А в это время Гуров и Лика ехали на машине Льва в деревню, в дом двоюродного брата Садовникова. Поскольку машина была его, то и за рулем сидел, естественно, Гуров, потому что ему, во‑первых, не хотелось второй раз участвовать в гонках, а во‑вторых, его старенькая машина таких испытаний просто не выдержала бы. – А как вы с Садовниковым умудрились рыбу сжечь? – спросила Лика, чтобы за разговором как-то скоротать время. – Это Ильич еще служил. Уговорил он меня с ним туда поехать, красота, мол, там необыкновенная. Ну, приехали мы в пятницу вечером, поужинали и спать легли. До сих пор тех комаров помню, гул в комнате от них такой стоял, словно самолет рядом летит. И здоровущие, как цапнет, так мигом проснешься. А Костян решил нас рыбкой побаловать. Встал ни свет ни заря и на речку пошел. Просыпаемся мы, а он уже рыбу чистит. Посыпал ее приправами разными, в листья хрена завернул каждую отдельно и на решетку над углями положил. Велел нам за рыбой следить, а сам пошел прилечь. А мы с Ильичом о ней забыли. Спохватились только тогда, когда сосед из-за забора крикнул, что у нас что-то горит – ветер в его сторону был. Кинулись мы, а от рыбы ничего уже не осталось. Ох и ругался Костян! Пришлось нам у мальчишек рыбу покупать, самим чистить и самим готовить, а он потом еще и критиковал: то ему не так, это ему не эдак! За разговорами они сами не заметили, как добрались до деревни. Остановившись возле нужного дома, вышли и сразу поняли, что там никто не живет: и ставни закрыты, и двор снегом засыпан чуть не до верха забора. – Ну что, пошли к соседям за лопатой, – предложил Гуров. – И ключами – Ильич их деду Матвею оставил, – добавила Лика. Она пошла первой, Гуров – за ней, с тоской думая, как все-таки трудно иметь дело с человеком, который способен читать чужие мысли. Сосед, сухонький старик в овчинной душегрейке и обрезанных, не раз чиненных валенках, оказался человеком подозрительным. Он не только самым внимательным образом прочитал все, что было написано в служебном удостоверении Гурова, но еще и на какой-то замусоленный листок все переписал, а потом снова спросил: – Так чего ж тебе Васька сам ключи не дал? – Дед Матвей! Ну что ты за человек такой вредный? – вступила в разговор Лика. – У тебя же ключи от дома Костяна есть. Зачем же нам было через всю Москву за ними к Ильичу ехать? – Ну, есть! – сердито ответил старик. – Только не дам. Еще сопрете там чего-нибудь! – Да что там брать-то? – язвительно спросила Лика. – И то правда, – вынужден был согласиться дед. – Васька как дом принял, так добрым людям все и раздал. А чего ж вам тады надо, ежели там ничего нет? – А ту коробку, что Ильич привез, – объяснила она. – Ну, привез. Когда-то, бишь, это было? – Дед сделал вид, что задумался. – Аккурат 5 декабря, в день советской Конституции. – Точно. Я ему ее еще помогал нести. – Ой, он помогал! – покачала головой Лика. – Да ты нагнулся и тут же за поясницу схватился! – Ракулит у меня! – сердито бросил старик. – Ну, так и натерся бы тогда водкой. Чего ж ты ее вместо этого почти в одну харю выжрал, когда Ильич у тебя тут сидел и ждал, пока в его доме печь протопится. «Ракулит»-то с другой стороны находится! – От язва баба! И где вас таких только делают! – всплеснул руками старик. – Ключи давай! – потребовала Лика. – И лопату тоже! – Ключи, так и быть, дам, – сдался дед. – А вот лопату – шиш! Еще сломаете. – Ну, тогда ты бульдозером поработаешь. Я тебя на задницу посажу и тобой дорожку к крыльцу расчищу, – пригрозила она. – Но тогда «ракулит» тебе точно обеспечен! – Да на! – Сердито засопев, дед достал из-за двери лопату. – А ключи сейчас принесу. Взяв лопату, Лика ушла, а появившийся с ключами старик игриво подмигнул Гурову и восхищенно шепнул: – Огонь-девка! Повезло тебе с женой! – Повезло, – понуро согласился Лев и мысленно продолжил: «Только, к сожалению, не мне». Лопату он у Лики, конечно, отобрал и расчистил дорожку сам. Когда они вошли в дом, он невольно чертыхнулся, и было отчего – Садовников расставил по шкафчикам и полочкам и развесил по стенам все содержимое коробки, которая сейчас пустой валялась в сенях. Будь все в ней, они бы забрали ее и уехали, а теперь придется в этом стылом доме мерзнуть. – Будем собирать, – решил Гуров. – Главное, ничего не пропустить. – Подождите! – остановила его Лика. Со сосредоточенным видом она медленно ходила от одной вещи к другой, брала некоторые в руки, внимательно рассматривала, только что не прислушивалась. Закончив со статуэтками и бюстами, перешла к висевшим на стенах фотографиям в рамочках. Останавливалась напротив каждой, всматривалась, снимала со стены и вертела в руках, пока вдруг не положила одну из них, в старой ободранной деревянной рамке, на стол, прямо ногтем отогнула маленькие гвоздики и сняла картонку задней стенки. Под ней оказалась еще одна задняя стенка из обычного белого ватмана, к которой был приклеен завернутый в полиэтилен маленький металлический квадратик – карта памяти. – Вот и все, – просто сказала Лика. Гуров шумно выдохнул – он только сейчас почувствовал, что все это время простоял, затаив дыхание. – Ну, Лика! – невольно воскликнул он. – Да тебя в этой вашей конторе должны на руках носить! – А почему вы думаете, что не носят? – с шутливым высокомерием поинтересовалась она. Лев подошел к столу, посмотрел на снимок и призадумался, потому что на нем были сфотографированы молодые он и Садовников, стоящие на фоне бюста Ленина, который в те времена находился в вестибюле тогда еще не Главка, а просто МУРа. – Что не так? – увидев его состояние, настороженно спросила Лика и тоже посмотрела на фотографию. – А я, честно говоря, на изображение и внимания не обратила. – Судя по всему, Ильич предполагал, что с ним может что-то произойти, и оставил мне вот такой знак, чтобы я знал, где искать. Он наверняка и письменное распоряжение какое-нибудь оставил, чтобы этот снимок попал ко мне, как память о нашей молодости. Я бы, конечно, захотел сменить рамку и обнаружил бы это послание. Давай-ка, девочка, быстро закругляться и возвращаться в Москву. Здесь должно быть что-то очень и очень важное. – Если меня за руль пустите, мигом домчимся, – предложила она. – Номера у меня не те, – развел руками Лев. Он аккуратно положил карту памяти между страницами своей записной книжки, потом они заперли дом, вернули ключи и лопату деду Матвею и отправились в путь. По дороге решили, что не будут «свистать всех наверх», а сначала послушают или посмотрят все сами – вдруг, паче чаяния, там ничего важного не окажется, и они только людей от работы оторвут. Пока варился кофе, который караулил Лев, Лика все наладила, и вот они, устроившись в кабинете, приготовились слушать и смотреть, но это оказалась только аудиозапись. Разговор происходил явно где-то на природе, потому что слышался плеск воды и звук работающих лодочных моторов. «– Ну и чего ты меня сюда вытащил? – раздался голос Садовникова. – Неужели нельзя было в кабинете поговорить? – Нельзя! Уж очень тема деликатная, – ответил ему Болотин и, помолчав, продолжил: – Наши с Гуровым пути разошлись. К сожалению. Я перед ним ни в чем не виноват, так что пусть это останется на его совести. Но, как бы то ни было, он человек порядочный и не стал бы своей головой ручаться за предателя или подлеца. А за тебя он поручился. Оснований не верить ему у меня нет. Ты можешь мне гарантировать, что, о чем бы мы ни говорили, это останется между нами двумя? Даже если мы ни о чем не договоримся. – Даю тебе слово офицера и коммуниста, что все останется между нами, – очень серьезно произнес Садовников. – Но, может, ты все-таки скажешь, в чем дело? – В том, что я все хорошо обдумал и понял, что кто-то поставил себе целью меня разорить. Какие у концерна убытки после той тотальной проверки, ты сам знаешь. Нищета нам не грозит, но потрепали меня изрядно. Конечно, я мог бы поднапрячься и выправить положение, но зачем? Точнее, для кого? Петька, на которого я возлагал все свои надежды, сломался. Пьет не просыхая. Ольга в бизнесе ничего не понимает. Девочки еще маленькие, да и не женское это дело. Зятья еще неизвестно когда и какие будут, так что я на них не закладываюсь. Гошка меня тоже разочаровал, не в нашу породу пошел, а в Галькину. Учиться не хочет, ему бы все играть в свои «стрелялки-догонялки». Да и не успею я его уже до ума довести – у меня эта проверка десять лет жизни забрала. Так что я решил свой бизнес здесь ликвидировать и уехать с семьей за границу. Если этой стране не нужны люди, которые на ее благо работают, то и мне такая страна не нужна. Буду смотреть, как девочки мои растут, наблюдать, как по весне яблони в саду цветут, на рыбалку ездить… Одним словом, жить! Потому что я с этим бизнесом жизни, считай, и не видел: все работа да работа. В общем, помощь мне твоя нужна. – Если в рамках закона, то все, что смогу. Но в бизнесе я, сам знаешь, профан. Может, ты еще кого себе в помощь найдешь? – Не беспокойся, все будет по закону. Но знать об этом деле будут только два человека: ты и я. Если все пройдет удачно, я дам тебе денег, чтобы твои могли с кредитами расплатиться. – А вот этого не надо! – жестко проговорил Садовников. – Мне и зарплаты хватает, а они пусть расхлебывают кашу, которую сами заварили. Но я не понял, в чем проблема? Ты хозяин, твое право продавать или не продавать. – Есть проблема и большая. Ты же со мной на всех предприятиях был и всех акционеров видел. Пойми, эти люди когда-то примазались к власти, воспользовались случаем и не только мне помогли бизнес развернуть. К тому же сделали это не бескорыстно! Каждый из них получил свой пакет акций. И, если сложить все эти сладкие кусочки, они теперь, хоть и не у дел больше, получают свои весьма солидные дивиденды и живут не тужат. И так на всех моих предприятиях. У меня везде контрольный пакет акций или даже больше, но остальное-то у них. – Погоди, я слышал, что ты вроде обязан сначала акции им предложить? – неуверенным тоном спросил Садовников. – А как ты думаешь, для чего был затеян тот цирк с рассылкой писем? – рассмеялся Болотин. – Все сочли это происками конкурентов, розыгрышем, чьей-то дурацкой шуткой и так далее… А на самом деле все было всерьез. Формальности соблюдены: они все получили заказные письма с предложением приобрести акции предприятия, акционером которого являются. В течение двух месяцев никто из них на это письмо не ответил. Все! Я перед законом чист! Теперь я могу продать акции кому угодно, и никакой суд не сможет оспорить такой договор купли-продажи. – «Кинул» их, значит? – Ильич, пойми, они все равно купить их не смогут. А если вдруг в складчину и купят, то предприятие загнется, к чертовой матери, потому что они не производственники, не экономисты, не бизнесмены. Они в делах ничего не понимают. Сумели в свое время подсуетиться, схватить и с тех пор держат то, что успели нахапать, мертвой хваткой. Им нужен я, потому что при мне все предприятия стабильно работают и приносят им деньги, а для них это главное. Если только они узнают, что я хочу свой пакет акций кому-то продать, то не дадут мне это сделать. Могут начать палки в колеса вставлять: судебные иски и все прочее, а могут и кардинально вопрос решить. За все эти годы обросли они в моем офисе своими «ушами» так, что каждый мой шаг им известен. Поэтому я и говорю, что знать обо всем будем только я и ты. – Но ведь их-то пакеты акций у них так и останутся, – возразил Ильич. – Ты пойми, контрольный пакет потому и называется контрольным, что его владелец, грубо говоря, диктует остальным свою волю. Сменится владелец, и политика предприятия может поменяться, а они этого не хотят. Придет новый хозяин, с новой командой, ему своих людей кормить надо. – Все, не грузи! Я все равно не пойму. Скажи, а покупатели уже есть? – Шакалов сейчас вокруг меня развелось видимо-невидимо. И каждый, пользуясь моим тяжелым положением, хочет отхватить себе по дешевке сладкий кусочек. Осаждают так, что впору начать отстреливаться. Да обломится им! Есть у меня на примете серьезные покупатели. Они мне не раз удочки забрасывали насчет продажи им части акций, посмотрим, как они на весь пакет отреагируют. И вот тут-то ты мне и будешь нужен. Где у меня из кабинета секретный выход, знаешь? – Нашел, – с усмешкой ответил Садовников. – А где у меня второй сейф? – Не знаю. А он у тебя есть? – Представь себе! – рассмеялся Болотин. – Ладно, об этом потом. Пока я начну по телефону с людьми общаться, а вот когда до личных встреч дело дойдет, тут и ты вступишь. Мы с тобой будем запираться якобы для жутко секретных совещаний, а на самом деле выходить через второй выход и уезжать. Я тебя буду заранее предупреждать, где машину ставить, чтобы мне под камеры не попасть. Тем же путем и возвращаться будем. В общем, если ты еще не понял, я отдаю в твои руки будущее своей семьи. – Я тебя не подведу, – твердо произнес Садовников». Запись закончилась. Гуров и Лика растерянно переглянулись – ну, и что здесь секретного? – как вдруг снова раздался голос Болотина: «– Ильич! У тебя совесть есть? Ты где целый день гонялся? Утром предупредил, что задерживаешься, а сейчас уже вечер! – Поздравь меня, Петрович! Первый раз в жизни со мной такое! – весело ответил Садовников. – Влюбился, что ли, на старости лет? – Бери выше! Меня завербовали! – расхохотался Ильич. – Это шутка такая? Ну и когда смеяться?