– Если б она этого боялась, зачем бы ей говорить ему, что он – отец? – Может, она и не говорила, Алекс. Может, он сам догадался. Или узнал как-то иначе… – Например? – Например, ему рассказала Конни. Что, если, проиграв в первом бою, она решила привлечь его в союзники? Пообещала ему, что в случае победы он получит родительские права плюс хорошую доплату в придачу… Конни ведь пользовалась деньгами как оружием, так что это вполне в ее стиле. – Никто не говорил о том, чтобы между Ри и Винки было что-то неладно. – Люди, которых тебе то и дело приходится встречать в суде по семейным делам, тоже когда-то любили друг друга. Я промолчал. – Главная предпосылка Конни, – продолжил Майло, – заключалась в том, что Ри – плохая мать. Что, если она убедила в этом Винки – например, сказала ему, что Ри неправильно обращается с девочкой? Чокнутая-то она была чокнутая, но научную базу под свои слова подвести умела. – Что, заставила Винки пройти тест на отцовство? – Ну, хотя бы попытаться. В конце концов, в ее распоряжении была целая лаборатория, где она могла все проделать сама, без лишних свидетелей. И, может быть, это и стало той последней каплей, которая переполнила чашу терпения Ри и заставила ее действовать. Еще бы: ее секрет больше не секрет, и Винки вне себя от бешенства, что она так долго от него все скрывала. Сестра, которая подает в суд, требуя предоставить ей право опеки над ее ребенком, – это одно. А отец, который тащит ее в суд по семейным делам для подтверждения своих родительских прав, – это уже совсем другое. В отличие от случая Конни, здесь на стороне Винки был бы закон. – Борис Чемберлен ни слова не сказал о том, что Винки знал что-то об отцовстве. – А кто говорит, что Винки ему об этом рассказывал? Слушай, Алекс, я знаю, это трудно. Ты выступал в суде на стороне этой женщины, и тебе не хочется видеть сиротой ее ребенка. Но мне-то приходится иметь дело с фактами, а они говорят мне, что Ри Сайкс избавилась от всех возможных соперников и теперь движется в неизвестном направлении подальше от Лос-Анджелеса. Прибавь к этому двадцать пятый калибр. Знаешь, как называют его парни? Девчачьей пушкой. – Альтернативные точки зрения допускаешь? – Какие, например? Я рассказал ему про свой ланч с судьей Нэнси Маэстро. – Она определенно качала из меня информацию. Хотела знать, как идет твое расследование. Я ушел от нее со странным чувством. – Настолько странным, что у тебя сложилось альтернативное мнение? – Как тебе такой вариант: Маэстро прикончила Конни раньше, чем та успела прикончить ее? – Вообще-то, мы говорим сейчас о действующем судье… ну, да ладно, допустим. Но какой у Маэстро мог быть резон охотиться на Меландрано? На это у меня ответа не было. – Мир, любовь, Вудсток, – произнес Майло и покачал головой. – Значит, убийство Конни у нас теперь дело рук одной женщины, а не командная работа? – Считаю ли я, что убивать Конни было бы удобнее вдвоем? Конечно. Но и в аду не сыщешь фурии столь грозной, как оскорбленная в своих чувствах мать, а эту мать оскорбляли, и не однажды, причем ее собственная плоть и кровь. В конце концов, что нужно было сделать Ри, чтобы Конни распахнула перед ней двери? Только сказать: я, мол, пришла договориться о девочке. У Ри ведь был имидж человека, глубоко чуждого насилию, и он работал на нее. Последнее, чего Конни могла ожидать от младшей сестренки, это что та выпустит ей кишки. А между тем я справился о состоянии здоровья Бориса Чемберлена, раз уж он наш потенциальный папочка номер два. – Еще вчера он был жив-здоров. – Верно, однако осторожность не помешает. К счастью, выяснилось, что наш Борис и сегодня жив-здоров и качает железо, как чокнутый. Так, по крайней мере, утверждают Скотт Перуджа и его ребята из отдела по наркотикам, которые вот в эту самую минуту, пока мы тут с тобой разговариваем, продолжают круглосуточное наблюдение за домом Бориса Чемберлена. И знаешь почему? Потому что «Кэт и Джереми» оказались не просто беглыми богатенькими ребятишками из Вестсайда, они – беглые богатенькие ребятишки из Нью-Йорка с неоднократными приводами за наркоту, грабежи и растрату средств из фондов фирмы папочки «Кэта». – Колеса правосудия, значит, мелют медленно, но верно? – спросил я. – Да, Алекс, и мне жаль, что в них попала и Ри. – Ее еще не нашли? – По ее словесному портрету получены уже тонны сообщений, но до сих пор ничего существенного. Служащие вокзала ее не опознали, и никаких признаков того, что она покупала там билет, тоже нет. Пора подключать к делу маршалов[38], если кто и сможет ее найти, так это они. Майло набрал номер, попросил кого-то по имени Джед, поболтал с ним сначала о розыске людей вообще, потом перешел к описанию конкретной пропажи по имени Шери Сайкс. Под конец сказал: – Займись этим прямо сейчас, амиго, – и тут же принялся жать на кнопки компьютера и рассылать приложения. Я встал. Он не повернул головы. Я незаметно вышел. * * * Невозможно вечно отрицать очевидное, и к тому времени, когда я добрался до дома, я уже был убежден, что меня надули, профессионально провели за нос. Не в первый раз и, может быть, не в последний. Что ж, ничего страшного. Со всеми бывает. Но не всем доверяют решать судьбы детей. Пора, наверное, завязать с судебными делами и взяться за совершенствование собственных профессиональных навыков. И, конечно, по иронии судьбы, первым, что я услышал от телефонной службы, едва добрался домой, было сообщение от Марвина Эпплбаума, юриста по семейным делам, одного из лучших, который хотел, чтобы я «взялся за одно непростое дельце». Оператор спросила: – Что-то смешное, доктор? – Что вы сказали? – Я передала вам сообщение, а вы начали смеяться. – Учусь видеть во всем позитив, – сказал я и повесил трубку. * * * Я позвонил в приемную Нэнси Маэстро и снова нарвался на помощника шерифа Хэнка Ниба. – Доктор, – узнал он меня. – Как прошел ланч? – Отлично. А ваш? – О, тоже неплохо. Чем могу помочь? – Судья Маэстро спрашивала меня вчера, как идет расследование по делу Конни Сайкс. Я хочу ей кое-что сообщить. – Можете передать мне, сэр, а я передам ей. – Не надо, пусть лучше она сама мне позвонит. – Как скажете, доктор. Только если это касается судьи лично, то лучше ей узнать об этом раньше, чем позже. – Ничего сверхъестественно важного, – сказал я. – Но, если ей интересно, то пусть она наберет мой номер. – Передам, сэр. * * * Нэнси позвонила через два часа. – Ну, как идут дела? – Полицейские считают главной подозреваемой Ри Сайкс. – Отлично, – сказала она. – Значит, получается, что я вынесла решение в ее пользу, а она оказалась убийцей. Еще одна история о судье-дуре… Журналюги уже в курсе? – Глубоко эгоистичный подход. – Нет, их никто не информировал, – сказал я. – Вот и хорошо. Держу пальцы за то, чтобы так было и дальше. – В общем и целом для вас это все равно выйдет к лучшему, Нэнси.