Это было сказано скорее по-командирски, а не тоном человека, которому предстоит допрос. Хемингуэй оценил это и понял, что сквайр крепкий орешек. Что ж, люди, поручившие это расследование ему, знали, что делали. «Замешаны местные родовитые семейства, – объяснил заместитель комиссара полиции непосредственному начальнику и закадычному другу Хемингуэя суперинтенданту Хинкли. – Неприятная ситуация. Поручим ее Хемингуэю. Понятия не имею, как у него это получается, но у Хемингуэя нестандартный подход. Он умеет раскалывать самых трудных свидетелей». На что суперинтендант Хинкли с усмешкой заметил: «Он бывает несносным, правда, сэр? Но результат есть результат. Сдается мне, именно его нестандартный подход застает людей врасплох. Факт, вы же сами говорите: он всегда добивается своего! У него редкое…» В этом месте заместитель комиссара перебил суперинтенданта: «Чутье! И не говорите! Что есть, то есть, черт бы его побрал!» Сам старший инспектор без колебания приписал бы свой первый вопрос сквайру этому чутью. Усевшись по другую сторону стола, он улыбнулся: – Благодарю вас, сэр. Я подумал, что лучше с вами поболтать, потому что, насколько я понимаю, вы дружили с Уорренби. Воцарилась тишина. Ее продолжительность была старшему инспектору на руку. Никто не догадался бы, что Хемингуэй наблюдает за обоими присутствующими. Тем не менее, хоть он и выбрал этот момент для поглаживания терьеров, нюхавших его штанины, от него не укрылись ни взгляд сквайра, ни оцепенение его обычно суетливой супруги: она, не мигая, уставилась на тлеющий кончик своей сигареты. Молчание нарушил сквайр: – Я бы выразился скромнее. Я с ним прекрасно ладил. В пререканиях с соседями нет никакого смысла. – Точно, – кивнул Хемингуэй. – Тем более что все сходятся в одном: поладить с Уорренби было непросто. Вот я и решил поговорить с человеком, относившимся к нему непредвзято. Как эту непредвзятость ни толковать… По одну сторону мисс Уорренби, по другую все остальные. В данной ситуации важно услышать беспристрастное мнение. Как он умудрился добиться такой единодушной неприязни? Сквайр не спешил с ответом. Сначала, скрывая неуверенность, он пододвинул Хемингуэю сигаретную пачку. – Не знаю, курите ли вы… – Спасибо, сэр, – сказал Хемингуэй, беря сигарету. – Вы задали трудный вопрос, – начал сквайр. – Сам я никогда не конфликтовал с Уорренби: со мной он был сама учтивость! Но он был отчасти чужаком. Не понимал, как вести себя в таком месте, как это. Здесь нужно добиваться поддержки, шагать в ногу со временем. Но и отпугивать таких, как Уорренби, не следует. Надо принимать их и учить правильному поведению. Действительно, подумал старший инспектор, сквайр – крепкий орешек. – Как вы считаете, сэр, он мог прибегнуть к шантажу, чтобы добиться своего? – спросил он. Миссис Эйнстейбл уронила пепел с сигареты себе на подол и, стряхивая его, воскликнула: – Что за противоестественная мысль! Кого ему было шантажировать в таком респектабельном месте? – Мало ли… – пожал плечами Хемингуэй. – Я пообщался с его старшим клерком, мадам, и у меня возникли разные мысли… – Бесполезно спрашивать об этом меня! – хрипло произнес сквайр. – Будь у меня основания такое заподозрить, то я не имел бы с ним ничего общего. – Вы пытаетесь понять, почему мы с ним общались? – обратилась к старшему инспектору миссис Эйнстейбл, вызывающе глядя на него. – Это я виновата. Не могла преодолеть жалость к его несчастной племяннице. Потому и оказывала им гостеприимство. Это, конечно, глупость и феодализм, но если мы принимаем новичков, то нашему примеру следуют другие. Расскажите нам больше о шантаже! Если бы вы знали Торнден так, как я, то понимали бы, насколько это невероятно. Можно подумать, что мы попали в книжку Гэвина Пленмеллера. Заметив, что сквайр впился взглядом в лицо жены, Хемингуэй сказал: – Придется мне засесть за книги мистера Пленмеллера! Кстати, это напомнило мне о еще одном вопросе, который я собирался вам задать, сэр. Вы просили Пленмеллера принести вам во время игры в теннис в субботу некие бумаги? – Нет! – отрезал сквайр. – Я попросил его вернуть их мне, но никакой спешки не было. По неким собственным причинам он взялся принести их немедленно. Не знаю, куда вы клоните, но хочу сообщить, что Пленмеллер вернулся в «Кедры» до моего ухода. Встретил по пути мою жену и отдал бумаги ей. Мог бы вручить их напрямую Линдейлу, не тревожа меня, но это не в его стиле. – Как я слышал, они связаны с Речным комитетом, сэр? Вроде бы там нужен юрист, и Уорренби метил на это место? Сквайр заерзал в кресле. – Да. Не знаю, почему Уорренби было так важно это назначение: ничего особенного! Однако он на него нацелился, и я не собирался ему мешать. Это не было поводом для волнения. – Вот и мне так показалось, – признался Хемингуэй. – Хотя я в подобных вопросах профан. На место претендовал также мистер Драйбек. – Вздор! – раздраженно бросил сквайр. – Драйбек и так свой, ему ни к чему дополнительные должности, чтобы быть принятым! Я говорил ему об этом. Он бы все равно получил место: кандидатура Уорренби сталкивалась с сильным сопротивлением. – Действительно, – кивнул Хемингуэй, почесывая подбородок, – теперь-то, полагаю, сэр, должность его? События обернулись в пользу Драйбека. – Что, черт возьми, вы хотите этим сказать? – крикнул сквайр. – Если вы намекаете, что Тэддиас Драйбек – человек, которого я знаю всю жизнь! – способен убить Уорренби или кого-либо еще просто ради того, чтобы получить место в Речном комитете… – Ничуть, сэр! Я не имел в виду ничего подобного. Просто любопытно, что вас заставило поддерживать Уорренби, если на место претендовал Драйбек? – Мне не пристало назначать в совет своего собственного поверенного! К тому же… Нет, не важно. – Важно, Бернард! – возразила его жена. – Драйбек – наш семейный поверенный, старший инспектор, но… Он уже немолод и, увы, далеко не так компетентен, как Уорренби. Да, Бернард, я знаю, что это с моей стороны нелояльно, но зачем делать из всего тайну? – Даже говорить не стоит, – заключил сквайр. – К делу не имеет ни малейшего отношения. – Он взглянул на Хемингуэя. – Вы хотите узнать, куда я направился и что делал, уйдя из «Кедров» в субботу? – Благодарю вас, сэр, вряд ли я снова стану вас этим беспокоить, – ответил Хемингуэй, вызвав у мужа с женой удивление. – Ваши показания сержанту Карсторну вполне ясны. Вы осматривали новые посадки. Сегодня я сам там побывал. Я не разбираюсь в лесоводстве, но, по-моему, вы активно занимаетесь вырубкой. – Да, занимаюсь, – подтвердил сквайр. – Простите, что спрашиваю, – не унимался Хемингуэй. – Покупатель вашего леса – клиент Уорренби? – Клиент Уорренби? – повторил сквайр. – Ничего подобного! – Наверное, я перепутал. Его интересовал гравийный карьер, не так ли? В его кабинете найдена переписка по данному вопросу. Не знаю, важно ли это, но решил упомянуть. – Я не вел с Уорренби никаких дел! – Он, случайно, не имел отношения к компании, разрабатывающей ваш карьер? – Ни малейшего. Мне известно, что она действует через «Трокингтон энд Фламби». Ни я, ни она не прибегали к услугам юристов. – Вы не привлекали своих поверенных к разработке контракта, сэр? – В этом не было необходимости, напрасная трата денег. Это весьма уважаемая фирма, они не обманут меня, я – их. – Тогда понятно, почему ваши поверенные не осведомлены, что вы уже лишились прав на карьер, – заметил Хемингуэй. – Если вы о Драйбеке, то он был в курсе, что я так поступил. – Я не о нем, сэр, а о лондонской компании. Кажется, она называется «Бейси, Кокфилд энд Белси». Сквозняк из открытой двери зашелестел бумагами на столе. Сквайр аккуратно сложил их и придавил пресс-папье. – Вы называете компанию доверителей по распоряжению имением, – объяснил он. – Им, естественно, неизвестны детали моих сделок. Я правильно вас понял, что Уорренби будто бы был с ними связан? – Да, сэр. Поскольку эта связь, похоже, не принесла результата, я бы попросил вас продемонстрировать права собственности. – Можно мне осведомиться, о чем они переписывались? – Один клиент Уорренби вроде бы проявлял интерес к гравию. Он писал этим поверенным, наводя справки об условиях, будучи осведомлен, – что они именно те, к кому следует обращаться. Они в ответ подтвердили это, но заметили, что договариваться придется с вами. Из документов следует, что на этом все прекратилось. К вам, сэр, он не обращался? Вместо сквайра ответила миссис Эйнстейбл. – Уорренби обратился ко мне! – крикнула она. – Это был совершенно невозможный человек. Не надо хмуриться, Бернард: да, он мертв, но факты есть факты. В этом был весь он: выведать у меня, что ты уже отдал в аренду карьер, вместо того чтобы спросить тебя самого. Не выношу людей, идущих окольными путями без разумных причин. Ужасное плебейство! – Уорренби обратился к вам, мадам? – Не то что обратился… Повел речь вокруг да около. – Когда это было? – спросил Хемингуэй. – Господи, не помню! Он был таким любопытным, цепким! – Она затушила сигарету. – Интересно, кто являлся его клиентом? Похоже на какую-то мутную фирму, с которой мой муж не стал бы иметь дела. Забавно! – Так, без сомнения, и было, – произнес старший инспектор, вставая. Глава 11 Приехав в пять часов к викарию, Хемингуэй застал его за разговором с одним из церковных попечителей, мистером Генри Хасуэллом. Неопытная служанка с испугу привела гостя прямо в кабинет викария. – Этот джентльмен из Скотленд-Ярда, сэр, – пролепетала она. – Боже сохрани! – ахнул от неожиданности викарий. – Ведите его сюда, Мэри. Ах, вы уже здесь? Хорошо, Мэри, ступайте. Добрый день, мистер… не знаю вашего имени. Хемингуэй вручил ему свою карточку. Викарий надел очки, прочитал: «Старший инспектор Хемингуэй» – и произнес: – Добро пожаловать! Чем могу быть вам полезен? Познакомьтесь, это один из наших попечителей, мистер Хасуэлл. – Может, мне уйти? – спросил Хасуэлл, поприветствовав Хемингуэя кивком. – Мне вы не мешаете, – ответил Хемингуэй. – Мне стыдно вас прерывать, викарий. У меня совсем мелкое дело. Из регистра огнестрельного оружия явствует, что у вас есть винтовка калибра 0,22. Можно на нее взглянуть? – Винтовка? А как же, есть! Вернее, у моего сына. Я покупал ее для него, хотя сейчас он ею не пользуется, потому что живет в Лондоне. Никогда не знаешь, понадобится ли она ему, когда он приезжает. Сам я не стрелок. – Конечно, сэр. Вы мне ее покажете? – Дайте вспомнить! До чего неудобно! Где же она? Простите, я пойду посмотрю. Садитесь!