– Вот здесь, – развел руками старший инспектор, – вы меня подловили, Сэнди! Голову сломаешь! Сначала миссис Хаддингтон так затевает преступление, что комар носа не подточит, а потом неизвестный копирует ее стиль и хладнокровно убивает ее саму. Нам полагается исходить из того, что оба трупа – дело рук одного человека, и мы пошли бы у неизвестного на поводу, если бы я не нашел веер, а вы не разгадали фокус с пудреницей. Одним махом и мотив, и способ. Здесь убийце номер два сильно не повезло. Казалось бы, у нашей пташки было очевидное алиби по первому преступлению… – Паултон был вроде ни при чем, – заметил Грант. – Верно, хотя мы еще не дошли до того, чтобы вычеркнуть его из списка подозреваемых. Необходимо разобраться, в чем заключается его мотив для устранения миссис Хаддингтон. Если он думал, что она снабжала его жену кокаином, то мог бы на это пойти. Хотя такому уравновешенному человеку понадобились бы твердые доказательства, прежде чем решиться на подобное грязное дело, не говоря о риске. – В Сити он слывет большим ловкачом. Паултон мог положиться на нашу опытность: мы же не поверим, что он способен на такую глупость! – Да, я слышал, что вы, горцы, – народ с воображением, – усмехнулся Хемингуэй. – Правда, лично у вас я этого дефекта раньше не замечал. Будем считать прозвучавшие сейчас слова оплошностью, которая больше не повторится. Если Паултон совершил второе преступление, то без всякого расчета на те или иные абсурдные мысли в моей голове, смею вас уверить! Из чего он просто обязан был исходить – из очень веских причин для убийства. Это могло быть то, что я уже предположил, но чем больше я об этом размышляю, тем меньше мне нравится данный мотив. Предположим, миссис Хаддингтон знала о привычках леди Нест и грозила разоблачением. Но зачем? – Скорее, здесь было не разоблачение, а шантаж. – Не исключено. Паултон человек состоятельный. А если она перестаралась? Вряд ли он был готов легко расстаться с крупной суммой. Представим другую картину: она потребовала у него целое состояние, а он отправился к нам. Как бы мы поступили? – Мы бы постарались не выдавать его, но в таких делах иногда происходят утечки, вам ли этого не знать, сэр! Хемингуэй кивнул, но поджал губы. – Может, и так. Но… Дальше видно будет. Давайте перекусим и наведаемся к Уэструтеру. Он обязан дать кое-какие разъяснения. На дознании утром он сидел унылый. Я его не осуждаю: Уэструтер ходит по краю пропасти. Они снова встретились около трех часов дня. Инспектор отрапортовал, что самолет с Годфри Паултоном на борту действительно должен приземлиться в Нортхолте в четыре часа. – Отлично! – сказал Хемингуэй. – На сей раз я постараюсь вытянуть из него немного больше, чем раньше. – Вы говорили с врачом, сэр? – Да. Вид у него был такой, будто вместо меня к нему пожаловал хорек. К счастью, я не бывал в шкуре хорька и не знаю каково это, иначе мог бы обидеться. Но в том, что я нежеланный гость, нельзя было усомниться – и это меня порадовало. Он скользкий субъект, но это дело ему не по душе. Произнес обычные слова о своем долге перед пациентами, но когда я напомнил ему, что это двойное убийство, он стал весь багровый. Уэструтер не связывает гибель Сэтона-Кэрью с наркоторговлей. Он якобы не знал, кто давал «снег» младшей Хаддингтон. Может, и так, но, думаю, он просто сделал должный вывод. Смерть миссис Хаддингтон потрясла его. О ней пишет дешевая пресса, а Уэструтер, по его словам, читает только «Таймс». Для него это стало шоком. Таращился на меня, как на привидение. Он действительно не знал, я уверен. Да, он приходил выписать девушке лекарство, и она все ему выложила. Любопытно, что Уэструтер не считает, будто произошло нечто непоправимое. В отношении леди Нест он был гораздо менее красноречивым, но я не настаивал. Если Паултон станет и дальше скрытничать, то я, используя имеющиеся улики, заставлю его назвать адрес того учреждения, куда он определил жену. Я вам говорил о своей беседе с Хиткотом? Они с Кэтеркоттом взяли след и очень довольны собой. Хиткот даже изволил похлопать меня по спине, хотя, глядя на них, никогда не догадаешься, что их волнует наше двойное убийство. Мне пора поговорить с начальством. Езжайте в Нортхолт, снимите Паултона прямо с трапа самолета. Везите его сюда – с соблюдением всех приличий, конечно. Он нужен для дальнейшего следствия. Скажите ему, что расследование достигло результатов, принуждающих меня задать ему новые вопросы. Посмотрите, как он отреагирует. Если никак, то вы не задержитесь. Около пяти часов вечера инспектор Грант привел Годфри Паултона в кабинет старшего инспектора. Паултон выглядел совершенно безмятежным. – Добрый день! – произнес он. – У вас ко мне вопросы, старший инспектор? Разумеется, я не намерен препятствовать правосудию, но был бы рад, если бы вы поскорее перешли к делу. Меня ждут на работе. – Здравствуйте, сэр. Я не задержу вас дольше необходимого. Все зависит от вас самого. Будьте так добры, садитесь. Паултон опустился в глубокое кожаное кресло. Его, казалось, ничуть не смущала необходимость смотреть старшему инспектору в лицо. Покосившись на свои наручные часы, он сказал: – Итак? – Полагаю, сэр, вы побывали у миссис Хаддингтон вчера днем? – Да. – Менее чем через полчаса после вашего ухода, сэр, миссис Хаддингтон нашли мертвой в будуаре. Задушенную проволокой. – Что?! – вскричал Паултон и замер. Инспектор Грант поверил, что известие стало для него шоком, однако шеф счел его восклицание тщательно отрепетированным. – Вот так, сэр, – флегматично произнес он. – Боже милостивый! – Паултон помолчал, глядя на Хемингуэя из-под бровей. – Понимаю… Одно могу сказать: когда я уходил от миссис Хаддингтон, она была жива и стояла у себя в будуаре перед электрическим камином. Позвонила в звонок, вызывая своего дворецкого, чтобы он проводил меня. – Вы дождались дворецкого, сэр? – Нет. Я простился с миссис Хаддингтон и удалился. Дворецкий только поднялся в холл, когда я уже спускался по лестнице от гостиной миссис Хаддингтон. – В чем состояла причина вашего визита, сэр? Воцарилось молчание. Паултон хмуро разглядывал кончики собственных пальцев. Подняв наконец голову, он вымолвил: – Понимаю… Вы не могли этого не спросить. Не стану скрывать, мой приход не был дружественным. Миссис Хаддингтон названивала мне домой и спрашивала о моей жене. Я отправился на Чарлз-стрит, чтобы сообщить ей: моя жена нездорова, и я намерен положить конец их близким отношениям. – Вот как, сэр? Чем же было вызвано ваше намерение? – Мне не нравилось их знакомство. – Это не лучший ответ, сэр. Паултон чуть заметно улыбнулся. – Что ж, старший инспектор… Вижу, мне придется положиться на ваше благоразумие. До замужества со мной моя жена была одной из самых видных представительниц компании, где гордились полным забвением принятых условностей. Я не стану раскрывать вам их несообразностей, ограничусь тем, что назову все это – только в этих стенах – нескромностью. Каким-то способом, оставшимся мне неведомым, миссис Хаддингтон проведала о подробностях самого вопиющего проявления этих… отклонений. Цена ее молчания исчислялась не в деньгах, это был пропуск в общество, ключом от которого владела моя супруга. – Когда вы это обнаружили, сэр? – К несчастью, с большим опозданием. – Вот именно. Фактически только после убийства Сэтона-Кэрью? – Это произошло недавно, – уточнил Паултон. – Мистер Паултон, я надеюсь, что вы не против закончить этот фехтовальный поединок? Мне известно гораздо больше, чем два дня назад. Я точно знаю, что в настоящее время леди Нест находится на излечении от наркотической зависимости. А кокаином ее снабжал Сэтон-Кэрью. Он напоролся на взгляд, близкий по остроте и пронзительности к скальпелю хирурга. – Вы располагаете доказательствами? – Таким, например, доказательством, как обнаруженный в квартире Сэтона-Кэрью кокаин. У меня также есть доказательства того, что леди Нест была не единственной его жертвой. – Ясно. – Паултон помолчал. – Сам я не был уверен. Я его подозревал, не более. – В этом и заключалась власть миссис Хаддингтон над вашей женой, сэр? – Нет. – Когда вы обнаружили, что леди Нест… принимает это вещество, сэр? – После убийства Сэтона-Кэрью и вашего визита в мой дом. Как много из того, что я вам говорю, вы намерены предать огласке? – Зависит от обстоятельств, сэр. Паултон усмехнулся: – Я не убивал миссис Хаддингтон, поэтому надеюсь, что «обстоятельства» не возникнут. Моя жена была потрясена смертью Сэтона-Кэрью. Находясь во власти… сильных чувств, она во всем мне созналась. Добавлю, что у нее всегда были слабые нервы, и я не подозревал о том, что выяснили вы, пока мой старый друг, опытный врач, не увидел ее у нас в доме и не поделился со мной своими подозрениями. Когда ее «поставщика» убили и возникла вероятность, что вы выясните, что он ей поставлял, я сумел уговорить жену лечь в лечебницу. – Вы знали, что это был Сэтон-Кэрью? – Узнал только вечером во вторник, когда его не стало. – Леди Нест открыла вам, что миссис Хаддингтон ее шантажировала? – Да. – Паултон посмотрел на Хемингуэя. – Вчера я явился к миссис Хаддингтон, чтобы сообщить, что обладаю всеми фактами о том давнем скандале и без колебания доведу их до сведения полиции. Мне совершенно незачем было убивать ее. Я этого не делал. Это все, что я могу сказать. – В котором часу вы ушли с Чарлз-стрит, сэр? – Без пятнадцати семь. Я следил за временем, потому что спешил на самолет. – Вы считали, что вы – единственный гость? – Я никого не видел. Миссис Хаддингтон пригласила меня в комнату, которую называла своим будуаром. Мы находились там одни. – Благодарю, сэр. Больше я вас не задерживаю. Проводив Паултона, инспектор Грант сказал: – Вы отпустили этого хитреца? – Я в любой момент могу его арестовать. Мне нужны те две проволочки, Сэнди. Пусть их принесут! Поблескивающая медная проволока, снятая с шеи Сэтона-Кэрью, занимала внимание Хемингуэя недолго. Зато другую, более старую, он долго разглядывал, наводя увеличительное стекло на ее концы. – Подойдите, Сэнди! – позвал он. – Полюбуйтесь! Разве с помощью этой проволоки вешали картины? Инспектор уставился на нее. – Вы правы, – сказал он. – Концы выпрямлены, но видно, где был загиб, там проволоку крутили. Что это означает? Хемингуэй откинулся в кресле и прищурился: – Вот и я ломаю голову. Несомненно, проволока снята с картины. Где же картина? – Она может находиться где угодно!