— Вот видите, не налила я вам чай, вы и не попили. Всухомятку проглотили бутерброды. Ну, куда вы без меня? Нате, запейте, отведите душу, — протянула бокал Толяну, подмигнула. Заерзав на стуле, Толян нахохлился, принял бокал и отхлебнул из него, обжигаясь кипятком. Второй бокал Ева протянула Саньку. Тот делал вид, что не замечал ее голого тела, смотрел равнодушно, как будто перед ним стояла резиновая кукла. Выпрямил спину на стуле, потянул руки, как вдруг бокал в ее пальцах дрогнул и опрокинулся на него, облив рубаху и джинсы. Санек вскрикнул, вскочил, громко ругаясь. — Прости, прости, прости, Санек! — испуганно всплеснула руками Ева. — Нечаянно! Ей-богу, нечаянно! Горячий! Выскользнул из рук! Снимай одежду! Скорее! А то ожог останется! Он лихорадочно стал сдергивать с себя мокрую рубаху. Она умело расстегнула ремень на его джинсах: — Снимай, снимай, чтобы волдырей не было! Я сейчас все постираю! Санек выдернул из-за спины травмат и передал напарнику. Ева жадными глазами проследила за оружием. Он отодвинул Нарлинскую и начал стягивать мокрые джинсы. Потом в трусах побежал в ванную комнату. Подхватив с пола рубашку и джинсы Санька, Ева кинулась следом, но он закрыл дверь перед ее носом. Она прижалась к дверному полотну и заговорила: — Ты сильно ошпарился? Скажи, ты сильно ошпарился? Ты только не молчи! Я просто безрукая! Как я могла уронить! Даже не знаю! Прости меня, Санек! Прости меня! Из ванной не было ответа. Ева за ручку потянула на себя дверь. Та подалась. Нарлинская увидала, что парень нагнулся над ванной и полоскал под краном снятые трусы. Ева юркнула в ванную. Он повернулся к ней, но не успел опомниться, как она, уронив на пол рубаху и джинсы, плотно притиснулась к нему. Ее руки умело стали делать свои дела. Санек с усилием отодвинул девушку. Натянул на себя мокрые трусы. — Ты просто хам! — распалившись, зло крикнула она. — А ты подстилка! — парировал он. Ева пожалела, что с языка сорвались не те слова, которые должны были прозвучать. Постаралась исправить положение: — Прости меня, Санек, но я хочу, я хочу, — попробовала вновь прижаться. Жестко удержав ее, он оттолкнул и вышел из ванной. Она бросила рубаху и джинсы в ванну, поморщилась, посмотрелась в зеркало, поправила волосы и с улыбкой вышла в прихожую. С достоинством прошагала в комнату, включила телевизор, прыгнула на диван. Время потянулось медленно. На экране что-то мелькало, она смотрела, но не видела, что там происходило. Ее мысли были далеко. Перед нею плавало то, что было в голове. Пролетел день, подкрались сумерки. В комнате заметно потемнело. Свет от экрана метался по стенам, звука не было, оказывается, она давно отключила его, но даже не помнила, когда сделала это. Услыхала звонок телефона в кармане у охранника и тот, как обычно, кому-то доложил, что у них все нормально. Это был сегодня последний звонок, до утра больше будет, Ева знала. После этого звонка парни зашевелились. Подошло время для ужина. Спрыгнув на пол, Ева пошла в кухню. Охранники стали со стульев, разминаясь, в ожидании ужина. Санек был в трусах. Его рубашка и джинсы, постиранные им самим, висели на веревке в ванной. На животе и на ногах были красные пятна от ожога. И еще Ева точно теперь знала, где у него татуировка. Замкнутое пространство давило, телевизор раздражал. Охранники удивлялись, как им удается выдержать напор такой красавицы. Ведь они оба — кровь с молоком. Тут не только на женщин начнешь бросаться, но волком взвоешь. Уже просили по телефону Исая, чтоб прислал смену, но тот решительно отказывал, чтобы наверняка сохранить в тайне место пребывания Евы. Такая предосторожность сейчас не была лишней. Приготовив ужин, Нарлинская села за стол, объявила фразой из фильма: — Все на столе, идите жрать, пожалуйста! Охранники заулыбались. Санек, кажется, даже забыл об ожогах, удовлетворенно потер ладонью татуировку на впалой груди. Толян, прихрамывая, шагнул первым. Все принялись за еду. То и дело берясь за нож, Ева подрезала хлеб, колбасу, грудинку, помидоры. Потом полезла в холодильник, достала огурцы и нарезала кружочками. Толян ухмыльнулся: — Что это ты сегодня такая услужливая? — Может быть, душу с вами отведу сегодня? — загадочно засмеялась она. — Не раскатывай нос, — дернул плечами Санек, он не понял, что она имела в виду, решил, что она надеется на сексуальное удовлетворение с ними. Взяв нож, Ева открыла дверцу холодильника, краем глаза косясь на охранников. Толян сидел к ней спиной, сзади из-за пояса у него торчала рукоятка пистолета. Спина была сутуло выгнута, голова с шевелюрой наклонена над столом. Он сосредоточенно жевал. Санек сидел боком к ней и то и дело бросал взгляды на нее. Прихватив два больших красных помидора, она захлопнула дверцу. Подошла к столу между двумя охранниками. Неторопливо в тарелке порезала помидоры на части, подвинула ближе к Саньку, улыбнулась обезоруживающей улыбкой: — Жуй, Санек, витамины. Парень хмыкнул и положил в рот крупный кусок, отвернул лицо. Этого ей было достаточно. Она крепко сжала ручку ножа, повернулась вправо к Толяну, стремительно вскинула руку и вогнала острие ножа в шею парню. Лезвие вошло легко. Еще голова Толяна не успела упасть на стол, как Ева выхватила у него из-за спины пистолет, отпрыгнула от стола, и навела ствол на Санька. Тот оторопел от неожиданности, развернулся к ней всей грудью, продолжая жевать помидор. Глаза поймали обвисающее тело напарника, упавшую на стол голову, нож, торчавший из шеи и кровь, текущую по ней. А ему в лицо смотрел ствол травмата. Санек бросил руку за спину за пистолетом, но вспомнил, что сидит в трусах, что его травмат на полу у ножки стула возле входной двери. И в это мгновение Нарлинская нажала спусковой крючок. Пуля ударила прямо в сердце. Вторая — ему в рот. Санек откинулся к стене и остался на стуле в таком положении. Бросив травмат в раковину, Нарлинская выдернула нож из шеи Толяна и с остервенением дважды воткнула его в тело Саньку. Потом отдышалась, посмотрела на нож и тоже кинула в раковину. Пустила струю воды. Помыв руки, пошарила по карманам Толяна, достала ключи от входной двери и свой телефон, вышла в комнату. Оттуда позвонила Ватюшкову: — Андрей, ты бросил меня на растерзание! — торопливо сказала дрожащим голосом. Тот подскочил с места, услышав ее: — Ты где, красавица моя? Я разорву всех, кто причинил тебе боль! — закричал бешено. — Я уже сама справилась! — проговорила она. — Срочно приезжай! Здесь есть работа. Ее нужно сделать немедленно! — и назвала адрес. Ватюшков появился, когда на улице уже потемнело. Рубаха распахнута, волосы взъерошены. Глаза бегали в поисках тех, кого надо разорвать. Ева была собрана. Успела убрать свои следы. Везде, где могли быть ее отпечатки, прошлась мокрой тряпкой. В ванной сдернула с веревки рубашку и джинсы Санька и прихватила с собой на выброс. Открыв дверь Андрею, кинулась ему на шею. Как же она была рада, что снова видела его. Он подхватил ее на руки и поцеловал: — Чья это квартира, моя красавица? Рассказывай, почему ты здесь? Я уже сбился с ног, разыскивая тебя! Вся братва в городе поставлена на уши! — опустил ее на ноги, шагнул в кухню и присвистнул с восторгом. — Оприходовала ты их, моя красавица, по высшему разряду! Что это за жучки? — осмотрел тела со всех сторон. — Как это произошло? — Так получилось, — пожала она плечами. — Расскажу позже! А сейчас надо срочно навести здесь порядок. Утром уже может появиться полиция. — Понял, моя красавица. Не забивай пустяками свою красивую головку. Все подчистим. Комар носа не подточит! — успокоил ее. — Мои пацаны внизу в машине. Пусть дом угомонится, тогда и наведут чистоту. Все будет стерильно, не сомневайся. Когда в доме погасли все окна, люди Ватюшкова вошли в квартиру. Убрали трупы и следы крови. После всего аккуратно вышли на площадку и закрыли двери на ключ, протерли ручку и кнопку звонка. Ватюшков привез Еву к себе домой. Она залезла под душ и долго мылась, стараясь стереть с себя даже запахи, которые, ей казалось, остались после стольких дней, проведенных в квартире. Потом, выйдя из ванной, закутавшись в полотенце, села Андрею на колени и все рассказала. От него услыхала, откуда Корозов мог знать об убийстве Рисемского. Как будто все стало на свои места. Она не сожалела об убийстве Рисемского и не сожалела о Толяне и Саньке. И удивлялась этому. Когда и как случилось, что из нее куда-то улетучилась доброта, а ее место заняла жестокость. Исчезла жалость, и появилось равнодушие. Испарилась боязнь, и вместо нее выросла безысходность. И то, что когда-то было любовью, стало просто физической потребностью, расчетливым способом существования. Но ведь она никогда не была такой. Она помнила, как в детстве со слезами жалела котенка, которому отдавили лапку. Как плакала над голубем, поклеванным коршуном, и умершим у нее на руках. Она не могла обидеть младшую сестренку, никогда не сердилась на нее. Не могла грубить матери, всегда старалась угодить ей. И в школе была прилежной ученицей, которую ставили в пример. И со сверстниками никогда не ругалась. Так что же случилось? Почему стремление быть лучше всех, быть необыкновенной, быть единственной превратилось в жестокое бессердечие, стало способом выживания? Чувствуя, что в ее подсознании есть ответ, она оттуда не хотела его выдергивать. И, главное, она не хотела меняться. В этом видела неожиданно проявившуюся свою силу. Такими были окружавшие ее сильные люди, такой хотела быть и она. Андрей на руках отнес Нарлинскую в постель и лег рядом. Она притянула его к себе и не попросила, а потребовала: — Давай, Андрей, и много, я хочу много! Его крепкий торс придавил ее. И до самого рассвета она не давала ему передохнуть. Даже он, крепкий и сильный, почувствовал, что стал изнемогать. Но она настаивала и настаивала и только на рассвете угомонилась. Однако спала после этого немного. Проснулась часа через три-четыре, опять нырнула под душ и стала собираться. Андрей с трудом разлепил веки: — Ты куда? — В театр. — Ты что? — он сразу окончательно проснулся. — Тебя же менты возьмут! — А за что? — Как за что? Ты же парней Корозова пришила! — напомнил он. — А ты что, их трупы ментам отвез? — спокойно спросила. — Куда я их отвез, там никогда не найдут! — А ты проверь, не попали ли они в новую аварию? — попросила Нарлинская. Схватив телефон с тумбочки, он позвонил. Выслушав, умиротворенно откинулся на подушку: