Мы втроем молча шли по коридору, и молчание нарушила, разумеется, я, обратившись к Молинеру: – Ну, теперь ты убедился, что Коронас не испытывает ко мне какой-то особой приязни? – Я убедился как раз в обратном. Знаешь, что бы он сделал со мной, если бы я разговаривал с ним так же, как ты? Гарсон немедленно присоединился к нашему спору: – Нет, сегодня он все-таки был страшно зол. А как-то раз Петра назвала его мачистом, и он только расхохотался. – Вы, мужчины, мифологизировали фигуру начальника, хотя для этого нет ни малейших оснований. Всегда можно высказать собственное мнение, конечно, с должным уважением. – Нет, все-таки когда начальнику возражает женщина, это выглядит несколько иначе. Вам прощается куда больше, чем нам. – А вы заметили, что ни один из нас троих в настоящее время не выполняет приказ Коронаса? – Ты о чем? – А разве кто-нибудь обдумывает материалы, которые у нас накопились, готовясь к предстоящему совещанию? – Материалы, которые у нас накопились, слишком сильно воняют. – Значит, чем быстрее мы от них избавимся, тем лучше. Пошли ко мне в кабинет, там мы сможем спокойно побеседовать. Совещание с Коронасом окончательно нас вымотало. Были распечатаны отчеты, которые день за днем как Молинер, так и мы с Гарсоном составляли по нашим делам, и тщательно их проанализировали. Где-то в середине совещания к нам присоединился Родригес, обычно работавший в паре с Молинером. Он тоже высказал свое мнение по поводу дальнейшей тактики. Комиссар обратил внимание на то, что не все клетки в таблице, посвященной финансовым данным, заполнены, и начал возмущаться. Я не смогла промолчать: – Инспектор Сангуэса просто еще не успел довести до конца эту работу. Коронас зарычал, как медведь, разбуженный ранней весной. Он схватил телефонную трубку, и мы услышали его строгий голос: – Как это – осталось только перенести отчет на компьютер? Я вам сколько раз говорил, что компьютер – железка, созданная, чтобы облегчить нам работу, а не тормозить ее. Да, скажите-ка… Да, черт побери, те, что уже сделали! Ладно, Сангуэса, я учту, но зарубите себе на носу: трудность задания не оправдывает затягивания дела. Нам это очень нужно, так что давайте действуйте. И если не остается времени на обед, не обедайте, приносите бутерброды в кабинет – да, как американцы, а они ведь много чего добились, придерживаясь такого правила. Я поняла, скольких качеств мне недостает, чтобы отдавать приказы в изысканном полицейском стиле и держать себя подобающим образом. Затем Коронас обратился ко мне, дополняя урок на тот случай, если я упустила какую-нибудь деталь: – А вы, Петра… можно поинтересоваться, почему вы до сих пор не потребовали от финансового отдела эти данные? – Я требовала, но мне не хотелось слишком давить на коллег. Он фальшиво – в до мажор – рассмеялся: – У нас тут что, гольф-клуб, где можно гонять чаи после игры? Нет, к вашему сведению, у нас тут каждый отвечает за свое расследование, и если вам позарез нужны сведения от другого отдела, чтобы работа не стояла на месте, надо давить на них так же, как давят на преступника. Понятно объясняю? – Да, сеньор. – Отлично. Сангуэса уже проверил счета двух подозреваемых, но, кажется, там все чисто. Это касается некой Пепиты Лисарран, а также Эмилианы Кобос. Кстати, не могу припомнить, эта вторая – она кто такая? – Та, у которой ненормальный ребенок, – ответил Гарсон, всем своим тоном подчеркивая негативное отношение к упомянутой даме. Коронас сразу же понял, о ком речь, и стало ясно, что история с ненормальным ребенком в их глазах выглядела хуже, чем вооруженное ограбление. – И еще один очень важный пункт: у убитой Росарио Кампос в финансовом отношении также все в порядке. Поступления на ее счет полностью совпадают с официальными заработками. – Остались Маркиз и бывшая жена Вальдеса. – Посмотрим, как дела у них. А министр? – Министра проверяют наши мадридские коллеги, хотя, боюсь, с этим возникнут еще те сложности, – ответил Молинер. – Ну, в этом можно не сомневаться. Вряд ли нам удастся установить, заплатил он что-то Вальдесу или нет. – На швейцарском счету Вальдеса не зафиксировано недавних поступлений. И можно считать установленным, что своей любовнице Росарио Кампос министр ничего не заплатил. – Значит, он не солгал перед смертью. – Видать, это был тот единственный раз, когда он не солгал, – желчно вставила я. Коронас посмотрел на меня, как ни странно, с возмущением и сказал совсем тихо: – Оставим мертвых в покое. Под конец было решено, что Молинер с Родригесом тщательно изучат семейное и дружеское окружение Росарио Кампос. Они будут действовать в контакте с мадридским комиссариатом, который занимается делом министра. Возможно, кто-нибудь что-нибудь сообщит об убитой девушке как о шантажистке-любительнице или решится заговорить один из заместителей министра. Нам с Гарсоном предстояло вернуться в Мадрид и идти по следу, указанному Маркизом. Надо выяснить, был ли Вальдес профессиональным шантажистом и не из этого ли источника он получал дополнительные доходы. В теории наша стратегия выглядела отлично, но я задавалась вопросом: удастся ли нам вытянуть что-то еще из человека, который знал об этом деле понаслышке, да и сам пока оставался под подозрением. Вероятно, придется побродить по барам, куда заглядывают сливки мадридского общества, попытаться сунуть нос в гущу сплетен, которыми всегда была богата столица. Такая перспектива привела меня в ужас, к тому же я все равно не видела впереди очевидного выхода из тупика. Разнос, устроенный Коронасом, завершился самым неприятным для нас образом: нам было велено вылететь в Мадрид сразу же, не дожидаясь завтрашнего дня. Он желал, чтобы уже с самого раннего утра мы были готовы снова взяться за дело. У нас оставалось время только на то, чтобы заехать домой и взять чистую одежду на смену старой. Потом мы поедем в аэропорт и последним, одиннадцатичасовым, рейсом полетим в Мадрид. Билеты для нас будут заказаны по особым каналам. Мы договорились с Гарсоном встретиться в аэропорту. – Там мы успеем и поужинать. – Это была самая важная на тот момент мысль, посетившая его, когда он уже садился в такси. Я приехала домой в страшном раздражении. В котле накопилось столько пара, что он мог взорваться в любую секунду. Проходя мимо зеркала в прихожей, я краем глаза глянула на себя. Видок у меня был хуже некуда, волосы растрепаны, лицо усталое. Как назло, я не успевала даже принять душ. Прошла в спальню и принялась выкидывать из чемодана грязное белье. В этот миг в дверном проеме возникла Аманда. – Привет! – бросила она. Я вздрогнула и обернулась: – Как ты меня напугала! Я не знала, что ты дома. – Ты уезжаешь? – Опять в Мадрид, новые осложнения. – Думаю, я тоже отсюда съеду. – Решила вернуться в Жирону? – Нет, я еще побуду в Барселоне, но переберусь в гостиницу. – И за каким лешим тебе вздумалось перебираться в гостиницу? – Я понимаю, что мое присутствие тебе мешает. – Не говори глупостей! Кроме того, я же тебе сказала, что уезжаю, так что тебе не о чем беспокоиться. Молинер пока остается в Барселоне. – Хорошо, тогда я не стану переезжать в гостиницу. – Вот и замечательно. – Я сожалею, что все так получилось, но, если честно, ты тоже была не на высоте. Почему ты не давала мне советов все те годы, пока я была замужем и только напрасно теряла время? Пожалуй, тогда они пришлись бы кстати. – Время всегда теряется напрасно, замужем мы или нет. А в конце нас всегда ожидает смерть. Но ты права, мне не следовало вмешиваться в твою жизнь. И теперь я исправилась: мне совершенно все равно, крутишь ты роман с полицейским или спишь с орангутаном. Она пристально посмотрела на меня, и в ее глазах я прочитала ненависть. – Петра, ты превратилась в жестокую и бесчувственную женщину, ты стала эгоисткой. И теперь меня не удивляет, что ты живешь одна – думаю, ты останешься одинокой на всю жизнь. Сестра плавно вышла из комнаты. Я услышала, как она чем-то занялась на кухне. Я наконец уложила вещи в чемодан и уже от уличной двери попрощалась с Амандой, словно собиралась всего-навсего выбежать к киоску за газетой. Она не ответила. В аэропорту меня ждал Гарсон. Времени у нас было более чем достаточно – вылет откладывался на два часа. Его в первую очередь волновала проблема ужина. Бар в зоне внутренних рейсов уже закрылся. – Надо сказать им, что мы полицейские, тогда нам позволят пройти в зону международных рейсов, а там кафе еще открыто. Так мы и сделали, мой товарищ не собирался лететь на голодный желудок, а мне хотелось выпить чего-нибудь крепкого. Нагоняй, полученный от начальника, да еще семейная ссора – это как раз те две вещи, которые дают право на некоторые вольности. Там, среди иностранцев, ожидавших своих рейсов, мы и позволили себе расслабиться. Гарсон взял два бутерброда, а мне принес салат с тунцом, который я щедро сдобрила пивом. Потом мы с Гарсоном перешли на виски. – Здорово нам досталось от комиссара! – бросила я. – Да ладно вам! Видели бы вы, что делается в других комиссариатах. Коронасу захотелось немного показать себя – чтобы подстегнуть нас. Беда в том, что вы слишком уж чувствительны. – Правда? Да что вы говорите! А кое-кто считает наоборот.