– Это правда. Но вы знаете обо всем деле гораздо больше моего. До вас я была знакома с ним всего три дня. Мне он понравился, но это еще не значит, что он невиновен. И потом, уж лучше казаться бессердечной, чем дурой. Грант никак не отреагировал на столь неожиданное для него со стороны женщины замечание, и она повторила свой вопрос насчет сурового обращения с заключенными. – Не беспокойтесь. У нас не Америка, – ответил Грант. – В любом случае он, как вы сами слышали, уже дал свои показания и навряд ли станет их менять. – У него есть друзья? – Только ваша тетушка, миссис Эверет. – Кто будет оплачивать адвоката? Грант объяснил, что в подобных случаях адвоката государство предоставляет бесплатно. – Значит, адвокат будет не ахти какой. Это нечестно. Со стороны обвинения выступают знаменитости, а несчастным преступникам достаются те, кто похуже. – Не волнуйтесь! Его будут судить со всей справедливостью. На процессах, связанных с убийством, больше всего терзают полицейских, – заметил с улыбкой Грант. – Неужели никогда в течение всей вашей службы не бывало случая, когда полиция ошибалась? – Бывало – и не однажды. Но это все были случаи, когда мы выходили не на того человека. Здесь это исключено. – Понятно. Однако наверняка были и такие дела, где разрозненные, случайные улики образовывали некую, будто бы логичную цепь? И выглядели как подогнанные кусочки лоскутного одеяла? В своих поисках истины она подобралась уже к тому месту, где, по правилам игры, говорится «жарко». Грант постарался разуверить ее, незаметно переменил тему разговора, но вскоре умолк. В голову ему пришла одна соблазнительная идея. Если он отправится в Истбурн один, то, как бы хитро ни обставлял он свою «случайную» встречу с миссис Рэтклиф, она может что-то заподозрить. Иное дело – появись он с женщиной. Тогда само собой будет воспринято, что он просто приехал отдохнуть; он усыпит возможные подозрения на свой счет и застанет врасплох миссис Рэтклиф. А именно от внезапности зависел в данном случае весь успех эксперимента. Она не должна ни о чем догадаться заранее. – Послушайте, – проговорил Грант, – у вас есть какие-нибудь определенные планы на вторую половину дня? – Нет, а что? – Вы совершили сегодня хоть один бескорыстный поступок? – Нет. Как раз сегодня я руководствовалась исключительно эгоистическими интересами. – Давайте это исправим. Поедемте со мной в Истбурн в качестве моей кузины и пробудьте ею до вечера. Ну как? – Пожалуй, нет, – сказала она и, глядя ему прямо в глаза, спросила: – Что, опять выслеживаете какого-нибудь бедолагу? – Не совсем. Хотя действительно намерен кое-что найти. – Пожалуй, нет, – задумчиво повторила она. – Будь это простой розыгрыш – тут же согласилась бы. Но поскольку это может иметь серьезные последствия для незнакомого мне человека… Вы меня поняли? – Послушайте, – с живостью отозвался Грант, – я не имею права рассказывать, в чем дело, но ручаюсь, вы не пожалеете, если доверитесь мне и согласитесь поехать. – А почему я должна верить вам на слово? – спросила девушка невинным голосом. Инспектор почувствовал замешательство. Совсем недавно он с одобрением воспринял ее недоверие к рассказу Ламонта, но его обескуражило, когда она прибегла к той же логике в отношении его самого. – Не знаю, – признался он. – Вероятно, полицейский способен на ложь, как и любой другой. – И делает это гораздо беспардоннее, чем любой другой, – сухо добавила девушка. – Ладно. Предоставляю решать вам самой. Вы не пожалеете: могу в этом поклясться, если хотите. А что бы ни говорили про нашу бесцеремонность, к клятве полицейский относится достаточно серьезно. Она рассмеялась и с ребяческим простодушием торжествующе воскликнула: – Ага, наконец-то я вас достала! – Потом, немного помолчав, сказала: – Хорошо. Я поеду и с удовольствием буду играть роль вашей кузины. Мои взаправдашние родственники и вполовину не так красивы, как вы. Явная насмешка, прозвучавшая в ее голосе, лишила Гранта удовольствия от самого комплимента. Через зеленые луга к морю они ехали, однако, вполне мирно болтая, и Грант был застигнут врасплох, когда неожиданно за окном возникли песчаные дюны. Они занимали собою все видимое пространство и удивили его, словно неслышно вошедший в комнату человек: поднимаешь глаза – а он перед тобой! Никогда путешествие к южному побережью не пролетало для него так быстро. Кроме них, в купе никого не было, и Грант стал инструктировать мисс Динмонт: – Значит, так. Я отдыхаю в Истбурне… Нет, так не пойдет. Мы приехали вместе на один вечер. Я заговорю с двумя женщинами, которые меня знают в связи с моей работой. Когда разговор зайдет о брошах, необходимо, чтобы вы достали из сумочки вот эту и сказали, будто только что купили ее для своей сестры. Между прочим, вас зовут Элеанор Рэймонд, а вашу сестру – Мэри. Вот и все. Просто держите брошь на виду, пока я не стану поправлять галстук. Это будет означать, что я узнал все, что хотел. – Хорошо. Опять же между прочим: а вас как зовут? – Алан. – Хорошо, Алан. Я чуть не забыла узнать ваше имя. Занятно, если бы оказалось, что я, кузина, не знаю, как вас зовут. Странно устроен мир, правда? Посмотрите, столько людей страдают и мучаются. – Не думайте об этом. Так недолго и с ума сойти. Лучше думайте о прекрасном пустом пляже, который скоро увидите. – Вы бываете в «Олд Вик»? – спросила девушка, и, когда поезд остановился, они все еще увлеченно обсуждали непревзойденный талант мисс Бейлис. – Пошли скорее, Элеанор! – воскликнул Грант, помогая ей сойти с подножки и таща за собой, как мальчишка, которому не терпится покопаться в песке. Как и предвидел Грант, пляж оказался почти безлюдным, что составляет одну из самых привлекательных черт курортных мест на юге Англии до начала купального сезона. Было солнечно и очень тепло; несколько небольших компаний загорало на гальке, в аристократическом уединении, о котором и мечтать не могут те, кто приезжает сюда в разгар лета. – Сначала пройдем по набережной, а потом по пляжу, – сказал Грант. – В такой солнечный день обязательно их где-нибудь да встретим. – Только бы они не оказались в дюнах, – сказала мисс Динмонт. – Ничего не имею против пеших прогулок, но дюны нам и до утра не обойти. – Полагаю, дюны исключены. Интересующая меня дама вряд ли любит много ходить пешком. – Кто она? – Услышите, когда я буду вас знакомить. Предполагается, что вы никогда о ней не слышали, и будет лучше, если так оно пока и останется. Молча они двинулись вдоль домов в сторону Холивелла. Все вокруг выглядело опрятно и чисто – порядок и чистота были одной из специфических черт этого курорта. Даже само море и то казалось прилизанным и слегка высокомерным. А у Пляжной Макушки был такой вид, будто она нарочно устроилась в самом лучшем месте берега после славного трудового дня. С начала их променада прошло не более десяти минут, когда Грант сказал: – Теперь спустимся к пляжу. Почти уверен, что мы только что миновали интересующую меня пару. Вон там, на гальке. Они сошли с тротуара и, скользя по камешкам, начали медленно двигаться в обратном направлении, к причалам. Так они приблизились к двум женщинам, расположившимся в шезлонгах лицом к морю. Одна – та, что похудее, – лежала, свернувшись калачиком, спиной к инспектору и мисс Динмонт. Она читала. Другую почти не было видно под грудой журналов, листков бумаги, шапочек от солнца и прочей дребедени, которую обычно берут на пляж светские дамы. Она ничего не делала и, по-видимому, дремала. Подойдя к ним вплотную, инспектор остановился и произнес: – Миссис Рэтклиф? Боже, какая встреча! Так вы здесь отдыхаете? Прекрасная погода, не правда ли? Изумленная миссис Рэтклиф машинально поздоровалась и стала представлять сестру. Грант уверил, что он ее прекрасно помнит, и в свою очередь сказал: – А это моя кузина, мисс… Но высшие силы явно благоволили к нему в тот день. Прежде чем он успел произнести роковое слово, раздался мелодичный голос мисс Летбридж: – Данди Динмонт! Господи, неужели это вы? Как поживаете, милочка моя? – Да вы, оказывается, знакомы? – проговорил Грант, чувствуя себя как человек, который, открыв глаза, обнаружил, что еще шаг – и он бы полетел в пропасть. – А как же! – отозвалась мисс Летбридж. – В больнице Святого Михаила мне удаляли аппендикс, и Данди Динмонт держала меня попеременно то за руку, то за голову. И делала это, надо сказать, великолепно. Мег, вот она, моя душечка! Мисс Динмонт, это моя сестра, миссис Рэтклиф. Значит, у вас родственники среди стражей порядка? Никогда бы не подумала! – Полагаю, вы тоже на отдыхе, инспектор? – осведомилась миссис Рэтклиф. – Можно сказать, да. У кузины отпуск, я завершил дело, вот мы и решили денек провести на воздухе. – Что ж, до дневного чая еще далеко, – проговорила мисс Летбридж. – Посидите с нами, поболтаем немножко. Мы с Данди сто лет не виделись. – Представляю, как вы рады, что наконец избавились от этого дела, – изрекла миссис Рэтклиф, когда они устроились рядом. Она произнесла это таким тоном, будто для инспектора дело об убийстве было такой же докукой, как для нее самой, но Грант почел за лучшее пропустить ее замечание мимо ушей, и они заговорили о здоровье, ресторанах, гостиницах, еде, напитках и одежде – вернее сказать, о том, что нынче модно на пляже обходиться почти без оной. – Какая красивая у вас брошь, – как бы между прочим заметила мисс Динмонт, обращаясь к приятельнице. – Сегодня у меня одни брошки в голове, потому что мы весь день только ими и занимались. Одна из наших кузин выходит замуж, и мы купили ей подарок. Знаете, как бывает: выбираешь себе новое пальто и уже, кроме пальто, ничего другого не замечаешь. Где-то у меня тут эта брошь. Сейчас покажу. Не вставая, она протянула руку за сумочкой, порылась в ней и достала синюю бархатную коробочку. – Ну как она вам? Нравится? – спросила мисс Динмонт, раскрывая футляр. – Ой, прелесть какая! – воскликнула мисс Летбридж. – «М. Р.», – произнесла ее сестра после короткого молчания. – Надо же, мои инициалы! Как зовут вашу кузину? – Мэри Рэймонд. – Имя как у добродетельной героини дешевого романа, – заметила мисс Летбридж. – Она у вас тоже добродетельная? – Не сказала бы, зато жених ее страшный зануда. Так понравилась вам эта вещица?