Я представила себе, что думает сейчас Гарсон. – Но врагами вы не стали. – Нет, к грехам молодости надо только так и относиться – как к грехам молодости. К беседе присоединился Гарсон, который заговорил так же бесстрастно, как и она: – Вы были в курсе каких-нибудь подробностей из повседневной жизни Вальдеса? Она покачала головой, и ее волосы, в которых отдельные пряди были окрашены в другой цвет, мягко колыхнулись. – Я всегда предпочитала не знать лишнего. Иногда видела его по телевизору. – Ну, может быть, вы со слов дочери догадались, что Эрнесто Вальдес впутался в какие-то неприятности или поменял в последнее время круг общения? – Нет, ничего подобного я не слышала. Эрнесто очень редко виделся с дочкой. И я ничего не знаю про людей, с которыми он общался. – Ваша дочь дома? В первый раз я заметила, как выражение ее лица – не то страдальческое, не то сердитое – смягчилось. – Нет, ее нет дома. Я решила, что лучше ей продолжать посещать занятия в университете, как будто ничего не случилось. – Нам придется побеседовать и с ней тоже. Она скрестила ноги, обтянутые черными бархатными брюками, потом снова поставила ноги ровно. Я задержала взгляд на ее полуботинках из красивой блестящей кожи медного цвета. – Да, я это предполагала. Но учтите, она очень переживает – в конце концов, убили ее отца. – Поверьте, это совершенно необходимо. – Хорошо, можно назначить встречу на завтра. Она проводила нас до дверей – так же невозмутимо, как делала все остальное. И тут я подумала, что, пожалуй, гримаса, не сходившая с ее лица, выражала всего лишь скуку. Это мое впечатление подтверждало и прямо-таки поразительное безлюдье, царившее вокруг здешних домов. Только несколько молодых мамаш выгуливали в колясках своих чад или вытаскивали из машин пакеты с покупками. Я вообразила себе жизнь любой из этих женщин в таком вот роскошном спальном районе. Долгие отлучки мужей, соседи, живущие по единому образцу. Бесконечные утренние часы, отмеченные разве что чашкой кофе. Заходящее солнце по вечерам, возвращение с детьми из школы… телевизор… – Не очень-то она похожа на женщину, способную совершить преступление на почве страсти, а? – сказал Гарсон, направляясь к машине. – Если ей когда и была знакома страсть, она давно об этом забыла. – Что, интересно, ее привлекло в таком типе, как Вальдес? – Дорогой мой Фермин, время бежит и оставляет по себе не одни только раны, случаются и метаморфозы. – Опять вы со своей философией! Что вы, черт возьми, имеете в виду? – Когда они познакомились, Вальдес был рвущимся в бой журналистом, он только что получил диплом и наверняка бредил Революцией гвоздик[9]. – Ага, а она была дочкой нотариуса, очень романтичной девицей. – Что-то вроде того. – А к сему часу осталось только то, что она продолжает быть дочкой нотариуса. – Да, но прибавился еще труп Вальдеса. – Надеюсь, судья уже дал разрешение захоронить его. Кажется, церемония пройдет сегодня днем. – Тогда нам следовало бы заглянуть на кладбище. – Зачем? – Не знаю, наверное, чтобы немного пошпионить. Однако шпионство на похоронах Вальдеса мало что нам дало, если не считать некоторых дополнительных штрихов к представлению о нем как о человеке. Например, мы еще раз убедились, что у Вальдеса почти не было друзей, даже среди коллег по работе. На траурной церемонии присутствовали его шеф, пара репортеров и очень узкий круг близких. Были там и Марта Мерчан с дочкой. Плакала только девочка. В любом случае прощание получилось очень холодным, и мы решили дождаться окончания церемонии за оградой кладбища. – Не хотелось бы мне вот так закончить свою жизнь, – заметила я. – А меня меньше всего волнует этот последний акт – коль скоро жизнь все равно пришла к своему концу, – заявил младший инспектор. – Захотят мое тело кремировать? Да ради бога! Предпочтут похороны по религиозному обряду?.. Я и на это согласен. Пусть хоть на куски режут и скармливают львам в зоопарке. – Да ладно вам, Фермин! – Я совершенно серьезно говорю! Коли ты уже перешел в мир иной, то какая разница? – А последняя воля? А посмертное утверждение нашей личности? – Какая там, к черту, личность, когда ты уже помер, а на последнюю волю и вообще никто не обращает внимания! – Возможно, вы и правы. Мы увидели, как с кладбища вышли бывшая жена Вальдеса с Ракелью. Я на минутку подошла к ним: – Понимаю, что сейчас не самое удачное время, но я хотела спросить, когда мы сможем поговорить с вашей дочерью. Марта посмотрела на меня как-то даже брезгливо, чтобы сразу стало понятно, насколько она осуждает подобную бестактность. – Завтра в пять. Когда у нее закончатся занятия. Гарсона тоже удивило, что я сунулась к ней в такой момент. – Просто я хочу, чтобы она уяснила себе: мы все время будем кружить вокруг да около, – объяснила я. – А мы и вправду будем кружить? – Пока не знаю. В любом случае теперь все они нас видели. – Для этого мы и приехали? – Скажем, это было что-то вроде широкого оповещения. – Не шутите с фараонами, они сидят у вас на хвосте? – Примерно так. – Эх, хотел бы я сейчас сидеть на хвосте у убийцы или хотя бы идти по его следу. – Кто знает, а вдруг вы уже по нему идете! Среди посетителей магазина Хуана Мальофре, стилиста и дизайнера, полицейские вряд ли составляли большую долю. Мало того, девушка, встречавшая клиентов у входа, вроде бы никак не могла сообразить, что это вообще за профессия. Гарсон попытался ее вразумить и уточнил, что мы служим в отделе, который занимается убийствами, чтобы в ее мозгах, совсем переставших работать от неожиданности, возникли хоть какие-нибудь просветы. Но первое, что пришло в голову девице, – это убрать нас куда-нибудь подальше с глаз клиентов, сновавших по залу, словно мы были парой вышедших из моды подставок для зонтов, недостойных их заведения. – Присядьте вон там, – пробормотала она, мотнув головой в сторону самого укромного угла. – Сейчас я доложу сеньору Мальофре. – Мы лучше пока побродим, – ответила я, не теряя присутствия духа, и принялась осматривать выставленную в огромном зале мебель. Гарсон последовал за мной. Младший инспектор во все глаза глядел на гостиные и столовые, на фальшивые окна с образцами штор и торшеры – так, будто мы оказались среди живых свирепых тварей, которые в любой миг могут на нас накинуться. – Не нравится? – поинтересовалась я. – Не знаю, что вам сказать, – ответил он, уставившись на стол с основой в виде слона. – Пожалуй, я бы никогда не освоился в доме, где столько… всяких препятствий. – И я тоже. – Слава богу, а то я уж подумал, что они мне не нравятся только потому, что со вкусом у меня беда. – Ничего подобного, – пояснила я, понизив голос. – Просто это такой общепринятый стиль – чтобы пустить пыль в глаза… ну, то есть с большими претензиями… – Для нуворишей, что ли? – Я бы сказала иначе – для людей благомыслящих. Между тем девица смотрела на нас так, словно боялась, как бы мы не стянули одно из этих чудищ. – Да вы только поглядите на эту койку! – воскликнул Гарсон чуть громче положенного.