– Если вдруг что-то вспомните, то позвоните мне, пожалуйста. Звонить можете и в офис, и домой, у меня и там и там стоят автоответчики. А я осмотрю коттедж и вернусь, если возникнут вопросы. – Опасайтесь насекомых, – предупредил Бурк. – Они там особенно здоровые. Глава 6 Я вела "фольксваген" по узкой грунтовой дороге, которая шла вдоль задней границы участка. Когда-то она была покрыта асфальтом, но теперь заросла сорняками. Фары освещали два ряда дубов, обрамлявших заброшенный проселок. Нависавшие ветки образовывали нечто вроде темного тоннеля, через который я и пробиралась. Кустарник, когда-то аккуратно подстриженный, теперь разросся совершенно беспорядочно, что замедляло движение машины. Конечно, мое авто было далеко не первой свежести, и все же мне не хотелось царапать ветками светло-голубую краску. Достаточно уже было и того, что рытвины терзали амортизаторы моей старушки, как во время заводских испытаний. Я добралась до поляны, где в тени примостился плохонький коттедж. Сделав три поворота, я развернула машину так, чтобы мне не пришлось выбираться отсюда задним ходом. Погасила фары. Сразу же возникло ощущение полного одиночества. Если не считать стрекотания сверчков в подлеске, то вокруг стояла абсолютная тишина. Трудно было поверить, что поблизости имеются другие дома, которые расположены на улицах города. Свет от уличных фонарей не проникал так далеко, а шум машин напоминал тихий, отдаленный шелест прилива. Место казалось совершенно заброшенным, хотя находилось оно не более чем в десяти минутах езды от моего офиса. Посмотрев в сторону главного дома, я не увидела ничего, кроме густых молодых деревьев, старых дубов и нескольких лохматых елей. Огней не было видно даже сквозь голые стволы нескольких лиственных деревьев. Открыв бардачок, я вытащила фонарик, проверила, как он работает, и убедилась, что батарейки не сели. Я бросила сумочку на заднее сиденье, вылезла из машины и заперла ее. Примерно футах в пятидесяти по направлению к главному дому я заметила каркас для выращивания вьющейся фасоли, которую хозяева разводили теперь в заброшенном саду. В воздухе стоял плотный запах влажного мха и эвкалиптов. Я поднялась по ступенькам деревянного крыльца. Входная дверь была снята с петель и стояла сбоку, прислоненная к стене. Щелкнув выключателем, я с радостью обнаружила, что электричество не отключено. С потолка свисал всего один плафон, сорокаваттная лампочка слабо освещала комнату. Если в коттедже и имелась какая-то теплоизоляция, то очень слабая, и сейчас внутри было очень холодно. И хотя оконные стекла были целы, пыль забилась во все трещины. Подоконники усыпаны дохлыми насекомыми, в углу фрамуги паук укутал муху в белый шелковистый кокон. Пахло ржавым металлом, под водопроводными стыками собрались лужицы протухшей воды. Часть деревянного пола в комнате выпилила бригада, осматривавшая место преступления, а образовавшуюся дыру закрыли куском фанеры. Я осторожно обошла это место. Прямо над головой, на чердаке, послышалась глухая возня. Я подумала, что это белки залезают на чердак сквозь дыры в крыше и мастерят гнезда для своих детенышей. Луч моего фонарика высвечивал бесконечные следы десятимесячного запустения: мышиный помет, засохшие листья, маленькие кучки мусора, сооруженные термитами. Конфигурация внутреннего помещения представляла собой букву "L" с пристроенной в углу ванной, от которой водопроводные трубы тянулись к крохотной кухне. Завернув за кухню, можно было попасть в "гостиную". Я заметила на полу металлическую плиту, на которой раньше была установлена печь, топившаяся дровами. Выкрашенные в белый цвет стены были усыпаны сороконожками, и я поймала себя на мысли, что мне неприятно на них смотреть. Сбоку от двери висела коробка звонка размером с пачку сигарет. Кто-то вскрыл ее крышку, и я могла видеть, что механизм внутри отсутствует. Электрические провода в зеленой пластиковой оболочке были обрезаны и теперь свободно болтались, как поникший стебель цветка. Спальня Лорны, предположительно, находилась в коротком отрезке буквы "L". Кухонные шкафы были пусты, а на покрытых линолеумом полках лежал тонкий слой кукурузной муки и засохших хлебных крошек. На одной из полок, по-видимому, пролился сироп, и я видела кружки в тех местах, где стояли банки с консервами. Я осмотрела ванную, в которой не было окон. Старый унитаз с высоким и узким бачком, выпирающим вперед стульчаком, похожим на фарфоровый кадык. Растресканное деревянное сиденье, которым можно прищемить все самые нежные места. Раковину для умывания, размером с блюдо, поддерживали две металлические стойки. Я открутила кран с холодной водой, и тут же с криком отскочила назад, потому что из него с шумом вырвался фонтан бурой воды. В водопроводных трубах послышался низкий визг, как будто зазвучала сирена, предупреждающая меня о том, что я незаконно вторглась в чужое жилище. Сама ванна покоилась на круглом фундаменте, сухие листья скопились возле сливного отверстия. Закрывала ванну непрозрачная зеленая пластиковая занавеска с изображением черных лебедей. Хотя мебель в комнате отсутствовала, я прикинула примерно, как она была обставлена. Возле входной двери, судя по вмятинам на сосновом полу, стояли, наверное, диван и два кресла. В том месте, где комната поворачивала в кухню, я представила себе небольшой деревянный обеденный уголок. Сбоку от раковины стоял небольшой шкафчик, к основанию которого была прикреплена телефонная розетка. У Лорны, наверное, имелся радиотелефон или же аппарат с длинным шнуром, что позволяло ей днем держать телефон на кухне, а на ночь переносить его к кровати. Поворачиваясь, я еще раз внимательно осмотрела все помещение. Тени вокруг меня сгустились, сороконожки забегали по стенам, недовольные моим присутствием. Я выскочила из коттеджа, неотрывно следя за ними. * * * Я ужинала, сидя в своей любимой кабинке в ресторане у Рози, который находился в половине квартала от моего дома. Как обычно, Рози уговорила меня заказать ужин в соответствии с ее собственными вкусами. Подобная забота с ее стороны меня не сильно утомляла. Если не считать "биг-мака" с сыром, у меня, в общем-то, нет любимых блюд, поэтому даже приятно, когда кто-то помогает тебе разобраться с меню. Сегодня Рози посоветовала мне суп из семян тмина с клецками и тушеную свинину, приготовленную по очередному венгерскому рецепту – кусочки мяса, залитые сметаной и приправленный паприкой. Заведение Рози не совсем ресторан, а скорее популярный местный бар, где, по прихоти хозяйки, подают экзотические блюда. Вдобавок он постоянно балансирует на грани закрытия отделом полиции по контролю за предприятиями общественного питания, поскольку в этой области существуют очень строгие правила. В воздухе здесь постоянно висит запах венгерских специй, пива и табачного дыма. Расположенные в центре зала желтые столики сохранились аж с сороковых годов, а вдоль стен разместились кабинки. Крепкие скамьи с высокими спинками, выкрашенные в темно-коричневый цвет, чтобы не было видно сучков и прочих пороков, сделаны из высокопрочной строительной фанеры. Еще не было семи, поэтому привычные посетители пока не появились. Обычно по вечерам, особенно летом, ресторанчик Рози заполняли шумные игроки в боулинг и софтбол, одетые в форму своих команд. А зимой они были вынуждены импровизировать. Как раз на этой неделе группа гуляк придумала игру под названием "швыряй бандаж", и теперь этот злополучный атрибут спортивной формы, пришпиленный к древку, висел над стойкой бара. Рози, женщина вообще-то очень строгая и напрочь не понимающая юмора, нашла, похоже, эту проделку забавной и оставила бандаж на месте. Предстоящее бракосочетание явно снизило ее коэффициент умственного развития на несколько критических пунктов. Сейчас она восседала на стуле за стойкой бара, курила и просматривала местные газеты. В конце стойки имелся небольшой цветной телевизор, но никто из нас не уделял большого внимания телепередачам. Возлюбленный Рози, Уильям – старший брат Генри, – улетел вместе с ним в Мичиган. Рози и Уильям собирались пожениться в этом месяце, но, похоже, свадьба откладывалась. Зазвонил телефон, стоявший на ближнем конце стойки. Рози бросила на него недовольный взгляд, и я поначалу решила, что она вообще не собирается снимать трубку. Она не спеша сложила газету, отложила ее в сторону и все-таки ответила после шестого звонка. Обменявшись с собеседником несколькими фразами, Рози посмотрела на меня, протянула трубку в моем направлении, а затем швырнула ее на стойку, от чего у звонившего, вероятно, лопнула барабанная перепонка. Я отодвинула в сторону тарелку и осторожно вылезла из кабинки, чтобы не поймать занозу в спину или бедро. Когда-нибудь я возьму напрокат электрический шлифовальный круг и отполирую здесь все деревянные сиденья, потому что мне надоело постоянно опасаться заноз. Рози перешла к дальнему концу стойки и уменьшила звук телевизора. Я взяла трубку. – Алло? – Привет, Кинси. Это Чини Филлипс. Как дела? – Откуда ты узнал, что я здесь? – А я поговорил с Джонатаном Робом, и он сообщил мне, что ты частенько заглядываешь к Рози. Я попытался позвонить тебе домой, но мне ответил автоответчик, поэтому я и предположил, что ты, должно быть, ужинаешь. – Отличная работа детектива. – Мне вовсе не хотелось спрашивать, с чего это он вдруг решил поговорить обо мне с Джонатаном Робом, который работал в отделе по розыску пропавших, когда я познакомилась с ним три года назад. У нас даже возник небольшой роман во время одной из периодических отлучек его жены. Джонатан и его жена Камилла знали друг друга с седьмого класса. Время от времени Камилла бросала его, но он всегда принимал ее обратно. Школьная любовь, которая здесь, в провинции, превратилась в сплошную тягомотину. Я ничего не знала об их отношениях и не представляла, какая роль в этой игре отводилась мне. Узнав обо всем, я сделала выбор, но на душе остался скверный осадок. Когда человек одинок, он иногда совершает подобные ошибки. И все же неприятно, когда твое имя треплют по всем углам. Мне очень не хотелось быть предметом обсуждения в раздевалке местной полиции. – Ты что-нибудь выяснил? – поинтересовалась я у Чини. – Так, кое-что. Но позже вечером я собираюсь на Стейт-стрит, хочу отыскать одного парня, у которого имеется необходимая мне информация. Вот я и подумал, что ты, возможно, захочешь проехаться со мной. В том районе должна будет вертеть задницей в поисках клиентов старая подружка Лорны. Если мы увидим ее, я могу вас познакомить... если это тебя, конечно, интересует. Мое сердце екнуло при мысли, что опять не удастся пораньше лечь спать. – Заманчивое предложение, спасибо. А как мы это устроим? Подождать тебя здесь? – Можешь и подождать, если хочешь, но будет лучше, если я подхвачу тебя в том районе. Правда, мне нужно еще немного поездить, и я не знаю точно, куда меня занесет. – А ты знаешь, где я живу? – Разумеется, – ответил Чини и продиктовал мой адрес. – Я буду у тебя около одиннадцати. – Так поздно? – жалобно простонала я. – Да у них вся жизнь только начинается после полуночи. А что, это проблема? – Нет, все в порядке. – Тогда до встречи, – попрощался Чини и положил трубку. Я посмотрела на часы и с сожалением отметила, что мне надо как-то убить целых четыре часа. Чего мне на самом деле сейчас хотелось, так это лечь спать, но одна только мысль, что придется вставать через несколько часов, убивала меня. Если уж я легла, то предпочитаю не вставать. После кратковременного сна я обычно чувствую себя, как с похмелья, только подобное похмелье не сопровождается моментами беззаботного куража. И я решила, что если уж мне предстоит через несколько часов ехать с Чини Филлипсом, то уж лучше совсем не ложиться спать. Хорошо было бы в этот промежуток времени заняться какими-нибудь делами. Выпив две чашки кофе, я расплатилась с Рози, взяла куртку и сумочку и вышла на улицу. Солнце зашло в пять сорок пять, а луна, наверное, взойдет не раньше двух часов ночи. В этот час во всем квартале царило оживление. Окна домов, мимо которых я проходила, горели так ярко, словно в комнатах бушевали пожары. Ночные мотыльки, похожие на маленьких птичек, кружились вокруг фонарей подъездов. Поскольку на дворе стоял февраль, все летние насекомые затихли, и все же до меня доносился стрекот сверчков, прятавшихся в сухой траве, да иногда кричала ночная птица. А в основном вокруг стояла тишина. Сегодняшний вечер казался теплее вчерашнего, но из прогноза погоды, вычитанного в вечерней газете, я узнала, что облачность усиливается. Дувшие с севера ветры покачивали стволы пальм, и на меня сыпались сухие листья. Я прошла пешком полквартала до своего дома и сразу проверила автоответчик. Никаких сообщений не было. Тогда я поспешила снова на улицу, пока мной не овладело желание позвонить Чини Филлипсу и отменить нашу ночную прогулку. Ворота пропищали как-то жалобно, словно протестуя против моего ухода. Я села в машину, повернула ключ зажигания и, как только двигатель заурчал, включила обогреватель. Конечно, обогревателю нужно время, пока он начнет гнать теплый воздух, но мне в этот момент требовалась иллюзия уюта и тепла. Проехав полмили, я свернула на Пуэрто-стрит. Больница "Санта-Терри" находилась всего в двух кварталах. Отыскав место на боковой улочке, я припарковалась, заперла машину и направилась к больничному корпусу пешком. Вообще-то официально посещение больных начиналось с восьми вечера, но я надеялась, что дежурная сестра кардиологического отделения позволит себе несколько отступить от правил. Стеклянные двери раздвинулись при моем приближении. Я прошла мимо больничного кафе в левую сторону вестибюля, где на диванах группками сидели люди и разговаривали. Несколько ходячих больных, одетые в пижамы и тапочки, спустились вниз и теперь сидели со своими родными и друзьями. Вестибюль напоминал большую, хорошо обставленную гостиную, здесь звучала тихая музыка, а стены украшали картины местных художников. Нельзя сказать, что запах в вестибюле был неприятным, и все же он напомнил мне трудные времена. Десять лет назад в одну из февральских ночей в этой больнице умерла моя тетя Джин. Но я тут же отогнала эти воспоминания. В вестибюле работал сувенирный киоск, и я быстренько осмотрела ассортимент товаров. Наверное, надо было что-нибудь купить лейтенанту Долану, но я не могла придумать, что именно. Ни плюшевые медвежата, ни пеньюары для этой цели явно не подходили. В конце концов я выбрала огромный леденец и последний номер журнала "Пипл". В больничную палату всегда легче заходить с подарками, это как-то смягчает твое вторжение в интимный мир больного. В обычной ситуации я предпочитаю не иметь дело с мужчиной в пижаме. Мне пришлось довольно долго простоять в очереди в регистратуру, чтобы выяснить номер палаты и как пройти в кардиологическое отделение. Затем пришлось проследовать бесконечными коридорами к лифту в западном крыле. Поднявшись на третий этаж, я очутилась в просторном холле с блестящим белоснежным полом, из которого направилась налево по коридору. Приемный покой кардиологического отделения находился справа. Я заглянула в стеклянное окошко в двери. Там никого не было, обстановку составляли круглый стол, на котором лежало несколько журналов, три обычных кресла, два двойных, телевизор и телефон-автомат. Я проследовала к двери, ведущей в отделение. Возле нее на стене висел телефон и табличка, предупреждающая, что прежде чем войти, следует позвонить и получить разрешение. Я сняла трубку, а когда мне ответила медсестра, я сообщила ей, что хотела бы навестить лейтенанта Долана. – Подождите минутку, сейчас я узнаю. Последовала пауза, а потом она разрешила мне войти в отделение. Самое интересное заключается в том, что больница в основном выглядит именно так, как ты ее себе и представляешь. Мы все это видим по телевизору: суета вокруг сестринского поста, графики и оборудование, предназначенное для наблюдения за состоянием больных. В кардиологическом отделении дежурные медсестры носили обычную одежду, что несколько смягчало атмосферу, делая ее менее больничной. Их было пять или шесть, все молодые и дружелюбные. Медицинский персонал мог наблюдать состояние пациентов на центральном пульте. Я даже сама увидела на экранах биение восьми различных сердец в виде бегущих волнообразных зеленых строчек. Раздвижные двери в палатах были стеклянными, чтобы удобно было наблюдать с поста, но имелись и шторы, которые можно было задвинуть, если пациенту требовалось создать уединение. В отделении царило ощущение чистоты и покоя, как в пустыне. Никаких цветов, никаких искусственных растений. На висевших на стенах картинах были изображены безжизненные пейзажи с виднеющимися вдали горами. Я спросила, в какой палате лежит лейтенант Долан, и сестра указала в направлении коридора. – Вторая дверь слева. – Спасибо. Я открыла дверь и вошла в палату. Кровать, на которой лежал лейтенант, была такой же узкой, как монашеское ложе. Я привыкла видеть Долана на работе, в мятом сером костюме, сердитым, грубым, вечно занятым. А сейчас он выглядел немного меньше ростом, в каком-то бесформенном хлопчатобумажном халате с короткими рукавами и завязками. Его лицо украшала однодневная щетина, выделяясь серыми пятнами на щеках. Бросилось мне в глаза и то, что его когда-то мускулистые руки выглядели сейчас тонкими и жилистыми. Возле изголовья кровати от потолка до пола возвышалась стойка с различными приборами, необходимыми для наблюдения за его состоянием. Провода тянулись от груди к стойке, где на экране высвечивались показания дыхания, пульса и температуры. Лейтенант читал газету, сдвинув очки на нос, в вену на руке была вставлена игла капельницы. Заметив меня, он отложил в сторону газету и снял очки, а потом подтянул повыше простыню, обнажив при этом голые ступни. – Ой, посмотрите кто пришел. Каким это ветром тебя сюда занесло? – Долан пригладил рукой волосы и чуть приподнялся на кровати, оперевшись спиной о приподнятое изголовье. Пластиковый больничный браслет на запястье выдавал в нем пациента больницы, хотя лейтенант и не выглядел больным. Было такое впечатление, будто я застала его воскресным утром, и он еще не снял пижаму, перед тем как пойти в церковь. – Чини сообщил мне, что ты в больнице, вот я и решила проведать. Надеюсь, не помешала тебе читать газету. – Да я уже прочитал ее три раза. Тоска такая, что даже подслушиваю разговоры медперсонала. Некто по имени Эррол очень хочет, чтобы Луиза позвонила ему. Я улыбнулась. Конечно, было бы неплохо, если бы он выглядел получше, хотя я прекрасно понимала, что сама на его месте выглядела бы еще хуже. Я протянула ему журнал. – Это тебе. Думаю, тебе не повредит чтение всяких сплетен. А если они тебе наскучат, то можешь поразгадывать кроссворд на последней странице. Как ты себя чувствуешь? Выглядишь, во всяком случае, хорошо. – Неплохо. Иду на поправку. Доктор говорил, что завтра переведет меня из этого отделения, а это уже хороший знак. – Долан поскреб щетину на подбородке. – Видишь, наслаждаюсь, что можно не бриться. Что ты об этом думаешь? – Совсем от рук отбился. Как выйдешь отсюда, можешь прямиком подаваться в бродяги. – Подвинь стул и садись. Только убери это. На стуле, стоявшем в углу, были навалены какие-то бумаги и журналы. Я сняла всю эту кучу и переставила стул к кровати. Сейчас нам с Доланом надо было просто поболтать, чтобы как-то сгладить ощущение неловкости. – И что говорят врачи? Когда ты приступишь к работе? – Об этом они не говорят, но я и сам понимаю, что придется немного подождать. Месяца два, три. Все твердят, что я их здорово напугал. Черт побери, Том Флауэрз бросился делать мне искусственное дыхание изо рта в рот, чего он всегда терпеть не мог. Забавное, наверное, было зрелище. – Но как бы там ни было, ты нас не покинул. – Это точно. Ну а как твои дела? Чини рассказал мне о Дженис Кеплер. Как идет расследование? Я пожала плечами. – Нормально, я думаю. Я ведь занимаюсь им всего второй день. Сегодня вечером намерена встретиться с Чини. Он собирается покататься по Стейт-стрит в поисках своего осведомителя, а мне предложил тем временем поговорить с подругой Лорны. – Наверное, с Дэниель, – предположил Долан. – В свое время мы говорили с ней, но она мало чем помогла. Ты же знаешь этих шлюх. Они живут чертовски опасной жизнью. Каждую ночь имеют дело с незнакомыми людьми. Садятся к ним в машины, хотя любая такая поездка может стать последней в их жизни. А нас они считают врагами. Не знаю, почему, ведь они не дуры. – Жизнь толкает их на безрассудства. – Да, пожалуй, что так. Конечно, наш городок не идет ни в какое сравнение с Лос-Анджелесом, но и здесь происходят неприятные вещи. Например, убивают девушку вроде Лорны, и совершенно не понятно, почему. – А у тебя есть своя версия относительно личности убийцы? – Хотелось бы иметь. Она сторонилась людей, ни с кем не общалась. Вела беспорядочный образ жизни.