданным. События распадались на разные составляющие, которые существовали независимо друг от друга. Но Акламина это убеждало в обратном. Его интуиция связывала все в один узел. Он ломал голову, пытаясь определить центр тяжести. Корозов, узнав от Аристарха об убийстве Рисемского, был ошарашен. Неприятно поражен. Овальное, чуть удлиненное лицо покрылось красными пятнами. Он расстегнул пуговицы пиджака и ослабил галстук. Рассказал Акламину о последнем разговоре с Олегом, когда тот настаивал на виновности Евы. Однако Аристарх с сожалением развел руками. Нарлинская тоже пропала. Глеб про себя усмехнулся, может, она и пропала бы, если б он вовремя не взял ее за шиворот. Убийство Олега косвенно подтверждало правоту его утверждений. Глеб ни на йоту не сомневался в причастности Нарлинской к похищению Ольги, хотя не находил для этого повода. После разговора с Аристархом, Глеб отправился на квартиру, где удерживал Нарлинскую. Хотел сам прежде Акламина добиться от Евы признания. Да, конечно, он нарушал закон, но был твердо убежден, что клин надо вышибать клином, что с бандитами надо действовать по их понятиям, око за око, что за свою Ольгу он не должен никого щадить. Нарлинская больше не бесилась, как в первый день, вяло прохаживалась по комнатам, томилась от жары в квартире. Часто ныряла под душ, а, выходя из-под душа, не надевала на себя никакой одежды, ходила голой. Не замечала парней, торчавших возле нее. Первое время пыталась уложить их в свою постель, чтобы попробовать выбраться из клетки. Но получился полный облом, ни один не поддался на ее ухищрения. Они охотно ее рассматривали, отпускали скабрезные шутки, но к ней не прикасались. Как бы она не зазывала, какие бы не принимала позы — ничего не помогло. В конце концов, решила искать другой выход из положения. Сильно раздражало то, что Корозов не появлялся. Она все-таки надеялась убедить его в своей непричастности к похищению Ольги. Уже продумала, что будет говорить и как преподнесет свои слова. Это не будет роль, написанная кем-то, и не будет рядом режиссера, который подсказал бы, как убедительнее выразить мысли. Это будут ее слова, ее режиссура, ее исполнение. Нарлинская наверняка знала, что ее ищут сейчас. Ватюшков, наверно, с ног сбился. Но осознавала, что здесь он ее никогда не найдет, пока она сама ему не сообщит, где искать. Однако даже не могла выйти на балкон. Все двери заблокированы так, что открыть их ей было не по силам. Дни бесцельного бестолкового сидения в четырех стенах на одном месте утомили Еву. Она была скучной, неразговорчивой, не хотела смотреть в зеркало на свое постное лицо. В кармане у Толяна три раза в день раздавался звонок телефона. Охранник докладывал, что все нормально. И после этого только беспрерывный звук надоевшего телевизора нарушал тишину в квартире. Когда появился Корозов с суровым выражением лица, в квартире все пришло в движение. Соскочив с дивана, Нарлинская бросилась в прихожую навстречу Глебу. Возмущение било из нее ключом, и в этом не было никакого актерства: — Как ты смеешь?! Как ты смеешь держать меня здесь! Ты не имеешь права! Нет никакой причины для этого! — кричала она. — Спокойнее, Ева, иначе я не разбираю слов! — холодно и неприветливо отозвался Глеб. — Ты оставил меня наедине с этими ублюдками! — Ева визжала, показывая на охранников. — Как ты только посмел?! Посмотри, что они со мной сделали! — она распахнула полы халата, отступая в комнату и показывая Корозову тело, на котором было два крупных синяка. Пораженный, Глеб замер на месте, кровь закипела. Ева, заметив произведенное синяками впечатление, играла роль исступленно: — Они насиловали меня каждый день! — кричала она навзрыд, а в глазах стояли слезы. — Этот кошмар продолжается бесконечно! — Кто? — упругим металлическим голосом выдохнул Корозов, тяжело хрипло дыша, медленно всем телом поворачиваясь к охранникам. — Они оба насиловали, оба насиловали по очереди! — все тем же истошным визгом рыдала Нарлинская. — Они звери! Я ненавижу их! Я ненавижу тебя! Зачем ты делаешь это со мной, Глеб? Я ни в чем не виновата! Я ни в чем! Ни в чем! Напружинивая тело, Корозов впился взглядом в парней. Его карие глаза были страшны.