Пару раз ему не сиделось нигде, и мы выходили погулять. Оставляли мой участок и доходили аж до Глена, потом возвращались обратно. Однажды видели ястребов, которые кружили над долиной, и мне представился случай избавить его от заблуждения, что «это падальщики, которые клюют мертвечину». Я много узнал о нем. Какие телеканалы он смотрит, какие фильмы любит, какую еду предпочитает. И про девочку из их класса «с вот такими сиськами, мужик, и настоящей волосатой мандой». Только о его отце мы не говорили никогда. Как и о его бандитском наследстве. Ни словечка о стрельбах из движущихся машин в его квартале Бойл-Хайтс, включая те два смертельных случая, о которых писали местные газеты, – я посмотрел адреса в справочнике и понял, что это было буквально в паре шагов от его дома. О диабете мы тоже не говорили. Только на двенадцатом сеансе я решился задать ему вопрос. – Можно, я кое-что у тебя спрошу, Эффо? – Что? – Ты ведь неглупый парень – мало сказать, неглупый, ты хорошо соображаешь, ты восприимчивый – ты видишь вещи такими, какие они есть… – Ясно, мужик. – Ухмылка. – Вроде Персептора из мульта. – Ты не только умен, ты нравишься себе. И это хорошо, это признак сильной натуры. И про диабет ты тоже все понимаешь. С научной точки зрения. – Чё там понимать-то? Держи сахар на уровне, и все путем. – Вот именно, – сказал я. – Тогда как же вышло, что ты не держал его на уровне, когда тебя прислали ко мне? Я просто так спрашиваю, из любопытства. Он поерзал и растянулся на кушетке ничком. – Знаешь, зачем я сейчас лег? – Зачем? – Я смотрел по телику, там говорили, что у мозгоправа так положено. Я улыбнулся. – Тогда ложись поудобнее. Эфрен закрыл глаза. Его дыхание замедлилось, и я уже подумал, что он либо спит, либо притворяется спящим, чтобы не отвечать на мой вопрос. Тут он сказал: – Хочешь знать, почему я ничего не делал? Глаза открылись. Парень повернулся на бок. Подмигнул. – Это же диабет, мужик. А такая хрень не подходит к моему стилю жизни. Я подумал: «Господи, какой там еще стиль? Глупый мальчишка, радовался бы, что вообще живет, а он переживает о стиле». А вслух сказал: – О’кей, понятно. Глава 11 Детектив Милли Ривера сказала: – Похоже, вы выбрали себе правильного пациента. Хотя я в жизни не подумала бы, что Эффо может в чем-то оказаться правильным. Когда вы видели его в последний раз? – Много лет назад. – От чего лечили? Я отрицательно покачал головой. – Надеюсь, не от антисоциальных замашек, – сказала она. – Потому что если так, то ваше лечение не помогло, доктор. Он – серьезный гангстер, а после смерти отца поднялся в бандитской иерархии еще выше. Кстати, тот умер в Пеликан-Бей. Знаете что-нибудь об этом месте? – Хорошего ничего. – Скорее всего, в один прекрасный день туда угодит и сам Эффо. И, кто знает, может, даже папкину камеру унаследует. Голос у нее звенел. Левое запястье елозило вверх и вниз по крепкому бедру. Что ж, расследование бандитских дел – процесс бесконечный и редко приносящий удовлетворение. Ривера повернулась к Майло: – Матерый убийца – и на тебе, повел себя как порядочный гражданин… Понимай как знаешь. – Вы ведь из Северного Голливуда, – сказал я. – Разве Эффо сменил район? Раньше он жил в Восточном Лос-Анджелесе. – У него бизнес в Северном Голливуде, – ответил Майло. – Так называемый бизнес, – поправила его Ривера. – Установка автомобильных стереосистем. Туда съезжаются все придурки, кому неймется превратить свой драндулет в дискотеку на колесах. Но мы считаем, что это лишь прикрытие. Так, значит, вы давно его не видели? – Он был моим пациентом еще в подростковом возрасте. – Сейчас ему двадцать семь, – сказала она. – Значит, лет десять назад? – Примерно. – И никаких контактов с тех пор? Даже по телефону? Я ответил: – В настоящее время я не состою ни в каких отношениях ни с ним самим, ни с кем-либо из членов его банды. – Зато Эффо, похоже, думает, что отношения у вас все же есть. Считай он иначе, доктор, мы бы сейчас с вами не беседовали. Потому что Эффо не из тех, кого приводит в ужас одна только мысль об убийстве. Я вам уже говорила, его подозревают в причастности к пяти убоям, и это только то, что нам известно, а скольких еще он замочил по-тихому – бог весть… – В этих пяти случаях он сам спускал курок или действовал как организатор? – А это имеет значение, доктор? Суть в том, что если он решает, что кто-то должен умереть, то человек обычно именно это и делает. Мы уже давно пытаемся его прижучить. Он – важная шишка в своей банде, так что, сумей мы его взять, это было бы большое дело. К несчастью, из-за вас мы теперь вынуждены вести себя с ним как с нормальным гражданином, а для нас это существенный шаг назад. Но так будет продолжаться лишь до тех пор, пока мы не разберемся с вашей ситуацией. – Мне искренне жаль, – сказал я. – В следующий раз постараюсь, чтобы моим спасителем оказался Бэтмен или Зеленый Фонарь. Она моргнула. Майло спрятал в ладонь ухмылку. – И как мы собираемся разбираться с моей ситуацией? – спросил я. – Уберем с доски фигуру доктора Сайкс, – ответила Ривера. – И что должен делать я? – Ничего, Алекс, – сказал Майло. – Это наша задача – служить и защищать[14]. – Вот это – то, что мы пришли и предупредили вас обо всем, – тоже часть защиты, – добавила Ривера. – Только никому ничего не говорите, ладно? В особенности этому Эфрену Касагранде. Я улыбнулся. – Что, даже спасибо сказать нельзя? – Я уже поблагодарил его за тебя, Алекс, – вмешался Майло. – Настоящий хорек этот тип, но симпатичный. Ривера продолжала: – Доктор, отнеситесь к моим словам серьезно: никто ничего не должен знать, пока мы не накроем Сайкс с поличным. Кстати, о ней: нам нужна от вас кое-какая информация – сумасшедшая она или нет? Я поделился с ними впечатлением, которое она произвела на меня. – По мне, так обычная стерва, разве что очень хладнокровная, но никак не чокнутая, – подытожила Ривера. У меня в запасе был целый мешок разнообразных профессиональных определений, но я не стал его даже раскрывать. Сказал только: – В общем, верно. – То есть она может оказаться настырной, доктор? С первого раза не вышло, значит, она попробует еще?