— А на вещевом рынке в Конькове вы бывали когда-нибудь? — Да. — Не встречали там Ерохина? — Встречал. По-моему, Коньково находится довольно далеко от Таганки, вам не кажется, Анастасия Павловна? Я опять упустил смысл ваших расспросов. Снова повисло тягостное молчание. Насте казалось, что она, как карусельная лошадка, ходит по одному и тому же кругу и никак не может из него вырваться. — Владимир Сергеевич, я знаю несколько больше, чем вы думаете. Но, прежде чем я начну говорить с вами открыто, я хочу еще раз вам напомнить: между моим знанием и судебным приговором лежит пропасть, которую далеко не каждому дано преодолеть. Сейчас, здесь, вот на этой скамейке, я не являюсь процессуальным лицом, у меня нет бланка протокола допроса, я ничего не записываю, и все, о чем мы будем говорить, никакой юридической силы не имеет, если вы потом не подтвердите все свои слова в официальной обстановке. Что бы вы сейчас мне ни сказали, вам это ничем не угрожает. Вы меня поняли? — Да, — по-прежнему коротко ответил Вакар. — Вы следите за Ерохиным, потому что хотите его убить? И снова молчание, на этот раз не тягостное, а словно насыщенное электрическими разрядами. Насте казалось, что если Вакар сейчас не заговорит, то она просто упадет в обморок от напряжения. — Я не буду отвечать на ваши вопросы, — наконец произнес он. — В 1992 году вы убили Юрия Орешкина, в 1993-м — Закушняка и Габдрахманова. Теперь на очереди Игорь Ерохин. Поймите же, Владимир Сергеевич, я не могу раскрыть убийство Малушкина без ваших показаний, а вы отказываетесь их дать, потому что не хотите обнаружить свой интерес к Ерохину. Но ведь, если вы его все-таки убьете, я буду точно знать, что это сделали вы. И вам придется отвечать за все четыре трупа. Пока Ерохин жив, я не могу доказать, что вы убили тех троих, пусть это останется на вашей совести, доказательств у меня все равно нет, если только вы сами не признаетесь. Но после убийства Ерохина я костьми лягу, но повешу на вас смерть всех четверых. Откажитесь от своего намерения. Отдайте мне Ерохина. Пожалуйста, — тихо добавила она. — Я готов нести ответственность за все, что делаю, — жестко сказал генерал. — Но помогать вам я не намерен. «Я была права, ты мне не по зубам, — с досадой подумала Настя. — Тюрьмы ты не боишься, позора и бесчестья тоже. Но должно же быть у тебя слабое место, должно, ты же человек, а не железка. И я его найду». — Больше вы мне ничего не скажете? — Нет, больше ничего. — Очень жаль, — сказала она, поднимаясь со скамейки. — В таком случае не буду больше отнимать у вас время. Но вы все-таки подумайте о моих словах. — Вы далеко живете? — неожиданно спросил он. — Далеко, на Щелковской. — Рядом с метро? — Нет, еще на автобусе ехать четыре остановки. — Я вас провожу. — Зачем? — изумилась она. — Женщина не должна ходить одна в позднее время, — решительно ответил Вакар. — Я не женщина, — усмехнулась Настя, — я — работник милиции, так что провожать меня не нужно. — У вас есть оружие? — В сейфе лежит. — Почему не носите? «Господи, да он меня отчитывает, что ли? Ай да генерал! Хороший ты мужик, генерал Вакар, только, похоже, очень несчастный». — Не ношу, и все, — пожала она плечами. — Я им и пользоваться-то толком не умею. — Плохо, — строго произнес Вакар. — У вас что, служебная подготовка не проводится? Контрольные стрельбы? — Да все у нас проводится, только я отлыниваю. — Плохо, — снова повторил Вакар. — Я вас все-таки провожу. — Не надо, меня возле метро ждет машина. — В таком случае прошу меня извинить за навязчивость, — сухо сказал он и, повернувшись всем корпусом, пошел в сторону Сущевского вала. 2 Дмитрий Сотников разговаривал с Настей неохотно. — Вы в чем-то подозреваете Владимира Сергеевича? — настороженно спросил он. — Ни в коем случае, — солгала она, не моргнув глазом. — Дело в том, что Владимир Сергеевич является свидетелем убийства, но по каким-то непонятным мне причинам отказывается дать показания. Мне кажется, что моя настойчивость граничит с жестокостью, и я хочу попытаться понять его характер, чтобы обойтись с генералом как можно более деликатно. Пожалуйста, расскажите мне о его семье. — Зачем? Почему бы вам не пойти к нему домой и не посмотреть самой? — Я не хочу тревожить людей, перенесших такую трагедию, — сказала она наобум. И попала в цель. Дмитрий сразу смягчился. — Значит, вы знаете? — Конечно. — Елена Викторовна совсем… — Он замялся, не желая обижать мать Лизы и стараясь подобрать подобающие слова. — Одним словом, она все эти годы пребывает в глубоком трауре и заставляет всю семью жить под сенью вечной трагедии. Вот, примерно так. Знаете, Андрюшина комната, Андрюшины вещи, рисунки, стихи, фотографии. В таком духе. — А дочь? — С Лизой тоже плохо. Она все время болеет, без конца пьет какие-то таблетки, живет только воспоминаниями о брате. Если хотите знать мое мнение, они генерала совсем задавили. Он же нормальный мужик с нормальной психикой, представляете, каково ему в этом царстве слез и причитаний? — Вы хорошо знаете Владимира Сергеевича? — Не очень. Вот Лизу я знаю много лет. — У вас близкие отношения? Сотников посмотрел на Настю с упреком и недоумением. — Какое это имеет значение? — Никакого. Я просто спросила. Она вас любит? — Наверное. — А вы? — Анастасия Павловна, вы пришли говорить о ее отце, а не о наших с ней отношениях. Я прав? — Разумеется, вы правы. Но коль вы знаете ее отца не очень хорошо, то, может быть, ваш рассказ о Лизе поможет мне понять его характер. — Лиза… Ну, она полностью попала под влияние матери. Ходит на кладбище каждую неделю и готова на полном серьезе обсуждать вопрос о том, понравились ли Андрюше цветы, которые она ему принесла. — А что, Елена Викторовна верит в бессмертие души? — Еще как верит! И в церковь ходит, да еще и Лизу заставляет. Даже крещение приняла. Ли-за рассказывала, что теперь у матери один свет в окошке — ее крестная. Незыблемый авторитет. Они проговорили целый час. За это время Насте удалось составить некоторое представление о той обстановке, в которой жил генерал Вакар, и она еще больше уверилась, что ключ к несговорчивому свидетелю надо искать именно здесь. Расставшись с Сотниковым, она связалась с Бокром и рассказала ему про церковь, которую посещала Елена Вакар. — Там крутится некая тетя Люба, крестная мать Елены. Посмотрите, что это за человек. Мне бы надо с ней поговорить. — У нас тоже есть новости, — сообщил Бокр. — Резников зашевелился, вечером сообщу подробнее. Ближе к концу дня Настю вызвал Гордеев. Он был злой и красный. — Ты маленькая паршивка, — изрек он, едва увидев Настю на пороге своего кабинета. — Какого лешего ты мне не сказала, что Резников был связан с оборонными объектами? Я начал наводить о нем справки, а мне в ответ показали большую красивую фигу, да еще и пытались из меня информацию вытрясти. — Я не знала, — растерялась Настя. — Честное слово, я не знала. У меня таких сведений не было. — Плохо, что не было. Куда твои хваленые бандиты глядели? Теперь того и жди явятся наши доблестные контрразведчики и заберут себе весь материал, в том числе и убийство Малушкина. А ведь ты его, как я понимаю, почти раскрыла. Опять все лавры им достанутся, а нам — пенделя под задницу. Черт, знал бы, ни за что бы не сунулся проверять твоего Резникова.