— Вы действительно так думаете? — Да. Мы все так думаем. — Мисс Гамильтон снова повернулась к зеркалу. — Адам так не думает, — почти выкрикнула Габи Гейнсфорд, направляясь к двери. Мисс Гамильтон приложила палец к губам и кивнула в сторону соседней гримерной. — Зачем так громко? И зачем его сердить? — Она помолчала. — Джон здесь? — Да, на сцене. Мне показалось, что он собирается с вами поговорить. — Что ж, я не против. — Я пойду, тетя Элла, — произнесла Габи с несчастным видом и вышла. — О Боже. — Мисс Гамильтон вздохнула и, поймав взгляд Мартины в зеркале, удрученно пожала плечами. — Если бы только… — Она махнула рукой. — Не важно. Из коридора послышался громкий топот, за ним последовал резкий стук в дверь, и сразу же в гримерную вошел грузный пожилой мужчина с сердитым лицом с красными прожилками. Под поношенным бобриковым пальто были видны свитер и кожаный жилет. На шее болталось кашне. — Доброе утро, дорогой Джон, — произнесла мисс Гамильтон с наигранной веселостью, протягивая руку. Доктор Разерфорд впечатал в нее смачный поцелуй и вперил свои ярко-синие, слегка навыкате, глаза в Мартину. — А это кто тут у нас? — Моя новая костюмерша, — проговорила мисс Гамильтон. — Мартина, познакомьтесь, это доктор Разерфорд. — О, подкрепите меня вином…[†††] — начал доктор загадочную фразу и, не закончив, повернулся к примадонне. — Я видел, как от вас вышла эта дурочка Гейнсфорд. Что, опять плакала в жилетку? — Джон, что вы ей сказали? — Я? Ничего. Поверьте, ничего из того, что мог бы сказать и, прошу заметить, должен был. Я всего лишь попросил, ради моего душевного равновесия, чтобы она играла центральную сцену без идиотской жеманной улыбочки на своем пухлом и неприлично круглом личике. — Вы ее жутко напугали. — Это она меня пугает. И хотя она ваша племянница… — Она не моя племянница, а Бена. — Да пусть она будет племянницей хоть папы римского, все равно дурой была, дурой и останется. А я написал эту роль для умной актрисы, которая бы могла играть на равных с Адамом. А кого вы мне подсунули? Дебильную любительницу, хуже которой не сыщешь на всем белом свете. — Она очень симпатичная. — Приторная до отвращения. И Адам слишком с ней мягок. Единственная надежда — встряхнуть ее как следует. А еще лучше дать пинка под зад, что я сделал бы с большим удовольствием, будь у меня возможность. Сделать это нужно было месяц назад. Впрочем, и сейчас не поздно. — Дорогой Джон, вы что, забыли, что через двадня премьера? — Любая приличная актриса выучит эту роль за час. Я говорил ей, что… — Я вас умоляло, пусть с ней разбирается Адам. В конце концов, он наш продюсер и очень мудрый человек. Доктор Разерфорд извлек из недр пальто металлическую табакерку, заправил в ноздри изрядную долю нюхательного табака, после чего, неприлично громко чихнув, изрек: — При этом автора надо выпроводить из театра. — Перестаньте городить чушь. — Пусть только попытаются выпроводить, — проговорил он и разразился хохотом, похожим на лошадиное ржание. Мисс Гамильтон, слегка приоткрыв рот, напрягла верхнюю губу и накрасила ее пурпурно-красной помадой. — Право, вам следовало бы вести себя покорректнее. Иначе доведете ее до нервного расстройства. — Чем раньше это случится, тем лучше. Если, конечно, расстройство будет серьезным. — Честное слово, Джон, вы уже дошли до ручки. Если бы не ваши пьесы… если бы вы не были таким крупным драматургом, то… — Избавьте меня от восторгов. Лучше найдите нормальных актеров. И поскольку мы взялись это обсуждать, то я скажу вам, что мне не нравится, как Бен играет в той большой сцене. И если Адам за ним не проследит, он отмочит на премьере что-нибудь совершенно неприличное. И тогда я буду вынужден свернуть ему шею. Мисс Гамильтон повернулась к нему. — Джон, он так не сделает. Я в этом уверена. — Нет, вы не можете быть уверены. И я не могу. Если сегодня вечером обнаружатся какие-то признаки заболевания и Адам его не осадит, это сделаю я. Я ему такое устрою! Что касается этого сбежавшего из паноптикума урода, я имею в виду мистера Перри Персиваля, то, скажите на милость, какой извращенный садист сунул это существо в мою пьесу? — Послушайте, Джон… — начала мисс Гамильтон и замолкла. — Разве я не поставил условием с самого начала моего катастрофического сотрудничества с этим злосчастным бесталанным театром, что я не потерплю превращения моих пьес в пародии? С помощью вот таких… кретинов, гомиков. — Перри не такой. — Неужели? Да из него это прямо прет. У меня на такие дела инстинкт, моя дорогая. Я чую их на расстоянии. Она в отчаянии вскинула руки: — Я сдаюсь. — Вздор. — Доктор засунул в ноздри еще понюшку и с шумом втянул. — Вы вовсе не собираетесь сдаваться, моя милая. А намерены нянчиться с ними. Вы и Адам. «Без робости, с весельем на лице вы все предоставляете мне». — Довольно цитировать «Макбета». Если Габи Гейнсфорд услышит, она по-настоящему разволнуется. — Именно к этому я и хочу ее подвигнуть. — Уходите! — воскликнула она нетерпеливо, но добродушно. — С меня хватит. Вы замечательный, но терпеть вас больше нет сил. Уходите. — Аудиенция закончена? — Он шутовски поклонился. — Закончена. Проводите его, Мартина. Девушка открыла дверь. До этих пор, не зная куда себя девать, она занималась чемоданами в углу комнаты и теперь в первый раз столкнулась лицом к лицу с визитером. Он разглядывал ее несколько секунд с видом крайнего изумления. — Вот это да. — Нет, Джон, — решительно проговорила мисс Гамильтон. — Нет! — Эврика! — Ничего подобного. До встречи. Резко присвистнув, доктор с достоинством вышел. Когда Мартина вернулась, примадонна посмотрела на нее в зеркало. Ее руки были крепко сжаты. — Мартина — можно, я буду звать вас по имени, оно очень милое, — так вот, понимаете, костюмерша — это человек особенный. Она должна быть совершенно глухой и слепой по отношению почти ко всему, что происходит перед ее глазами. Думаю, вы знаете, что доктор Разерфорд — его первоначальная профессия врач, вот все и зовут его доктор, — что он выдающийся человек нашего времени. Он крупный английский драматург. Но как многие замечательные люди, он эксцентричен. С этим нам приходится мириться. И вам тоже. Вы меня поняли? Мартина ответила утвердительно. — Хорошо. Теперь подайте мне вон то розовое платье. Мисс Гамильтон оделась, встала перед большим зеркалом в подвижной раме и пристально изучила свое отражение. — Боже, надо бы сделать макияж посветлее. — А что не так? — спросила Мартина. — Мне кажется, вы выглядите потрясающе. Примадонна кивнула. — Деточка, сходите, пожалуйста, поскорее к моему мужу и попросите у него сигареты. Он взял мой портсигар, а мне нужно взбодриться. Мартина поспешила в коридор и постучала в соседнюю дверь. Значит, они все-таки женаты. Похоже, он ее лет на десять моложе и по-прежнему утром посылает орхидеи. Надо же. — Войдите, — произнес глубокий бархатный баритон. Она вошла. Боб Крингл надевал на Пула смокинг. Они стояли к Мартине спиной. — Так что? — спросил Пул.