– М-м… ладно, – без особого энтузиазма согласилась Орци. – «Манъёсю» создавалась в период, когда была мода на все китайское. Тренд главенства континентальной культуры. Китай повлиял и на авторов «Манъёсю». Стихи о сакуре вошли в моду с «Кокин вакасю»[7], и то там главным образом об облетающем цвете. – «Кокин вакасю» – это Хэйан?[8] – решил уточнить Эллери. – Правление императора Дайго. Начало десятого века… – Почему так много стихов об облетающей сакуре? Такое время, что ли, было, пессимистическое? – Как сказать… Время правления императора Дайго известно как «эпоха долгой радости». Но время, когда начинает облетать сакура, совпадает с началом сезона инфекционных заболеваний. Говорят, сакура вызывает болезни, поэтому при дворе императора устраивали праздник «усмирения цветов», во время которого молились, чтобы эпидемии обошли их стороной. Так что, наверное, с этим связано… – Понятно. – Эй, Ван! А ты чего такой тихий? – По посмотрел на Вана, сидевшего рядом с опущенной головой. – Плохо себя чувствуешь? – Да, что-то голова болит. – Вид у тебя нездоровый. И температура, по-моему… Ван покрутил шеей, расслабляя плечи, и глубоко вздохнул: – Пожалуй, я пойду прилягу. – Давай, конечно. – Угу. Всем пока… – Опираясь обеими руками о крышку стола, Ван тяжело поднялся. – Можете резвиться сколько хотите. На меня шум не действует. Пожелав всем доброй ночи, он удалился в свою комнату. Дверь за ним закрылась, и в полутемном холле на миг наступила тишина. Потом едва слышно металлически клацнул замок. – Ну что это такое? – тихо бросил не проронивший до этого ни слова Карр, мелко подрагивая коленями; глаза его нервно округлились. – Взял и заперся! Прямо как девчонка какая-нибудь! – Ночь сегодня светлая… – Сделав вид, что ничего не слышал, По посмотрел в десятиугольное окно в потолке. – Да, два дня назад было полнолуние, – заметил Леру. В ту же минуту открывшееся в окне пространство наискось прочертил скользнувший по небу луч света. Он шел от маяка, установленного на мысе J. – Смотрите! Вокруг луны венчик. Завтра будет дождь. – Ха-ха! Ты что, суеверная, Агата? – Ты ничего не понимаешь, Эллери. Никакое это не суеверие. Так получается, когда в воздухе собирается пар. – По прогнозу, всю неделю будет ясно. – Во всяком случае, я говорю про научный факт. Это тебе не сказочка про лунного зайца[9]. – Лунный заяц… – Эллери натужно улыбнулся. – А вы знаете легенду про человека с кувшинами, который объявился на островах Мияко? – Да, слышали. – Круглое лицо Леру расплылось в улыбке. – Это про то, как Бог послал своего вестника к людям с двумя кувшинами – с эликсиром бессмертия и эликсиром смерти? Вестник все перепутал: эликсир бессмертия дал змее, а эликсир смерти – человеку. В наказание Бог обрек его вечно таскать на себе эти кувшины. Про это? – Похожая легенда есть у племени готтентотов, – сказал По. – Только у них в роли посланца не человек, а заяц. Он не смог передать слова Бога Луны, тот разгневался, запустил в зайца палкой и расщепил ему губу. – То есть везде истории похожи? Долговязый Эллери откинулся на затянутую голубой тканью спинку стула, сложив руки на груди. – Легенды о лунном зайце рассказывают во многих странах – в Китае, в Центральной Азии, в Индии… – Даже в Индии? – Слово «луна» на санскрите звучит как śaśin, у него тот же корень, что у слова śaśa – «заяц» или «пятно на луне». – Вау! По протянул руку к лежавшему на столе портсигару и снова поглядел на окно в потолке. В вырезанном десятиугольнике ночного неба плыла размытая желтая луна. Цунодзима, Десятиугольный дом. Слабый свет лампы отбрасывал тени собравшихся в холле молодых людей на окружавшие их со всех сторон белые стены. Ночь неспешно вступала в свои права. Глава 2 День первый Большая земля 1 Тиори, которую вы убили, – моя дочь. Такааки Каваминами, растянувшийся на разложенной посреди его тесной комнатушки постели, нахмурился. Было одиннадцать утра. Он только что вернулся домой и нашел это письмо в почтовом ящике. Такааки всю ночь играл в маджонг у своего приятеля. Как обычно, в затуманенной голове все еще звучал стук перемешиваемых игральных костей, но, увидев письмо, он очнулся окончательно. – Что… что это такое? Протирая глаза, Такааки взял в руки конверт и рассмотрел его. Самый обыкновенный конверт из коричневой бумаги. Почтовый штемпель вчерашний – 25 марта. Отправлено из города О. Единственная особенность – все иероглифы на конверте набраны на цифровом процессоре. Адреса отправителя не было. На оборотной стороне значилось только имя – Сэйдзи Накамура. – Сэйдзи Накамура, – пробормотал Такааки. Это ему ни о чем не говорило. Хотя нет! Где-то он слышал эту фамилию… Такааки сел на постели, скрестив ноги, и посмотрел на лежавший перед ним листок, извлеченный из конверта. Письмо тоже было набрано на процессоре и напечатано на хорошей бумаге. «Тиори, которую вы убили, – моя дочь». Имя Тиори он помнил. В письме, видимо, имелась в виду Тиори Накамура. А Сэйдзи Накамура, получается, ее отец? Это случилось больше года назад. В январе прошлого года Клуб детективов при университете К**, членом которого был Такааки, устроил новогоднюю вечеринку. Тиори Накамура была тогда первокурсницей и моложе его на год. Сам он заканчивал третий курс и в апреле должен был перейти на четвертый[10]. Прошлой весной Такааки покинул Клуб детективов. Это было связано со смертью Тиори Накамуры. А случилось все после того, как вечеринка закончилась и часть ее участников решила продолжить веселье. Все произошло в его отсутствие – Такааки ушел с вечеринки раньше по каким-то делам. Тиори страдала от хронического заболевания сердца. Причиной смерти стал сердечный приступ, спровоцированный алкогольным отравлением. Когда «Скорая помощь» привезла ее в больницу, было уже поздно. Такааки вместе с другими ходил на похороны. Тиори жила в городе О у деда по материнской линии. В его доме и проходила траурная церемония. Но главного распорядителя на похоронах звали не Сэйдзи. Такааки это точно помнил. У него было какое-то другое имя, старомодное. То есть распорядителем был не отец, а дед. А отца на похоронах вроде и не было. Во всяком случае, Такааки его не видел. Тогда почему человек, назвавшийся отцом Тиори, прислал ему это письмо? Ведь они даже никогда не виделись. В письме этот Сэйдзи утверждал, что Тиори убили. Его дочь скоропостижно скончалась из-за того, что перебрала на вечеринке, и, наверное, у него были основания считать, что она была убита. Такааки мог это понять. Но зачем он послал это письмо сейчас, когда прошло больше года? Захотел свести счеты? Такааки резко выпрямился. Сэйдзи Накамура. Ага! Он потянул правильную нить в клубке своих воспоминаний. Такааки резко вскочил с постели, подошел к металлическому стеллажу, прислоненному к стене, и вытащил несколько папок. В них были газетные вырезки, которые он собирал из интереса.