Мальпас, Фрэнсис и Гилари Йеомонды — никакого очевидного мотива. Железное алиби до одиннадцати тридцати. Затем у мистера Фрэнсиса и мистера Гилари никакого алиби до восхода, но мистер Мальпас находился в одном домике с мистером Каузом. Мистер Энтони — никакого очевидного мотива, хотя, вероятно, знал Хобсона и его жену лучше, чем кто-либо еще, за исключением миссис Паддикет и слуг в Лонгере. Подозрительное поведение, кульминация — отказ сообщить, что делал с девяти часов вечера в пятницу. Мистер Кост — нет мотива, по крайней мере, убедительного, но ходил каждый вечер в деревенский паб, где Хобсон был постоянным посетителем. Там могла возникнуть ссора, однако в данный момент никаких доказательств этой версии нет. Признает, что выпивал в баре в девять тридцать. Говорит, что вернулся домой примерно в десять двадцать (мог совершить убийство в этот промежуток времени, и это соответствует медицинским свидетельствам относительно времени смерти). Рассказывает, что слышал голос Хобсона у калитки водяного парка, и говорит, что вытолкнул того на дорогу. Больше о нем ничего не знает. История перемещений после девяти сорока (девяти пятидесяти по часам паба) совершенно не поддается проверке. Нет алиби на момент убийства и на все время до рассвета. Умеет плавать. Мисс Кауз — никакого очевидного мотива. Совершенно чужой здесь человек. Приехала на станцию Макит-Лонгер сразу после трех часов ночи и пешком добралась до Лонгера. Прибыла не ранее четырех утра. Умеет плавать. Миссис Паддикет — нет мотива. Физически не в состоянии: а) совершить преступление; б) перенести тело к пруду. Заявляет, что сидела в кресле, которое с большой скоростью катилось по беговой дорожке в час ночи. Шум колес и время подтверждены (независимо) мисс Йеомонд и мистером Дженкинсом. Мисс Браун-Дженкинс — нет мотива. Алиби до часу сорока пяти, а затем, предположительно, находилась в комнате с мисс Йеомонд до рассвета. Видела брата, склонившегося над кроватью мисс Йеомонд, в час тридцать. Умеет плавать. Мисс Йеомонд — нет мотива. Алиби до рассвета (как у соседки, мисс Дженкинс). Слышала подозрительный шум в час ночи. Видела кресло, но было слишком темно, чтобы разглядеть, кто в нем. Умеет плавать. Мисс Кэддик — никакого очевидного мотива. Нет алиби от завершения обеда до рассвета. Возможность для убийства (находилась в комнате, выходящей на водяной парк, до десяти тридцати, по ее собственному бесспорному утверждению), однако не способна транспортировать тело к пруду без посторонней помощи. Мистер Кауз — нет мотива. Нет алиби почти до одиннадцати тридцати. Признает, что слышал произведенный Хобсоном в парке шум. Возможность для убийства, но, вероятнее всего, никаких шансов перенести тело к пруду, если только не сделал это сразу после совершения преступления. Худощавого телосложения, а Хобсон был крупным мужчиной. Также это рискованный поступок, поскольку кровь могла запачкать одежду. NB. Расследование по поводу одежды всех фигурантов дела произведено при помощи сержанта Роллинса. Ничего подозрительного не обнаружено. Джозеф Херринг — по имеющейся информации, в ночь убийства был вовлечен в деятельность, связанную с похищением кролика или кроликов. Подозревается, что это могло быть для отвода глаз, но может оказаться и алиби. Нет известного мотива на данный момент, но, вероятно, был знаком с погибшим и его женой. Не умеет плавать. Суперинтендант поднял голову. — Много белых пятен, дружище, — серьезно проговорил он. — Почти кто угодно из этих людей мог совершить это. Тебе придется снова допросить их, чтобы добраться до сути… вот хотя бы в следующем порядке. Он взял лист бумаги и, сверяясь со списком Блоксхэма, записал имена в колонку, после чего передал его инспектору. Тот изучил его и кивнул. — Если ты далеко не продвинешься, то начни заниматься слугами, — посоветовал суперинтендант. — Мы должны действовать, Блоксхэм, ты же понимаешь. Видел местную газету? Все не так приятно для нас, как было еще три дня назад. Вперед, дружище! Инспектор направился к двери. — Кстати, — сказал суперинтендант, когда Блоксхэм повернул дверную ручку, — выясни точно, что именно сделал этот тип Кост! Мне не нравятся эти иностранцы! Постоянно возникают неприятности, когда они болтаются поблизости. И, снабдив подчиненного этим мудрым изречением, он вернулся к собственным делам, склонившись над бумагами. Но уже в следующий момент вскочил и едва не побежал следом за инспектором. — Эй, Блоксхэм! — позвал он. Тот вернулся. — Этот фокус с плаванием… Миссис Хобсон не умеет плавать, как ты написал. Хороший ход. Должен быть чертовски опытный пловец — ну, кто привязал тело к статуе. Однако почему вся эта волынка с рассветом, когда ты проверяешь чье-то алиби? Блоксхэм усмехнулся. — Это точно сделали не днем, то есть поместили труп под воду, — пояснил он. — Более того, рано утром, как вы помните, мистер Йеомонд нырнул чуть ли не прямо на него. — Теперь — эти три Йеомонда, например, и Кост, — продолжил суперинтендант, осененный новой идеей, — чертовски хорошие пловцы. Ведь это Мальпас Йеомонд и Кост вытащили тело из озера, разве не так? И Гилари наверняка умеет плавать. Доказательство у нас есть. А что насчет Фрэнсиса? — Я полагаю, он умеет плавать, если другие умеют, но это не всегда так. — Ты понимаешь, Блоксхэм, там определенно был сообщник. Ты упомянул, что женщина не могла бы перенести тело без посторонней помощи, но ни мужчина, ни женщина не сумели бы привязать его к статуе и поместить прямо посредине пруда без сообщника. Мой совет — найди сообщника. Он может все нам выложить. Сосредоточься на том, чтобы поймать его. — Не знал, что вам известна эта песня, — произнес инспектор с невинным видом. — Песня? — Шляпы прочь перед Эдгаром Уоллесом, — сказал Блоксхэм, быстро удаляясь по коридору. — Кстати, для того, чтобы перевезти труп, там было кресло на колесах. По-моему, старая миссис Паддикет лжет. Я просто в этом уверен. Глава 9. Тренер Кост и мисс Кэддик Несмотря на легкомысленный тон, инспектор был настроен весьма серьезно, когда покинул участок в Макит-Лонгер и двинулся обратно в деревню. Он мог найти какое-то средство передвижения, помимо собственных ног, но ходьба стимулировала мысли, а он как раз хотел подумать. К тому времени, когда Блоксхэм оказался у ворот Лонгера, он настроился на то, чтобы продолжить допросы. Игнорируя перечень, составленный суперинтендантом, инспектор потребовал к себе мисс Кэддик и, едва она переступила порог, задал ей первый вопрос: — Мисс Кэддик, как часто кресло миссис Паддикет использовали по вечерам? — Когда вы говорите «по вечерам», инспектор, — пропищала мисс Кэддик, нервные движения которой выдавали состояние ее психики, — что вы имеете в виду? — После того времени, когда миссис Паддикет обычно отправляется в постель, — отрезал инспектор. — Ну, за исключением ночи… э… особенной и несчастливой… могу я так сказать или нет?.. катастрофической ночи, о которой мы все знаем, кресло использовали по всем признакам… один раз вечером. — Перед убийством или после? — Да, перед убийством. — Когда? — Так, позвольте вспомнить. Убийство было в пятницу, сегодня вторник, и я сказала мистеру Гилари об этом, и он дал мне слово, что это были не они… не они… что не они сыграли шутку с ним в четверг… или это было в среду? Итак, это была либо среда, либо четверг, поскольку я помню, как я сказала Джозефу Херрингу, какое оно сырое и как я буду волноваться, если дорогая миссис Паддикет простудится, посидев в нем… на нем… э… в нем. Нет, теперь я начинаю думать, что это было в четверг вечером, поскольку помню, что говорила о нем мистеру Гилари на следующий день, а следующий день был утром убийства. Конечно, мы не знали тогда, что это было утро убийства, но, оглядываясь назад, понимаем, что именно за утро это было. Да! Такое сырое! Мы высушили его у огня в кухне. Миссис Макбрай была так любезна. Джозеф тоже. Он сказал, что должен будет оставить свой пост, если дорогая миссис Паддикет подумает, будто он был небрежен. И, конечно, он определенно был небрежным. Крайне небрежным, без сомнения, разве нет, если забыл запереть дверь сарая после того, как туда убрали кресло? Не то чтобы Джозеф безропотно согласился, что забыл запереть дверь сарая после того, как туда убрали кресло! На самом деле он повел себя почти невежливо, когда я рискнула предположить, что так обстояло дело. Но если бы он исполнил свой долг… эту частицу долга так, как наши солдаты исполняли во время войны, то как могло бы кресло оказаться снаружи? Нет, как я говорила мистеру Гилари, а он слушал меня с большим сочувствием… нет, я сказала, не через запертую дверь, если она заперта. Что, инспектор? — Вы только что сообщили мне очень важную деталь, мисс Кэддик, — отозвался Блоксхэм. — Это означает, что кто-то еще, помимо Херринга, имел возможность войти в сарай, где хранится кресло. Если бы Джозеф действительно забыл запереть дверь в четверг, то маловероятно, чтобы он снова забыл об этом в пятницу. Разве не так? А мы знаем, что кресло было на стадионе в ночь с пятницы на субботу. — Херрингу могли дать взятку, чтобы получить ключи, — произнесла мисс Кэддик приглушенным, экстатическим тоном. В звуковом кино, которое она видела в Лондоне, показывали подобную ситуацию. — Не исключено, — кивнул инспектор. — Или сам Херринг… — продолжила мисс Кэддик, представив другую, еще более волнующую и будоражащую возможность. — Нет! — неожиданно воскликнул инспектор. От удивления она едва не подпрыгнула, а когда пришла в себя, он уже исчез. Блоксхэм нашел Херринга в огороде, где тот рыхлил картофельные грядки. — Кто вам разрешил давать кому-либо ключ от сарая, где хранится кресло? — грозно спросил инспектор. Джозеф отвел глаза. — Меня никто не спрашивал, — раздраженно ответил он, — и я никому ничего не давал. — Нет? — уточнил Блоксхэм неприятным тоном; подождал несколько секунд, но, поскольку Проныра не пожелал добровольно выдать еще какую-нибудь информацию, он продолжил: — Полагаю, некий умный Али-Баба просто встал у двери и сказал: «Сезам, откройся». И она открылась! А теперь не будь глупцом, Херринг. Кто получил ключ в четверг, семнадцатого апреля, и в пятницу, восемнадцатого апреля? — Никто ничего не получал, — упрямо ответил Проныра. — Покажи мне сарай, — велел инспектор. — Ключ в кухне. Вам придется добыть его самому, инспектор, поскольку там внутри эта каракатица, и она оторвет мне башку, если только я суну ее внутрь в это самое время. — Ключ! — рявкнул инспектор, бесцеремонно подталкивая его в спину. Проныра быстро удалился. — О, два кресла, — сказал инспектор, когда ему наконец удалось заглянуть внутрь сарая. — Одно почти не использовалось, я вижу. А вот этим пользуются постоянно, так? Вытащи его наружу, и давай посмотрим на него. Жаль, что оно не может говорить. — Он выпрямился и посмотрел на Джозефа. — Ну что, ты запоешь уже или нет? — Не о чем мне петь. — Голос Херринга звучал мрачно. — Я запер сарай в четверг, и я запер сарай в пятницу, и больше мне нечего сказать. Наверняка кто-то сделал восковой отпечаток с ключа, а потом изготовил копию… — Итак, либо ты сообщишь мне то, что знаешь, либо я зацапаю тебя сейчас как лицо, способствующее укрывательству преступника. Понимаешь, что это означает? — А. — Джозеф откашлялся с умным видом. — Типа соучастие в убийстве. — Точно. И ты получишь за это пожизненное заключение. В общем, выкладывай факты, и быстро, не трать мое время.