– Ох, конечно. Вот только не могу вспомнить имя. Какое-то странное. Вроде бы копия Лорны, то же лицо, только расплывшееся. Я заметил их на улице возле "Юнион Сквер", мы остановились, потрепались о том о сем. Лорна, как всегда, выглядела великолепно. Вот тогда я и видел ее в последний раз. – А что вы можете сказать о второй актрисе, Нэнси Доббс? Она была подругой Лорны? – Ох, Господи. Вы видели ее в фильме? Там же смотреть не на что. – Да, это точно, – согласилась я. – А она снималась в других фильмах Эрза? – Сомневаюсь. Даже уверен, что нет. Да и в этот-то попала, наверное, случайно. Взяли какую-нибудь другую актрису, а та отказалась в последний момент. Лорна ее полностью затмила. Нэнси была ужасно тщеславной, не имея при этом ни таланта, ни тела. Она из тех женщин, которые спят со всеми, пытаясь пробиться повыше, но только никто не хочет с ними спать. – Рассел рассмеялся. – Да она бы и с кобелем трахнулась, если бы знала, что это поможет. – Как они ладили с Лорной? – Насколько я знаю, никаких стычек у них не было, но каждая считала себя выше другой. Я это знаю, потому что они делились со мной в перерывах между съемками. – А Нэнси до сих пор в городе? Я бы хотела поговорить с ней. Рассел удивленно посмотрел на меня. – А разве вы сегодня не видели ее? Я думал, что вы поговорили с ней на вечеринке у Эрза. – А что она могла там делать? – Она вышла за него замуж. Ничего себе, да? Во время съемок Нэнси так и вешалась на него, а потом мы слышим... у-ух... что она стала досточтимой миссис Джозеф Эрз. Может быть, поэтому и фильм не вышел в прокат, и Эрз завязал с порнографией. Представляю, если бы все выплыло наружу. Между прочим, он называет ее "герцогиня". Куда загнул, а? – А не ходили слухи, что отношения Джо Эрза с Лорной выходят за рамки профессиональных? – Он никогда не спал с ней, если вас именно это интересует. Конечно, есть уже устоявшееся мнение, что продюсеры спят с актрисами. Но поверьте, его интересовал только процесс зарабатывания денег. – А вот мать Лорны считает, что ее смерть каким-то образом связана с этим фильмом. – Возможно и такое, но зачем кому-то убивать ее? Может быть, она стала бы звездой, если бы осталась жива. А что касается нашей съемочной группы, то, поверьте мне, мы все прекрасно ладили между собой. Очень радовались предоставленной нам возможности, возлагали на картину большие надежды. Черт побери, а откуда об этом узнала ее мать? – Кто-то прислал ей пленку. Рассел уставился на мое отражение в зеркале. – Если этот человек хотел таким образом выразить свои соболезнования, то у него явно плохой вкус. Вам надо выяснить, чем он руководствовался. – Это точно. Я вернулась в мотель, но сна не было ни в одном глазу. К двум часам ночи жизнь в Санта-Терезе замирает, в Сан-Франциско все бары тоже закрываются, но работает масса различных заведений: заправочные станции, книжные лавки, гимнастические залы, пункты проката видеокассет, кафе и даже магазины одежды. Сняв туфли и платье "на все случаи жизни", я стянула колготки с таким же облегчением, с каким Чери пояс и чулки. А облачившись в джинсы и водолазку, почувствовала себя заново родившейся, словно опять влезла в собственную кожу. Потом я отправилась на поиски ночной столовой и нашла ее совсем рядом с мотелем. Обильно позавтракав, я вернулась в номер, заперла дверь и набросила цепочку, сняла кроссовки, подложила все подушки под спину и снова просмотрела папку с делом Лорны, листая фотографии и схемы места преступления. Фотограф снял дом и внутри и снаружи, со всех сторон. Имелись фотографии переднего и заднего крыльца, деревянных перил, окон. Парадная дверь была закрыта, но не заперта, и никаких признаков взлома. Внутри коттеджа никакого оружия и следов борьбы. Были здесь и цветные фотографии, сделанные криминалистами, опылявшими те места, где они обнаружили отпечатки пальцев. В отчете говорилось, что были найдены следы пальцев и ладоней, но большинство из них оставила Лорна. Множество отпечатков пальцев принадлежало ее родственникам, домовладельцу, подруге Лорны, Дэниель, да еще парочке знакомых, которых допросили следователи из отдела по расследованию убийств. Подозрительно, многие поверхности в доме оказались чисто вытертыми. Фотографии Лорны начинались с кадра положения тела относительно входной двери, снятого дальним планом. Были здесь и фотографии, снятые как средним, так и крупным планом с шестидюймовой линейкой для сравнительного масштаба. Мне захотелось влезть прямо в снимок, осмотреть все предметы на столе, открыть ящики и порыться в их содержимом. Я поймала себя на том, что, прищурившись, двигаю карточку к лицу и обратно, словно она могла неожиданно предстать мне в другом ракурсе. Потом, оглядывая боковым зрением фон и различные предметы, я уставилась на тело. Когда я была в коттедже, из него уже вынесли всю мебель, остались только пустые кухонные шкафы, ванна, сантехника и электрическая арматура. Так что полезно было посмотреть фотографии, чтобы представить себе общий вид жилья Лорны, а то у меня в памяти уже начали путаться размеры квартиры и расположение комнаты. Я просмотрела все снимки во второй раз, затем в третий. С момента смерти Лорны прошло десять месяцев, место преступления приобрело совершенно иной вид, и судить о нем теперь можно было только по фотографиям. Если все-таки будет доказано, что произошло убийство и против подозреваемого выдвинут обвинение, то при рассмотрении дела содержимое этого конверта очень пригодится. Но есть ли шансы на это? На что я надеюсь, расследуя дело, когда прошло уже столько времени? Обычно в своей практике я применяла спиральный метод осмотра места преступления – начинала с центра, а далее по кругу, все увеличивая зону. Но все дело в том, что сейчас у меня не имелось никаких зацепок. Не было даже версии относительно причин смерти Лорны. Такое ощущение, что я забрасываю сеть, в надежде как-нибудь зацепить убийцу. А этому хитрому дьяволу сейчас надо просто врать, поглядывая за моей наживкой со дна моря. Продолжая листать досье, я размышляла. Если отбросить версию о случайном убийстве или маньяке-убийце, то у преступника должна быть причина, конкретный мотив, объясняющий, почему он желал смерти своей жертве. А в деле Лорны Кеплер я не видела определенной причины. Возможно, причина в деньгах. На счетах Лорны имелась довольно крупная сумма. Я сделала себе заметку поговорить с Дженис об этом. Поскольку у Лорны нет прямых наследников, то, если она умирает, не оставив завещания, ее законными наследниками становятся Дженис и Мэйс. Очень трудно представить себе, что кто-то из них был виновен в ее смерти. Но с другой стороны, если убийца все-таки Дженис, то она поступила бы глупо, нанимая меня раскапывать это дело. Мэйс тоже под вопросом. На мой взгляд, он не похож на убитого горем родителя. Еще одна вероятность – сестры, хотя обе не показались мне достаточно умными и энергичными. Я сняла трубку телефона и набрала номер кафе "Франки". Сначала я услышала звуки музыкального автомата, а потом голос самой Дженис. – Здравствуйте, Дженис. Это Кинси, звоню из Сан-Франциско. – Здравствуйте, Кинси. Как у вас дела? Меня всегда удивляет, что вы звоните в такое время. Вы нашли того человека, на которого она работала? – Я разговаривала с ним сегодня вечером, а еще разыскала одного из актеров. Окончательного мнения о них я еще не составила, но у меня возникла другая мысль. Смогу я посмотреть финансовые документы Лорны? – Думаю, да. Я не скажете, зачем вам это, или это секрет? – Между нами не может быть никаких секретов. Вы ведь платите мне за работу. Я пытаюсь отыскать мотив преступления. Вполне возможно, что здесь замешаны деньги. – Наверное, вы правы, только не знаю, как этот мотив может укладываться в данный конкретный случай. Никто из нас понятия не имел о ее деньгах, пока после смерти Лорны не увидели ее бумаги. Я до сих пор в шоке. По-моему, это просто невероятно. Ведь я всегда подбрасывала ей двадцатку, чтобы она как следует питалась. А тут все эти акции, облигации, срочные счета. Ведь с такими деньгами она могла бы жить гораздо лучше. Я хотела сказать ей, что эти деньги были частью пенсионного фонда Лорны, но это прозвучало бы несколько неэтично, поскольку девушка прожила слишком мало, чтобы воспользоваться ими. – А у нее было завещание? – Да. Всего на одном листе, написанное собственноручно. Она все оставила нам с Мэйсом. – Я бы хотела взглянуть на него, если не возражаете. – Можете смотреть все, что угодно. Когда я приду домой с работы, то найду коробку с бумагами Лорны и оставлю ее на столе Берлин. Как вернетесь, можете заехать и забрать ее. – Большое спасибо. В любом случае я собиралась поговорить с Берлин и Тринни. – Ох, кстати, я кое-что вспомнила. Вы разговаривали с той женщиной, у которой Лорна иногда работала сиделкой? – Говорила недавно. – Понимаете, не могли бы вы оказать мне услугу? Когда я последний раз разбирала вещи Лорны, то обнаружила ключи, и я уверена, что они принадлежат этой женщине. Надо бы их вернуть, но у меня нет времени. – Вы хотите, чтобы я отвезла ей ключи? – Если можно. Я понимаю, что должна бы сделать это сама, но мне абсолютно некогда. И, пожалуйста, верните мне все бумаги, после того как просмотрите их. Там имеются списки процентных платежей, которые я должна представить адвокату, утверждающему завещание, чтобы он убедился в уплате налогов с дохода. – А разве оно еще не утверждено? – Адвокат как раз этим занимается. Я передам вам копии документов, но все равно прошу вернуть их мне. – Можете не волноваться. Я все возвращу вам, наверное, послезавтра. – Очень хорошо. – До меня донесся шум ссоры в кафе. – Ох! – воскликнула Дженис. – Мне надо идти. – Увидимся завтра, – попрощалась я и положила трубку. Я оглядела свой номер. Вполне жилой, но уж больно неуютный. Матрас – сплошная размазня, а подушки из пенистой резины, так можно серьезно повредить шею. Позвонив, я заказала обратный билет из Сан-Франциско на полдень. Сейчас было уже около трех часов ночи, но спать совершенно не хотелось. Если не выкупать авиационный билет, то можно поехать в Санта-Терезу на взятой напрокат машине й оставить ее в аэропорту, где на стоянке стоит мой "фольксваген". Поездка займет часов шесть, и если мне удастся не уснуть за рулем, то в Санта-Терезе я буду около девяти утра. При мысли о возвращении домой меня внезапно охватил прилив сил. Я стремительно вскочила с кровати, отыскала кроссовки и обула их, не завязывая шнурки. Забрала в ванной свои туалетные принадлежности и уложила их в сумку. Гораздо дольше, чем собирать вещи, мне пришлось будить ночного портье. Но в три двадцать две я уже ехала на юг по шоссе сто один. Ничто не оказывает такого гипнотического воздействия, как ночное путешествие. Зрение сосредоточивается только на мелькающем асфальтовом полотне дороги, вся растительность по сторонам расплывается туманными пятнами. По трассе в такое время двигались в основном грузовые трейлеры, перевозившие различные товары – от новых машин до мебели, от воспламеняющихся жидкостей до плоских картонных коробок. Изредка мелькали небольшие городки, освещенные только рядами уличных фонарей. Кое-где попадавшиеся рекламные щиты только отвлекали внимание. Дважды я вынуждена была останавливаться, чтобы выпить кофе. В какую-то минуту возникло искушение повернуть назад, потому что езда усыпляла, но я изо всех сил боролась со сном. Хорошо помогало мне в этом радио. Я переключала приемник со станции на станцию, слушая различные ток-шоу, классическую и джазовую музыку, бесконечные выпуски новостей. Когда-то я курила, и теперь вспомнила, как это помогало мне во время длительных поездок на машине. Но сейчас я скорее брошусь с моста, чем закурю. Прошел еще час. Близился рассвет, небо начинало светлеть, а деревья вдоль дороги приобретать окраску. Постепенно над горизонтом поднялось солнце, похожее на пляжный мяч, темно-серая окраска неба сменилась розовой и ярко-желтой. Мне пришлось опустить солнцезащитный козырек, чтобы не слепило глаза. В девять четырнадцать утра я, сдав взятую напрокат машину и забрав со стоянки свой "фольксваген", подъехала к своему дому. Глаза у меня слипались, тело ныло от слабости, как при простуде, но я все-таки была дома. Я зашла внутрь, убедилась, что на автоответчике нет сообщений, почистила зубы, сняла кроссовки и плюхнулась на кровать. Сон моментально обрушился на меня, как снежный ком, увлекая за собой все ниже, ниже и ниже. Проснулась я в пять часов дня. Проспала все те же восемь часов, но сейчас так же хотелось есть, как в девять утра – спать. Ощущение было такое, словно я выбралась из зыбучего песка. Надо было исправлять нарушенный ритм жизни. Ведь я ложилась спать на рассвете, а просыпалась после полудня, завтракала в обед, а обедала ночью. И зачастую этот обед состоял из холодной овсянки или яичницы с тостами, а это означало, что я просто дважды завтракала. Произошел явный сдвиг и в психике, день и ночь перепутались в сознании. Как это бывает во время быстрых перелетов через часовые пояса, мои внутренние часы отсчитывали теперь свое время, не совпадавшее со временем остальных людей. Даже обычное ощущение собственной личности нарушилось, появилась тревога, что внезапно может возникнуть другая личность, доселе прятавшаяся, а теперь пробудившаяся от долгой спячки. Дневная жизнь звала меня, но я откликалась на удивление неохотно. Я сползла с кровати, сбросила грязную одежду, приняла душ и оделась. По пути к дому Кеплеров я остановилась у магазина, купила пакет йогурта и яблоко и съела в машине. Я могла бы поспать еще пару часов, но надеялась поговорить с сестрами Лорны до того, как проснется Дженис. Как и у меня, у нее тоже перемешались день и ночь, и это странным образом связывало нас. На этот раз перед домом не оказалось рабочего фургона Мэйса, и я, оставив свой "фольксваген" на обочине возле забора из белого штакетника, прошла по дорожке к крыльцу и постучала в дверь. Мне пришлось немного подождать, прежде чем Тринни открыла. – Ох, привет. Мама отработала две смены, и она еще спит. – Я так и думала. Она сказала, что оставит для меня коробку на столе Берлин. – А Берлин сейчас нет. Ее куда-то послали с поручением. Может, хотите зайти и подождать? – Спасибо. – Я прошла за Тринни через небольшую, тесно заставленную мебелью гостиную в обеденную комнату, примыкавшую к кухне. Солнце клонилось к закату, стекла кухонных окон начали темнеть, создавая в освещенной кухне искусственную атмосферу тепла. Посередине кухни стояла разложенная гладильная доска, и запах свежевыглаженного хлопка заставил меня взгрустнуть о лете. – Не возражаете, если я взгляну на стол Берлин? Если коробка там, то я смогу забрать ее. Тринни снова взялась за утюг. – Стол вон там, – она указала на дверь, ведущую в контору. В углу стояли стол и шкафы для документов, и я вспомнила, что уже видела их в тот вечер, когда разговаривала с Мэйсом. Справа на столе стояла коробка, на крышке которой была написана моя фамилия. Я подавила в себе желание порыскать в шкафах и ящиках стола, подняла крышку коробки и проверила ее содержимое. На меня пахнуло ароматом, представлявшим собой тонкое сочетание запаха цитрусовых и пряностей. Я закрыла глаза, представив себе, что это запах Лорны. По опыту я знала, что специфический запах может выдать владельца. Мужчину – запах крема для бритья, кожи или пота, а женщину – духов. Ключи, о которых упоминала Дженис, покоились сверху папок, аккуратно расставленных в алфавитном порядке: перечень счетов, налоги с доходов, дивиденды, акции, годовые отчеты. В одном углу коробки торчал сложенный кашемировый шарфик. Я прижала его конец к лицу, и ощутила нежный дух скошенной травы, корицы, лимона и гвоздики. Забрав коробку с собой на кухню, я поставила ее на один из стульев, а сверху положила шарфик. – Это шарфик Лорны? Он лежал в коробке вместе с ее бумагами. Тринни пожала плечами. – Наверное. Я сложила его и положила на место. – Не возражаете, если я присяду? Мне бы хотелось поговорить с вами. – Хорошо, – согласилась Тринни и отключила утюг.