6 Они опять сидели все в том же тихом дворике, где прошла их первая беседа. На этот раз они встретились днем, вечером Владимир Сергеевич был занят. Когда Настя позвонила ему, он не стал отказываться от разговора, сухо, коротко и по-деловому обсудив с ней время и место встречи. — Вы подумали над моими словами? — спросила Настя. — Я думал о них, — неопределенно ответил генерал. — Вы не изменили свое решение? Вы по-прежнему отказываетесь говорить со мной о Ерохине? — Я не изменил своего решения, — ровным, каким-то деревянным голосом сказал Вакар. — Пожалуйста, выслушайте меня, Владимир Сергеевич. Я понимаю ваше горе. Но месть никогда и ничего не меняла в этой жизни. Она не обладает способностью восстанавливать разрушенное. Вы — боевой офицер, вы были в 1968 году в Чехословакии, вы прошли Афганистан, вы воевали в Карабахе. Видите, я изучила вашу служебную биографию. И я знаю, вы не можете не понимать, что возмездие — это только красивое слово, которое имеет смысл лишь тогда, когда исходит от самой судьбы и может еще чему-то научить провинившегося. Возмездие, исходящее от человека, ввергает людей в порочный круг взаимной расплаты. А мертвые уже ничему не могут научиться, с этой точки зрения месть бессмысленна. Вы со мной согласны? — Как боевой офицер — безусловно. — А как отец? — И как отец тоже. — Тогда зачем все это, Владимир Сергеевич? Он молчал. — Хорошо, оставим прошлое, вернемся к сегодняшним проблемам, — продолжала она. — Вы знаете о том, что затеяла ваша жена? Он молча кивнул. — Я догадываюсь, что у вас происходит. Она вынуждает вас пойти на убийство Ерохина, в противном случае она сделает это сама. Ведь так? — Вы удивительно догадливы, — по-прежнему ровным голосом ответил Вакар. — А если я вам пообещаю, что у нее ничего не получится? — И она пойдет под суд? — Нет. Просто из ее затеи ничего не выйдет. — Это не решение проблемы. Она не успокоится, пока Ерохин жив. — Даже если он окажется в тюрьме лет на пятнадцать? — Даже в этом случае. Просто я получу отсрочку на пятнадцать лет. Было бы безнравственно надеяться, что за эти пятнадцать лет моя жена умрет. А я готов нести ответственность за все, что сделал. Если, конечно, вы сумеете доказать мою вину, — усмехнувшись, добавил он. «Он действительно железный, — с отчаянием подумала Настя. — Ну как же мне пробиться к нему? Осталась последняя попытка». — Владимир Сергеевич, попробуйте посмотреть на ситуацию с другой стороны. У нас с вами дилемма: или вы убиваете Ерохина, или мы раскрываем убийство, которое он совершил. Трагедия вашей семьи происходит из того, что убийцы вашего сына не были наказаны за содеянное ими зло и причиненное вам горе. Теперь у нас есть убитый мальчик Костя Малушкин, который, конечно, старше вашего сына, но, в сущности, не намного. Ему только недавно исполнилось двадцать. Он пришел работать в милицию сразу после армии. Он еще ничего не успел в своей жизни, у него даже девушки не было. И у него остались родители и двое братьев. Вы не думаете о том, что они тоже захотят отомстить разгуливающему на свободе убийце? Братья Кости Малушкина еще подростки, и их незрелые сердца будут смолоду исковерканы ненавистью и жаждой мести. А они, в отличие от вас, свою жажду мести удовлетворить не смогут, потому что убийцу их брата собираетесь лишить жизни вы. Конечно, рано или поздно они узнают об этом, но в их возрасте достаточно два-три месяца прожить с мыслью о ненависти и возмездии, о том, что на них и на их убитого брата всем наплевать, и они могут вырасти моральными уродами. Вы не боитесь этого, Владимир Сергеевич? Ваша жизнь разрушена бесплодными попытками отомстить, но вы-то уже извлекли из этого свой урок. Зачем же вы хотите, чтобы точно так же разрушили свои жизни двое мальчишек, из которых одному пятнадцать, а другому семнадцать. Я была у них, я разговаривала с братьями и родителями Кости. Поверьте мне, это страшное зрелище. Вы сами через это прошли и прекрасно можете себе представить, что я там увидела и услышала. Мальчики на Костиной могиле клялись покарать преступника. Они уже отравлены страшной и ненасытной жаждой мести. Так дайте же мне возможность привлечь к ответственности убийцу их сына и брата. Вспомните себя девять лет назад, Владимир Сергеевич. Если бы тогда вам сказали, что убийц вашего сына можно отдать под суд, но для этого не хватает показаний свидетеля, который почему-то хранит гордое молчание, что бы вы почувствовали? Что стали бы делать? И снова молчание было ей ответом. «Все, больше я ничего сделать не могу. Если он и сейчас не дрогнет, то это безнадежно. Придется ждать, следить за ним и арестовывать в момент покушения. Ерохина мы, может быть, и спасем, а генерала ждет тюрьма. Но бог свидетель, как же мне этого не хочется!» Наконец Вакар прервал паузу: — Правильно ли я вас понял, что у вас нет никаких официальных доказательств моей причастности к тем трем убийствам? — Правильно. — И точно так же у вас нет никаких доказательств того, что я якобы собираюсь убить Игоря Ерохина? — Никаких, — снова подтвердила она. — Мои слова в разговоре с вами могут быть истолкованы как признание? — Для меня лично — да. Но больше ни для кого. — Почему? — Потому что я могу кому угодно рассказывать, что вы мне признались в трех убийствах и в намерении совершить четвертое, а вы потом скажете, что пошутили. Вот и все. Прямых доказательств нет. Ваше признание должно быть написано и подписано вами, тогда оно имеет силу доказательства. Все остальное — разговоры на скамеечке. — Я не признавался вам в трех убийствах, не передергивайте. — Ну вот видите, как все просто, — вымученно засмеялась Настя. — Вы отказались от своих слов, и этого достаточно. Знаете ли, даже на суде очень часто подсудимые отказываются от своих показаний, которые официально давали на предварительном следствии. Отказываются, и все тут. — И чем они это объясняют? — заинтересовался Вакар. — Да кто чем. Их били, их обманули, их вынудили дать такие показания, пообещав что-нибудь взамен, или они не поняли вопрос, или у них болел живот вместе с головой и левой пяткой. Всего не перечесть. — Подводя итог, могу ли я считать, что у вас против меня на самом деле ничего нет? — Можете. Вы можете так считать, — очень тихо и очень внятно ответила Настя, чувствуя, как рушится ее последняя надежда. Она сделала ставку на прямой и честный характер генерала, ни разу не солгала ему, ни разу не блефовала, не пыталась напугать его ворохом якобы имеющихся у нее доказательств. Она хотела выменять у него показания против Ерохина на возможность не совершать четвертого убийства и остаться безнаказанным. У нее ничего не вышло. Она просчиталась. Он все равно будет пытаться убить Игоря. И пойдет в тюрьму. — Спасибо, — холодно сказал Владимир Вакар. — С вашего позволения, мне пора. Я должен ехать на работу. — Всего доброго, — попрощалась с ним Настя, стараясь скрыть дрожь в голосе. 7 Он вышел из машины, сияя генеральскими звездами и орденскими планками. Форма необыкновенно шла ему. Войдя в здание станции метро «Таганская», он поискал глазами дверь, над которой было написано «Милиция», и без колебаний вошел туда. В помещении находились трое милиционеров, машинально вскочивших при виде генерала. — Здравия желаю! — нестройно поприветствовали они Вакара. — Добрый день, — не по-уставному откликнулся он. — Я хотел узнать, где похоронен ваш товарищ Константин Малушкин. Один из сержантов уже открыл было рот, чтобы задать сакраментальный вопрос: «А зачем вам?», но осекся под ледяным взглядом человека в генеральской форме. Вместо этого он спросил: — А вы знали Костю? Генерал не счел нужным отвечать на вопрос. Он молча перевел взгляд на лейтенанта, самого старшего из них по возрасту. — Так я могу узнать? — В Кунцеве, товарищ генерал, — быстро ответил лейтенант, не выдержавший льющегося из глаз генерала холода. — Благодарю вас, лейтенант. Вакар четко повернулся и вышел из помещения. Через сорок минут он подъехал к кладбищу, купил у входа цветы и подошел к церкви, где стояла маленькая сгорбленная старушонка. — Здравствуй, мать, — тепло улыбнулся он старушке. — Здравствуй, сынок. — Не подскажешь, где могила милиционера? С месяц назад хоронили. — Кости-то? А вон по левому ряду до конца, потом свернешь направо, там увидишь. — Не заблужусь? Я тут у вас в первый раз. — Не, сынок, ты сразу увидишь, там больше всего цветов. Видно, хороший был мальчонка Костя этот, дня не проходит, чтобы молодые к нему не пришли. У кого столько друзей, тому и помирать не страшно, верно, сынок? — прошамкала старушка. — Отчего же? Помирать всегда страшно, — возразил генерал. — Так ведь все там будем. А каково умирать, когда знаешь, что о тебе ни одна собака не вспомнит и не пожалеет? А про Костю вона сколько народу помнит, значит, он еще долго на этом свете будет. Так что, значит, по левому ряду до конца и направо. Где цветов много, там и Костя. — Спасибо, мать.