– Киллеры не знают жалости, работают методично и часто оставляют свой фирменный знак. Один из таких киллеров, судя по всему, и убил Эрнесто Вальдеса. Она уронила фотографии на колени и зарыдала, опустив голову на грудь. – Я знаю, что зрелище это не из приятных, но мне хотелось, чтобы вы получили четкое представление о том, с чем мы имеем дело. И еще я знаю, что вы сами к смерти Вальдеса не причастны, но считаю нужным донести до вас, какого типа людям вы помогаете скрыться от правосудия, если что-то от нас утаиваете или, вернее будет сказать, если уклоняетесь от помощи следствию, пусть даже речь идет о сущих мелочах. Она продолжала рыдать, и спина ее заметно вздрагивала. Тогда Гарсон сунул руку в карман и сказал: – Хотите взглянуть, что сделали с Вальдесом? Она тотчас подняла залитое слезами лицо и с мольбой глянула на младшего инспектора: – Нет, пощадите меня! Я не ослабляла нажима, правда, теперь голос мой звучал мягче: – Пепита, пожалуйста, вы не должны видеть в нас врагов, подумайте о своей безопасности. Вы должны припомнить, нет ли чего-нибудь такого, что вы просто обязаны сообщить нам. Мы обнаружили, что у Вальдеса был очень крупный счет в Швейцарии. Она звучно высморкалась и, похоже, уже начала успокаиваться. – Господи Боже мой, мало того, что я потеряла любимого человека, теперь меня еще будут преследовать мысли о том, какие жестокие страдания ему довелось испытать. Она не могла обойтись без тошнотворного пафоса, но мне по-прежнему казалось, что момент более чем подходящий, чтобы что-то из нее вытянуть. Я сменила резкий тон на совсем мягкий: – Любая самая мелкая деталь может помочь нам поймать этих извергов. И мы это сделаем, Пепита, увидите, что мы это сделаем. – Он мне сказал… – Она повернула к нам лицо с распухшими от плача губами. Мы с Гарсоном целиком обратились в слух и не смели дышать. – Он сказал, что зарабатывает большие деньги, что через пару лет мы с ним сможем бросить работу и уедем жить за границу. Он сказал, что Испания – это страна привратниц, а там, куда мы уедем, никто не будет нас знать и нас оставят в покое. Ему нравилась Канада, он хотел бы жить там. – А о своем счете в Швейцарии он вам что-нибудь говорил? – Нет. – А о том, каким образом заработал столько денег? – Нет, а я не спрашивала, но мне всегда казалось, что это не связано с журналистикой, что тут речь шла о чем-то другом. Иногда он встречался с человеком по фамилии Лесгано и всегда предупреждал меня, чтобы я никому об этом не говорила и вела себя поосторожнее. Он очень надеялся, что этот Лесгано сумеет нам помочь. – Лесгано – а не Лискано? – Нет, он всегда произносил именно так: Лесгано, – очень четко произносил. – Он что, был итальянцем, латиноамериканцем или португальцем? – О его национальности Вальдес никогда не упоминал, как и о том, молодой он или старый; и Богом клянусь, больше я от него ничего не слышала. Он только смотрел на меня своими добрыми глазами и просил, чтобы я верила ему. А я всегда умоляла его ни во что такое не впутываться, говорила, что нам хватит на жизнь и того, что у нас есть, что я не хочу уезжать из Испании. Но у него были свои планы, он вообще был очень решительным, всегда таким был. – Хорошо, хорошо, успокойтесь. Вы ведь знаете номер нашего телефона? И поймите: все, что вы припомните, будет для нас очень ценно, все, понимаете? – А вы будете держать меня в курсе того, что вам удастся узнать? – Да, мы будем держать с вами связь, не беспокойтесь. Гарсон довез меня до дому на своей машине. – Нет, это надо же такое! – не выдержал он. – Вы о чем? – Помните? Она сказала, что у Вальдеса глаза очень добрые. – Меня больше задело то, что у него хватило наглости заявить, будто Испания – страна привратниц. Чья бы корова мычала! – А эта сказка про домик в Канаде… – Ясно одно: он впутался во что-то настолько серьезное, что подумывал о бегстве из страны. – Вот именно. С каждым разом я все больше убеждаюсь: нам в руки попало дело совсем не шуточное. – Наркотики? – Не похоже. – Ладно, там будет видно. Заезжайте за мной через два часа. У вас чемодан собран? – Уже в багажнике. – Как всегда – предусмотрительно и без задержки. Тем лучше, тогда воспользуйтесь оставшимся временем и попробуйте узнать, сколько человек по фамилии Лесгано имеется в телефонном справочнике, а еще поинтересуйтесь, испанская это фамилия или нет. – Не исключено, что она вымышленная. – Тогда пусть пороются в наших архивах. Моей сестры дома не было. Она оставила мне короткую записку, где говорилось: “Я пошла прогуляться по городу”. В свою очередь я написала ей, что пару дней проведу в Мадриде. Кажется, она нашла чем заняться, что меня порадовало. Аманда решилась выйти из дому – и это уже был шаг к нормальному состоянию. Скорее всего, кружа по улицам, она сможет спокойно обдумать ситуацию. Кроме того, на людях ей будет неловко плакать. Слезы – дело непрактичное, даже если поначалу они и помогают снять напряжение, ведь потом уходит слишком много времени на то, чтобы прийти в себя. К тому же они снижают самоуважение, да и глаза от них превращаются в красные озера. Ровно через два часа Фермин Гарсон позвонил в мою дверь. Я схватила чемоданчик, в который сунула только пижаму, несессер и смену белья. Чуть позже я смогла убедиться, что у Гарсона вещей было и того меньше. Он путешествовал налегке, как дети моря[13]. Нам не пришлось ждать посадки, и полет прошел совершенно спокойно. К ужину мы уже были в Мадриде. Гарсон знал столицу лучше, чем я, еще с тех пор как жил в Саламанке. Поэтому он предложил себя на роль гида. – Кажется, нам пора перекусить, давайте устроим себе тапео[14], – сказал он, недолго думая. Я охотно согласилась, так как устала и проголодалась. Кроме того, мне нравилась шумная мадридская жизнь, нравились переполненные бары и постоянное ощущение, что ты находишься в городе с многовековой историей. Мы отправились к Пуэрта-дель-Соль, в самый центр, и зашли в бар, где стены были покрыты изразцами и надо всем царила голова быка. Столов не наблюдалось, посетители толпились у стойки. – Пошли куда-нибудь еще, здесь не протолкнуться, – сказала я Гарсону. – Ни за что! Погодите минутку. Один из официантов, заметив нас, весело пропел: – Что-нибудь желаете, сеньоры? Гарсон из-за людских спин ответил: – Два бокала вина и две порции трески! – Минуточку! – крикнул официант, наряженный в огромный фартук. И точно так же, как расступались воды Красного моря перед Моисеем, люди слегка расступились перед нами, и мы без особого труда продвинулись вперед и получили наши бокалы и нашу еду. Все это было отработано веками, так что в бар запросто могло вместиться еще человек пятьдесят. – У этих баров долгая традиция, – сказала я своему помощнику, и он только кивнул в ответ, занявшись треской. Таким же образом мы побывали еще в пяти или даже шести забегаловках, пока не насытились и не залили жажду вином. Когда мы шли в сторону гостиницы, Гарсон в основном молчал. – Устали, Фермин? – Да, устал. И я вот что думаю: не слишком ли я стар для подобных похождений? – Мне так не кажется. – Это в вас говорит жалость. – Ненавижу жалость. Зазвонил его мобильник. – Тот, кто добивается меня в такой час, о жалости уж точно понятия не имеет. Я краем глаза следила, как он озабоченно кивал головой и коротко спрашивал о чем-то, мне непонятном. Затем он бросил: “Ждите распоряжений”, – и дал отбой. – Возникли осложнения, инспектор. Речь о Марте Мерчан, бывшей жене Вальдеса. Те, кто за ней следят, сообщили, что она отправилась на улицу Меридиана и зашла в довольно бедный дом. Время идет, а она оттуда не выходит. Они спрашивают, как им поступить. – Улица Меридиана не слишком подходит для такой дамы, правда ведь? И этот ее визит наверняка должен нас заинтересовать. – Мы не можем застать ее in fraganti[15]. Да и санкции на арест у нас нет. – Речь не о том. Пусть запишут адрес и продолжают наблюдать. Мне очень жаль, младший инспектор, но вам придется туда слетать – вдруг дело действительно важное, а у меня тут назначена на утро встреча с работниками телевидения. Кажется, вы еще успеваете на последний рейс.