— Конечно. В любом случае тетушка очень обеспокоена тем, чтобы никто больше не узнал. — Ей не нравился Хобсон. — Да. Жалость нужно убирать, когда дело доходит до гнусной змеюки вроде этой. Они арестуют жену Хобсона, как мне кажется. — Жену? Почему? — У нее был мотив. — Важная штука, разумеется, этот мотив. У нее наверняка он есть, и какой нужно. Говорят, что Хобсон испортил жене не один год жизни. — Бедная женщина. — Да уж. От дома донесся пронзительный свист, повторенный три раза, — знак того, что наступило время ленча. Амарис собрала рисовальные принадлежности, а Тимон взял остальные ее вещи, чтобы помочь донести до дома. Но на полпути он внезапно остановился. — Ослабел от голода? — усмехнулась она. — Нет. — А что тогда? — Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. — Почему вдруг? — Ну, я не знаю. Чувствую, что ты меня взбадриваешь. Амарис зашагала дальше, а Тимон, подождав немного, последовал за ней. Когда они добрались до спортивных площадок и двинулись через них, Амарис произнесла: — У меня не будет времени. — Времени? — Чтобы взбадривать тебя. У меня есть карьера, понимаешь. Я рисую. — Да. — Нет. — Что? — Нет, у меня не будет времени — вот что я имею в виду. — Я бы стал работой всей жизни, — самоуверенно заявил он. Амарис равнодушно осмотрела его и медленно покачала головой. — Нет, я бы так никогда не подумала, — мягко сказала она. Споткнулась Амарис в тот момент, когда договорила фразу до конца, и нагнулась, чтобы поднять предмет, угодивший ей под ногу. Это было копье. Она подняла предназначенный для метания снаряд и покачала им в шутливо-воинственной манере. — Я хочу сказать, что ты напоминаешь мне ту богиню! — восхищенно воскликнул Энтони. — Как там ее имя? Ты понимаешь, о ком я! — Артемида, — ответила сестра Ричарда Кауза, амазонка до глубины души. — Только ты ошибаешься. Мои бедра слишком широки. И я не выгляжу так, что готова «преследовать и стрелять». Не вздумай это отрицать! Я больше похожа на одну из картин Огастеса Джона[10], чем на любое изображение Артемиды, которое ты мог видеть. Она осторожно взвесила копье в руке: древко удобно лежало в ее изящной, красивой, испачканной в краске ладони. В следующий момент пальцы сжались вокруг древка и металлический наконечник ярко блеснул под апрельским солнцем. — О! — воскликнула Амарис, отправляя длинный, прямой, тонкий, хорошо сбалансированный снаряд в полет. Тот описал мягкую и красивую траекторию и уверенно вонзился в землю, словно упавшая на жертву хищная птица. — Ну вот, а мне хотелось бы знать — была ли на нем кровь! — крикнул Энтони, устремляясь вперед. Он ухватился за длинное белое древко и выдернул копье из газона, после чего принялся лихорадочно отчищать землю с металла. — Трудно понять, — сообщил он. — Лучше унесу его обратно в спортивный зал. Уже было достаточно вреда от всяких дурацких вещей. — Да, я слышала об этом. Я не буду тебя ждать. Увидимся на ленче. Я тогда сама понесу вещи, если ты займешься копьем. Амарис зашагала по направлению к парку, принадлежности для рисования она повесила на плечо, и это придало ей сходство с Белым Рыцарем. — Посмотри, может, ты найдешь и веревку из спортзала, которую забрали убийцы! — прокричала она. Тимон Энтони, чувствуя себя одинокой и потерянной Алисой, зашагал дальше, у него не хватило силы духа, чтобы ответить что-нибудь. Когда он набрался смелости и оглянулся, Амарис уже исчезла. Глава 8. Раздражение леди, достигшей возраста, когда она знает все лучше других — Итак, — сказал инспектор Блоксхэм, усаживаясь на большую газонокосилку, стоявшую на западном краю спортивной площадки, — я не говорю, что мы двигаемся вперед, если быть точным. Но, по меньшей мере, и не двигаемся назад. И я точно уверен, приятель, что кто-то из обитающих тут людей убил Джекоба Хобсона. Полагаю, в нашем расследовании мы сейчас на половине пути. Мне удалось выслушать семь историй о том, что́ люди делали и почему в ночь убийства, и я услышу еще семь. На данный момент я допросил молодого Браун-Дженкинса, мисс Йеомонд, миссис Хобсон, всех мистеров Йеомондов, мистера Энтони — крайне подозрительная птица этот тип, я бы сказал, — Коста-тренера и мисс Кауз. Последнюю придется навестить еще раз. Умна, как целая тележка с обезьянами. — Он сунул руки в карманы брюк. — Мистер Блоксхэм, — произнес сержант, — такие крупные щекастые дамочки редко бывают сильными, когда доходит до ума. Типа страстная и возбудимая под мирной вроде бы поверхностью, если вы хотите знать мое мнение, инспектор, но не так уж умна, нет. — Приятель, — инспектор окинул своего оруженосца внимательным взглядом, — подобные речи не доведут тебя до добра. Прими мой совет и проводи вечера дома. Помогай своей миссис прясть шерсть. Это успокоит твои нервы. Яркая краска залила суровую, но искреннюю физиономию сержанта, и он поспешно сменил тему. — А вы думали еще о том деле с креслом, что случилось в ночь с пятницы на субботу, мистер Блоксхэм? — спросил он. — Дело с креслом? — О чем рассказали два независимых свидетеля — мисс Йеомонд и мистер Дженкинс? — Вопрос в том, были ли они независимыми свидетелями. У меня есть подозрения относительно мистера Браун-Дженкинса. Я никак не могу понять, насколько много врет этот молодой человек. — Врет, сэр? — Чемпион-велосипедист, сержант. Есть несколько категорий продвинутых спецов в почтенном университете врунов. Гольфисты и рыбаки котируются весьма высоко, что касается их спортивных достижений, а вот чемпионы-велосипедисты лишь приближаются к ним. Там же рядом те ирландские селяне, что расскажут о том, какую огромную лису они только видели, и те, кто никогда не падал, боксируя в легком весе. После этих идут охотники, чья собака всегда обгоняла электрического зайца, и, конечно, в самом конце списка такие простые души, как игроки в водное поло. Они никогда не нарушают правил и сами верят в это чуть ли не всерьез, а в следующий момент уже требуют наказать соперника, которого едва не утопили или не задушили. К счастью, компетентный судья обычно может справиться с юмористами такого сорта. — Похоже, вы изучили темочку, сэр, — заметил сержант. Инспектор кивнул. — Я не всегда был полицейским, сержант, — печально произнес он. — Были времена, когда моим предназначением считались военная академия в Сандхерсте, карьера военного или достойная смерть. Но началась война, и из меня получился солдат иного рода. Фамильные ценности затем поменялись, так что я вышел из армейских рядов целым и невероятно усталым, без денег или образования, о каком можно говорить, и присоединился к силам, которые мы нынче так славно украшаем. А теперь, как ты думаешь, сумеешь ли ты защитить меня от удара зонтиком, если я допрошу старую миссис Паддикет? — Мне кажется, сэр, — проговорил сержант, и они пошли по беговой дорожке навстречу креслу тетушки Паддикет, которое только что появилось из калитки и теперь двигалось с приличной скоростью, — что вы не так серьезны по поводу этого убийства, как было в Мерридэле пятнадцать месяцев назад. — Сержант, ты хороший парень, — Блоксхэм взглянул на подчиненного, — и я скажу тебе то, что не буду повторять и не хочу, чтобы ты повторял это кому-либо другому. Я исполняю свой долг в определенной степени в этом расследовании, но сердце мое к нему не лежит. Я знаю, что полицейским не платят за то, чтобы они были сентиментальными, но меня ужасно расстраивает, что с моей помощью некая вполне достойная и гуманная персона будет осуждена за то, что бросила камнем в это грязное животное Хобсона. Имейся у меня достаточно отваги, я бы отказался от дела, по меньшей мере, если бы одолел свое неутолимое любопытство. Но я хочу знать, кто это совершил… и пока не знаю. Как только выясню, долг повелит мне передать информацию и арестовать преступника, так что, понимаешь… Кресло покатилось быстрее, и сидевший в нем человек оказался достаточно близко, чтобы слышать их беседу. Инспектор замолчал на полуслове. Миссис Паддикет, наклонившая голову вперед так, что стала напоминать зловещую черепаху, приветствовала полицейских с мягкой насмешкой: — Ну и ну! Вот и мы, с нашими блокнотами и карандашами! Что мы нашли сегодня? Инспектор вежливо улыбнулся: — Мы полагаемся на вас в нашем расследовании, миссис Паддикет. Начать с того… — Начать с того, слуга! — вскричала старая леди, свирепо оглядываясь на Джо-кроликовода, который работал двигателем кресла. — Оставь экипаж и удались на дистанцию, не меньшую чем десять ярдов. Выполняй! Проныра пожал плечами и направился к газонокосилке, сел на нее и закурил. — Начать с того, — повторил инспектор, — что мне хотелось бы знать, пришли ли вы к некоему заключению по поводу использования кресла в ночь убийства? — Я не понимаю вас, инспектор. Вы уверены, что имеете в виду ночь убийства? — Ну, если быть точным… Старая миссис Паддикет расхохоталась громко, резко и оскорбительно. — Если быть точным, — инспектор заговорил громче, поскольку ощутил раздражение, — я имею в виду очень… экстремально ранние часы следующих суток… Примерно час ночи фактически или около того. — И что с креслом? — осведомилась старая леди. — Переходите к сути! — Находились вы в своем кресле в час ночи субботы, девятнадцатого апреля?