– Что-то такое доходило. – Мы считаем, что его убил профессионал, и хотим знать, кто именно это сделал. – Ну и?.. – Есть мнение, что ваш муж может добыть нужные нам сведения. – Может добыть, а может и не добыть. И как оно ни повернется, такие вещи требуют большой и аккуратной работы. Кроме того, это опасно. Она замолчала, испытующе глядя мне в лицо, но я не поняла, чего она ждет. Тогда она, теряя терпение, почесала свой почти идеальной формы нос: – Сколько вам разрешили заплатить? Я не подготовилась к этому вопросу. Но попыталась выйти из положения с достоинством: – Как обычно. – Обычная оплата тут не годится, еще чего! Мы ведь говорим про киллеров. – Хорошо, все будет зависеть от информации, которую я от вас получу. – За любую мелочь не меньше ста тысяч, а если наклюнется что-нибудь посущественней – мы поднимем плату до трехсот. – Послушайте, а может, вы посоветуетесь с мужем, ведь это он наш агент? – Не хочу вас огорчать, но советоваться тут не о чем – денежными делами всегда занимаюсь я. А вы в своей семье разве не так же поступаете? – Мою семью мы лучше оставим в покое, но вот с комиссаром мне точно придется посоветоваться. – Он разрешит. Коронас всегда правильно себя ведет. А я, как только вернется муж, передам ему ваше задание. Он уж сообразит, с какого конца за него взяться. – Договорились, позвоните мне. – Дайте мне номер своего мобильника, в комиссариат мы никогда не звоним. Дав ей номер телефона, я задумалась о том, каким образом, черт побери, я опишу нашу беседу в отчете. Мне по-прежнему было трудно ориентироваться в этой сфере – правила общения с информаторами не давались, возможно, потому что в душе я считала эту практику недостойной настоящих сыщиков. Гарсон дожидался меня в машине, уже готовый рвануть с места. Он точно выполнил все мои указания, как, впрочем, и всегда. У него были с собой копия отчета инспектора Сангуэсы и фотографии жертв киллеров. Пока мы ехали в роскошный район, где обитала бывшая жена Вальдеса, я перебирала фотографии. И у меня мороз пробежал по коже. Первая запечатлела мужчину с обожженным телом, который лежал в пластиковом пакете, похожий на зловещего призрака. Я поперхнулась. Гарсон бросил на меня быстрый взгляд: – Занятно, правда? – Прелестно. – Это фирменная марка латиноамериканских киллеров, тех, что вращаются в мире наркотиков. Но вы еще не видели самого худшего. На следующей фотографии – расчлененное тело специально для фотосъемки разложили на простыне. Можно было совершенно отчетливо различить руки, ноги, торс и голову мужчины средних лет, на лице которого застыла чудовищная гримаса. – Этот несчастный отказался платить повисший на нем должок. Поработали тут поляки. – Какой ужас! – А теперь обратите внимание на технику итальянцев, у них самое богатое воображение. Фотография номер десять. Мне стоило труда разобраться в деталях кровавого месива, но наконец я справилась. Это был молодой человек с разрезанным горлом, и через эту кошмарную щель высовывался какой-то толстый и бледный кусок плоти. Его собственный язык. – Они называют это “галстук”. Вспарывают горло. Потом раскрывают жертве рот и выворачивают язык так, чтобы просунуть в разрез. Хотелось бы надеяться, что они свой трюк проделывают, когда человек уже мертв. Этот был членом мафии, но сбежал, не попрощавшись. – Хватит, Гарсон, меня сейчас вырвет! – Только не думайте, что тут работали исключительно иностранцы. На всех остальных фотографиях – дело рук испанских киллеров, и можете мне поверить, мы ни в чем не уступаем выходцам из других стран. Я поскорее сунула фотографии в конверт. – Ужас и кошмар. Будем надеяться, что Пепита Лисарран проявит не меньшую чувствительность, чем я. – Собираетесь блефовать? – Я буду играть теми немногими картами, которые у нас пока имеются, но мы не должны упустить взятку. Пепита хоть что-нибудь непременно да знает, в противном случае сразу обратилась бы в полицию. Нам открыла дверь служанка в розовом форменном халатике. Не давая нам пройти, она позвала хозяйку. Марта Мерчан, бывшая жена Вальдеса, встретила нас высокомерно и с непроницаемым лицом – она, как всегда, полностью контролировала ситуацию. Мы вошли в ту же небольшую гостиную, где были в прошлый раз, и я сразу бросилась в атаку, посчитав излишними предварительные формулы вежливости. – Нам стало известно, что у вашего бывшего мужа был в Швейцарии счет на сто миллионов песет. Она чуть приподняла брови, только этим и выдав свое удивление. – Вы знали что-нибудь про этот счет? – Нет, ничего не знала. Неужели эти деньги достанутся мне в наследство? – Вряд ли. Счет будет с санкции судьи немедленно блокирован. Она улыбнулась – впервые после начала нашего визита: – Инспектор, вы ведь знаете, что такое развод, правда? Супруги, расходясь, не всегда клянутся друг другу в вечной любви. Неужели вы полагаете, что мой бывший муж сообщал мне хоть что-нибудь о своем реальном финансовом положении или о том, как ему удалось заработать такую сумму? – Полагаю, что нет, но, возможно, что-то вы заметили еще в те времена, когда жили с мужем вместе. – Нет, ни о чем таком он никогда не ставил меня в известность. – И у вас не появилось никаких догадок – на основе его случайных реплик или в связи с его поездками? – У меня есть своя работа, инспектор Деликадо, и, занимая достаточно серьезный пост, я должна ежедневно много часов посвящать служебным делам. Возвращаясь вечерами домой, мы с мужем не обсуждали ничего, что выходило бы за рамки нашей личной жизни. Кроме того, с тех пор как он начал сотрудничать с розовой прессой, меня совершенно перестало интересовать то, чем он занимался. – Это я понимаю, но, может быть… Она перебила меня решительно, но не повышая при этом голоса: – Если меня в чем-то подозревают, я прошу, чтобы было выдвинуто официальное обвинение, а если нет… Повисла многозначительная пауза. Я закончила ее фразу: – А если нет, вы просите оставить вас в покое. – Как вижу, вы меня правильно поняли. – Беда в том, что, когда идет расследование, редко все складывается как по писаному. Иногда приходится задавать вопросы и человеку, которого мы ни в чем не подозреваем. А в случае, если этот человек не проявляет желания сотрудничать с нами, мы вынуждены просить санкцию судьи. – Если так принято… – Хорошо. Спасибо, что согласились с нами побеседовать. Как только мы глотнули свежего воздуха, я велела Гарсону: – Распорядитесь, чтобы за ней присмотрели. – Это надо понимать так, что ваши подозрения укрепились? – Понимаете, Фермин, дама много лет была замужем за человеком с сомнительной репутацией, потом они разводятся, но продолжают сохранять сравнительно хорошие отношения. Он никогда не задерживает ежемесячных выплат и время от времени навещает дочь. Неужто мы проглотим ее уверения, что она прямо-таки ничего не знает и не ведает, что она никогда не слышала от него ни слова про деньги или работу и никогда не строила каких-нибудь догадок, исходя из своих наблюдений? – А начни она делиться с вами своими догадками, вы бы ей не поверили. Кроме того, Пепита Лисарран уверяла, что между бывшими супругами отношения сильно испортились. – Может, оно и так, только вот поведение бывшей жены показалось бы мне более естественным, если бы она попыталась в чем-то его обвинить. Нет, даже в жизни самых хладнокровных и выдержанных людей все бывает иначе. Видели вы ее? Она не смеется, не сердится, не смущается… Еще немного – и научится обходиться без еды. – Да знал я и таких, и не обязательно они что-то скрывали. – И тем не менее пусть за ней немного последят – хуже не будет, мы, по крайней мере, убедимся, что там все чисто. Второй визит в тот день мы нанесли Пепите Лисарран. Вернее, это был не столько визит, сколько попытка запугать ее – в буквальном смысле слова. Увидев нас, она, как всегда, затрепетала, а когда мы попросили подыскать для разговора какое-нибудь тихое помещение вместо редакционной приемной, сильно напряглась, но спорить не стала. Мы расположились в небольшой комнате непонятного назначения, стены которой были увешаны журнальными обложками в цветных рамках. – Слушаю вас, – произнесла она готовым вот-вот оборваться голосом. Я решила воспользоваться ее душевным смятением и не слишком церемониться, а поэтому, не говоря ни слова, вытащила конверт с фотографиями. Она, тоже молча, взяла их и стала по одной рассматривать. Я между тем негромко поясняла: – Все эти люди, все, кого вы там видите, это жертвы наемных убийц. Вы сами легко убедитесь, что их методы гуманными никак не назовешь. У нее начали дрожать руки.