Она с трудом развернула третью конфету, надкусила. И ноги перестали держать. Ева плюхнулась на стул, голова медленно стала склоняться. Но она собрала себя в кулак и снова стала на ноги. Кухня перед глазами поплыла и закачалась. Девушка, едва удерживая равновесие, двинулась в комнату. До дивана оставалась самая малость, когда ноги резко подкосились. Ева рухнула на ковер посреди комнаты. Повозилась, пытаясь подняться, но сознание отключилось, и она затихла. Андрей проснулся перед обедом и не обнаружил рядом девушку. Подъял голову, осмотрелся. Евы не было. Вскочил и вышел из спальни. — Ты где, моя красавица? — спросил громко. В ответ — молчание. Заглянул в комнату и увидал ее на ковре. Жуткая мысль обожгла, сонное состояние мгновенно испарилось. Кинулся к ней, наклонился: — Что случилось, красавица моя?! — прохрипел. Она не шевелилась. Он приподнял ее голову и уловил сильный запах алкоголя. Затормошил, услыхал бессвязное бормотание, воскликнул: — Да ты же пьяна, красавица моя?! — опустил голову на ковер, выглянул в кухню, увидел бутылки, и хохотнул. Ева продолжала спать. Он вернулся к ней, весело смеясь: — Ну и поддала, моя красавица, почти бутыль вылакала! Что это у тебя за праздник сегодня? Ты так до спектакля не отрезвеешь! — поднял на руки, отнес в спальню, положил на кровать. Она буркнула что-то и повернулась набок. Андрей усмехнулся: — Поспи, поспи еще, потом я приведу тебя в нормальное состояние. Ева не слышала его, она сейчас никого не слышала и не видела никаких снов. Но никто кроме нее не знал, а Ватюшков тем более, что именно заставило ее так сильно напиться. Был ли для нее сегодня праздник или было другое что-то. Ева никому не собиралась говорить. Однако повод у нее, несомненно, был, поскольку в этой жизни ничего не происходит без повода. Вот только один и тот же повод разных людей может толкнуть к разным действиям. Однако пьют, как правило, для успокоения нервов и чтобы забыться. Во второй половине дня Андрею удалось привести Нарлинскую в более-менее нормальное состояние. Она долго не выходила из-под прохладного душа, избавляя себя от хмеля и вялости. К вечеру Андрей отвез ее в театр. По дороге спросил: — Ты сможет сегодня играть на сцене? Может, сказать, чтобы сделали тебе замену? Ева посмотрела на него отчужденно-печальными глазами: — О чем ты, Андрей? Я сегодня все смогу и даже больше, — отозвалась. — Не нравится мне твое лицо, красавица моя! Я не узнаю тебя! Ты сегодня не такая, как всегда! — он заглядывал ей в глаза, тщетно намереваясь в них прочитать ее мысли. — Все это пустое, Андрей, — сморщила она лицо. — Все пройдет. Все скоро закончится, — посмотрела на Ватюшкова туманным взглядом, в котором то ли все еще бродил хмель, то ли заваривалось что-то на новых дрожжах, попросила. — Ты приезжай за мной после спектакля. — Непременно, непременно, красавица моя! — Ватюшков крепко притиснул ее к себе. Проводив Еву до ее гримерной, Андрей вернулся в машину и долго сидел, обдумывая сегодняшнее поведение девушки. Оно удивило его. Ни с того ни с сего напилась до потери сознания. С нею никогда подобного не происходило. Она всегда знала меру, и мера эта была небольшой. Как намагниченную ленту он прокрутил в голове весь вчерашний разговор с Евой, и в голове опять возникли вопросы. Они, как заноза, тревожили душу. Они понуждали его поставить последнюю жирную точку. Он решил сам переговорить с Корозовым. Андрей не снимал с Глеба своих подозрений. Будь его воля, он бы собственной рукой завалил его, как кабана. Вместе с тем, его мучило чувство ущербности оттого, что не понимал, за что убит Дорчаков и почему не проходит мысль, что убийство связано с информацией о Еве. Этот узел стоило разрубить, иначе он мешал ему дышать и думать. Набрав номер Корозова, он услыхал в телефоне: — Слушаю. — Это Ватюшков, Глеб. Надо срочно встретиться, есть один вопрос. Некоторое время длилось молчание, прежде чем Глеб произнес: — Подъезжай! — и назвал место и время. Потом вызвал Исая, распорядился организовать охрану и выехал в кафе «Оранжевое небо». У кафе был раньше Ватюшкова. Исай быстро расставил охрану. Андрей, подъехав, опытным глазом отметил, что Корозов хорошо подготовился. Вылез из машины и с одним охранником направился к оранжевому столу, за которым на открытой площадке уже сидел Глеб, расстегнув пуговицы пиджака. Протянул ему ладонь. Сел. Его охранник, хмуро стреляя глазами по охранникам Корозова, замер неподалеку от Исая. Глеб ждал, что скажет Ватюшков, и тот начал: — Чтобы между нами не было недомолвок, хочу сразу предупредить, что в убийстве Дорчакова я подозреваю тебя! И если бы была моя воля, я бы давно разорвал тебя на части. Но в этом паршивом мире не все зависит только от моих желаний! Однако не об этом будет наш разговор. Мне надо знать ответы, которые ты дал на вопросы Дорчакова. Если ты желаешь, я могу повторить эти вопросы, чтобы у тебя не было сомнений, что я в курсе всех событий. Впрочем, не я один, но все друзья Евы Нарлинской. Глеб пальцами правой руки слегка постукивал по столешнице, и это раздражало Андрея. Глеб видел это, но продолжал постукивать. Когда Андрей закончил, Глеб произнес идентично: — И я хочу предупредить тебя, что мне хорошо известно твое прошлое, и я подозреваю, что оно постоянно находится рядом с тобой в твоей настоящей жизни. Я тоже подозреваю тебя во многих грехах, но я, в отличие от тебя, не могу обвинять бездоказательно, как это делаешь ты! Ты просишь, чтобы я повторил тебе то, что рассказал Дорчакову? Но какое отношение имеешь вы ко всем этим вопросам? — Самое прямое! Потому что я друг Евы Нарлинской, над которой ты посмел издеваться! — сказал Ватюшков, сжал кулаки, и желваки у него на скулах заиграли. У Глеба вспыхнула досада на себя за то, что дал согласие на эту встречу: — Именно потому, что ты друг Нарлинской, я не вижу смысла дальше разговаривать с тобой. Кроме того, я подозреваю, что и тебе и Нарлинской лучше меня известно, кто убил Дорчакова? — ответил он. Перекосив лицо, Андрей мгновенно пошел в разнос: — Нет, я заставлю тебя ответить мне! Ты будешь со мной разговаривать! И никакая охрана тебя не спасет! Я устрою тебе трепку! — он угрожающе дернулся. Сдерживаясь, Глеб тоже наливался внутренним взрывом. Обстановка за столом накалялась. Исай на шаг приблизился к Корозову. Андрей метнул на него мутный взгляд, морщась от солнца, которое резало глаза, прохрипел разъяренно: — Вон, пес! Глеб рукой остановил Исая. Андрей заглушил муть в глазах, предупредил: — Я за Нарлинскую любому глотку порву! — Я то же самое сделаю за Ольгу! — выдохнул в ответ Глеб. — Если с моей женой что-нибудь случится, то с Нарлинской я шкуру спущу! И никто не спасет ее от этого! У Ватюшкова глаза вылезли из орбит, он захлебнулся возмущением. Это немыслимо, чтобы он выслушивал угрозы Ко-розова. Непроизвольно стал подниматься из-за стола. Его охранник бросился к нему, но его тут же сбили с ног парни Исая и прижали к полу. Андрей вцепился в крышку стола, как будто собирался сорвать его с места и запулить в Глеба. Но Исай мгновенно оказался рядом с Андреем, положил руку на столешницу и глянул в злые глаза того. Андрей попробовал сломать взгляд Исая, но наткнулся на стену, которую лбом расшибить было трудно. Видя, что его не испугались, отступил. Отодвинув оранжевый пластмассовый стул, Глеб встал. По щеке пробежала морщина. Андрей расширил ноздри и тоже встал: — Ты об этом пожалеешь! Корозов молчал. Зачем было еще что-то говорить, когда без слов все ясно. Ватюшков развернулся и, не смотря по сторонам, пошел к машине. Его охранника отпустили. Шустро подхватившись, тот окинул всех беглым взглядом, визгнул: — Лучше бы вам на свет не рождаться, ишаки тупые! Вы не знаете, с кем связались! Андрей сел в авто и здесь дал волю своему негодованию. Уши водителя и охранника заложило от крика. Водитель попытался реабилитироваться: — Я уже собирался из пушки палить. — Так что же не палил, дурак?! — повторяя интонации Думилёвой, выкрикнул Андрей. Водитель мигом убрался в свою скорлупу и притих. Охранник, приготовившийся тоже сказать несколько слов в свое оправдание, стиснул губы, боясь посмотреть на Андрея. Однако тот сам вспомнил о нем и прикрикнул: — И ты дурак! Какого черта дергался?! Я сказал стоять, стало быть, надо было стоять! — Я подумал… — неуверенно отозвался подручный. — Думать я буду! Твое дело песье! — осек Ватюшков. Автомобиль Андрея долго не трогался с места. Глеб с Исаем, стоя у стола, наблюдали за ним. Казалось, вот-вот Андрей снова вылезет и направится к Корозову, но этого не случилось. Авто, наконец, вздохнуло мотором и уехало с парковки. После этого Исай снял охрану, а Глеб направился к своей машине. Андрею никак не удавалось вернуть себя в нормальное состояние. То, что он хотел выяснить у Корозова, он не выяснил. Ему подумалось, что Думилёва была права, когда говорила, что его на переговоры с Глебом отправлять нельзя. Теперь если она узнает, что он проявил своеволие в вопросе, который для нее имел большое значение, она съест его с потрохами. Его ненависть к Глебу возросла многократно. Ярость разъедала, как кислота. Теперь даже если б Глеб оказался ни в чем неповинным, Андрей все равно разорвал бы его на клочки. И он сделает это обязательно, только выждет удобного времени и подберет удобный момент. Никто больше его не остановит. Корозову стало многое известно о нем, и, видимо, не только о нем, значит, его надо закопать глубже в землю. Ватюшков принял решение. 16 Ольга уже долгое время находилась в неведении. Проходили дни, но никто не появлялся. Стены квартиры начинали давить. Хотелось выть он неизвестности. Охранники смотрели жадными глазами, как кобели на сучку, но ничего не объясняли и не прикасались к ней. Если она начинала донимать их своими вопросами, то обычно один из них отвечал: