— Да ладно вам, Виктор Алексеевич, чего нам с ними делить? — примирительно сказала она. — Пусть забирают. — Ах, пусть забирают? — вскипел Колобок. — А твоя работа? А твои нервы? Ты вкладываешь в раскрытие преступления свою душу, свой талант, ты живешь им, не спишь ночей, рискуешь жизнью, теряешь аппетит, ты переживаешь взлеты от каждого удачного шага и впадаешь в отчаяние от каждой ошибки. Поэтому каждое дело, которым ты занимаешься, — это твой ребенок, которого ты пестуешь, вместе с которым растешь и вместе с которым болеешь. А потом приходит чужой дядя и забирает твоего ребенка, уже воспитанного и обученного, усыновляет его и всем рассказывает, какой у него чудесный сынок. И все его поздравляют. Со мной такое впервые случилось, когда мне было даже меньше лет, чем тебе сейчас. И мне это тогда оч-чень не понравилось. Потом такое бывало неоднократно, и не нравилось мне все больше и больше. А тем более сейчас, когда мы раскрываем убийство милиционера, нашего товарища, нашего коллеги. Для нас, в том числе и для тебя, моя дорогая, это дело чести. В уважающих себя странах все полицейские на уши становятся, когда убивают кого-то из них. А ты готова просто так, за красивые глаза, обломать о Вакара все зубы, добиться от него показаний и преподнести убийцу Кости Малушкина федералам со словами вечной любви? У тебя есть хоть немного самолюбия? — Нету, — призналась она. — А Лешка говорит, что у меня и совести нет. — Много он понимает, Лешка твой, — проворчал Колобок, выпустив пар. — И все-таки что общего может быть у Резникова с оборонкой? — Он кандидат технических наук, об этом как-то говорили между собой Ерохин и Костыря. Я и надеялась, что вы сможете узнать о нем побольше. — Надеялась она, — продолжал бурчать полковник. — Втравила меня черт знает во что. Ладно, уж влезли — так не поворачивать же назад. Не хотел тебя расстраивать, но лучше, наверное, сказать. — Еще что-то плохое? — Федеральная служба контрразведки уже связалась с нашим министерством. Они требуют себе все материалы по Резникову. Путь примерно такой: сначала Резников, потом его ближайшее окружение, следовательно, Ерохин, потом поглубже брать каждого из них. Тут всплывает 1985 год, а за ним тянутся три трупа ерохинских подельников. Дальше нужно некоторое напряжение интеллекта — и вот вам, пожалуйста, генерал Вакар. Так что генерала вместе с Костей Малушкиным у тебя уведут прямо из-под носа. Не выполнить указание министерства мы не можем. Но в главке сидят, слава богу, тертые калачи, которые понимают, от чего я пришел в бешенство. Поэтому договорились мы с ними так: все материалы для федералов собирать будут добросовестно, но в среднем темпе, без особой спешки. Добросовестно — понятно почему. Потому что если мы что-то проглядим, в смысле утаим от них, а они, не дай бог, сами это выкопают, то закидают нас гнилыми помидорами, начнут тыкать в нас пальцем и на весь свет орать, что милиция работать не умеет. Поэтому тут жульничать нельзя. А темп будем держать средний, чтобы дать тебе возможность успеть. Ты уже въехала в этого Вакара так глубоко, что сможешь, пожалуй, с ним справиться. Ты же у меня умница. А если они его перехватят, то ничего не добьются и наш Костя «повиснет» на веки вечные. Федералы пока про Костю не знают, но могут узнать. Все поняла? — Поняла, — кивнула Настя. Она вернулась к себе, вскипятила воду, сделала кофе и долго сидела, уставившись невидящими глазами в покрытую масляной краской казенную стену, время от времени прихлебывая дымящийся напиток. Ей нужен ключ к Вакару. Нужен немедленно. 3 Владимир Вакар понял, что попал в цейтнот. Времени, о котором он договорился с женой, оставалось совсем мало, и решение принимать нужно быстро. Если он убьет Ерохина, его посадят. Если не убьет Ерохина, то два варианта: либо он даст показания об убийстве молоденького милиционера, и посадят Ерохина, либо он таких показаний не даст, и Игорь останется на свободе. Игорь садится за убийство милиционера, но Елена не даст ему покоя, дом по-прежнему будет напоминать ад, в котором находиться станет совсем невыносимо. И рано или поздно Игорь выйдет из тюрьмы… И опять все сначала. Нет. Другой вариант: он не убивает Игоря и не дает против него показаний. Тогда за дело берется Елена, а это еще хуже. Переубедить ее не удастся, он пробовал делать это неоднократно, но ничего у него не вышло. Выбор приходилось делать между тремя альтернативами. Идти в тюрьму самому. Допустить, чтобы в тюрьме оказалась Елена. Или жить в аду… 4 Артем Резников внимательно посмотрел на своих помощников. — Вы все уяснили? — требовательно спросил он. — Готовимся к очередной передаче. Партия будет большая, придется обмениваться пакетами. Идите, тренируйтесь, чтобы все прошло гладко. Сурик и Костыря стали одеваться в прихожей, а Игорь Ерохин остался в комнате. Поймав вопросительный взгляд Артема, он смущенно сказал: — Поговорить надо. Закрыв дверь за гостями, Резников вернулся в комнату. — Выкладывай, что там у тебя. Слушая рассказ Ерохина о Владимире Вакаре, Артем недовольно жевал губами и постукивал пальцами по колену. — Говоришь, он все время тебя пасет? — Не все время, а от случая к случаю. Но часто. Вдруг его следом за мной в метро принесет? — И давно это? — Черт его знает. Я недавно заметил. — Дурак ты, — в сердцах бросил Артем. — Чего молчал-то столько времени? Давно бы уже все сделали. — Что — сделали? — дрогнувшим голосом спросил Игорь. — Убирать его надо, вот что. Сроку тебе — три дня. Чтоб через три дня был чистенький, ты понял? — Можно мне ребят попросить, чтобы помогли? — Чего? — презрительно протянул Артем. — Ребят попросить? Да ты в уме, родимый? Сам, голубчик, все сам, твои грехи — тебе и замаливать. А о ребятах и думать забудь. — Но почему, Артем? Втроем-то легче будет. — Но и знать будут трое, не забывай об этом. А так — только ты один. — И ты. — Игорь пристально посмотрел на Резникова. — Я не в счет, — ухмыльнулся Артем. — У меня в этой игре ставка самая большая, поэтому я в молчании больше тебя заинтересован. Все, Игорек, больше ничего не обсуждается. Иди и убивай своего Вакара где хочешь, как хочешь, но чтобы через три дня его среди живых не числили. Имей в виду, если он давно за тобой ходит, то может много чего знать. Он опасен в любом случае. Выйдя из дома, где жил Артем, Игорь впервые не ощутил привычного радостного чувства при виде своей ослепительно красивой и дорогой машины. Да, несколько дней назад он принял решение убить своего преследователя. Но только сегодня, когда убийство стало необходимостью и неизбежностью, он вдруг понял, что ему не так просто на это решиться. И только сегодня, впервые за девять лет, он с удивлением подумал о том, как же он смог дважды это сделать. И тогда, когда был еще пацаном и вообще не понимал, что такое жизнь и каково это — отнять ее. И тогда, месяц назад, когда стрелял в розовощекого сержанта, не захотевшего отдать клочок бумажки за пятьсот долларов. Одно дело — убить сразу и не думая. И совсем другое — готовиться к убийству… 5 — А знаете, Анастасия Павловна, похоже, наш генерал находится в жестоком клинче, — задумчиво сказал Бокр, меряя шагами комнату в Настиной квартире. — С чего такие выводы? — насторожилась она. — Эта тетя Люба — препротивнейшее создание, днюет и ночует в церкви да на кладбище, со всеми могильщиками дружит, водочку с ними попивает. Там целая партия уголовного элемента вертится, так вот среди них слушок пошел, что одна прихожанка через тетю Любу хочет нанять человека для душегубского дела. — Прихожанка? Какая? — нетерпеливо спросила Настя. — Та самая. Видная такая, вся из себя генеральша. Это я с их слов вам пересказываю. Так как, будете с тетей Любой разговаривать? — Нет, не буду. Спасибо вам, Бокр. — Почему не будете? — непритворно огорчился он. — Мы так старались. — Потому и не буду, что вы постарались как следует. Я уже и так из ваших слов узнала все, что мне нужно. — Тогда ладно, — просиял он. — А что касается Резникова, то он сегодня утром выезжал в область, в Подлипки, и встречался там с человеком, которого зовут Сева. Вот запись, — он положил на стол видеокассету. — Снимали с большого расстояния, ближе подойти не удалось. Но все главное хорошо видно. Сева передал ему пакет. — Что-нибудь выяснили про этого Севу? — Почти ничего, кроме того, что живет он там, в Подлипках. Адрес, естественно, узнали, а дальше уж вам самой проще действовать. — Бокр, я хочу вас попросить… — Слушаю вас, Анастасия Павловна. Он прекратил размеренное движение и остановился прямо перед креслом, в котором сидела Настя. — Я боюсь, что Вакар вот-вот убьет Ерохина. Пожалуйста, смотрите за ним как можно внимательнее. В случае, если вам покажется, что «горячо», немедленно вмешивайтесь. Любым способом: зовите на помощь, оттаскивайте его за руки, делайте все, что придет в голову, но не допустите, чтобы он совершил еще одно убийство. — Вам что, жалко Ерохина? — саркастически улыбнулся Бокр. — Нет. Мне жалко Вакара. Мне безумно жалко Вакара, — тихо повторила она. — Я не хочу, чтобы он оказался за решеткой. Это никому не принесет радости. — А правосудие? Правосудие и не должно нести людям радость, оно должно нести справедливость. Разве нет, Анастасия Павловна? — Я не знаю, Бокр, — горько покачала она головой. — Правосудие не имеет права быть зрячим, оно слепо, у Фемиды глаза завязаны. Наверное, это правильно. Но слепота никому еще не помогла принять правильное решение. Я не знаю, я не знаю, я не знаю! — в отчаянии воскликнула она, ударив себя сжатой в кулак рукой по колену, и заплакала.