Часть 17 из 73 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Я пригласила Коста на место тренера. Письмом, разумеется. Миссис Паддикет возложила эту проблему на меня, и просто подумайте, как она разозлится, если выбранный мной человек захочет уйти через какие-то две недели!
— Понимаю.
— Я сказала Косту, что мы встретимся в малой столовой примерно без четверти десять тем вечером, и он должен принести его… все вещи, что ему требуются для сна. Он явился вовремя, но, увы, забыл… свое… облачение. Я рассказала ему о моем плане, и затем он удалился, пройдя через кухню — с любезного позволения миссис Макбрай, — и вернулся в малую столовую уже с вещами.
— Где же он спал?
— Ну, — сказала мисс Кэддик, нервно оглядывая комнату, — только одну кровать можно использовать, и мне пришлось достать… взять достаточно белья для нее, так, чтобы никто не заметил!
— Где эта кровать? — уточнил Блоксхэм.
— Ну… — мисс Кэддик содрогнулась, вспоминая собственную отвагу, — это кровать в малой гардеробной комнате, которая прилегает к большой спальне миссис Паддикет. Ведь она никогда не используется, и кровать, пусть и небольшая, исключительно комфортна, поскольку я спала на ней однажды, когда миссис Паддикет подхватила инфлюэнцу. Я предупредила Коста, что ему надо вести себя исключительно тихо, он не должен храпеть и ему придется освободить комнату в половину шестого утра в субботу, и все эти инструкции, я бы сказала, он исполнил точно.
— Ему нужно было пройти через спальню миссис Паддикет, чтобы попасть в эту малую гардеробную комнату? — поинтересовался инспектор.
— Пересечь один из ее углов. Но дорогая миссис Паддикет очень крепко спит.
— Ясно. Теперь, мисс Кэддик, мы пришли к очень важному моменту всего дела. Я хочу, чтобы вы были со мной полностью откровенны, поскольку только в этом случае смогу добраться до истины. А ваше повествование является лишь малой ее частью. Что насчет времени убийства? Для меня все выглядит так, что вы и Кост вполне определенно слышали что-то от Хобсона.
— Мистер Кост рассказал вам, что он вытолкнул того человека за ворота около десяти часов?
— Он упомянул данный факт.
— Когда мы услышали, что Хобсон кричит внизу таким ужасающим образом, мистер Кост сказал мне: «Это опять тот тип. Глупый парень. Я должен пойти и вразумить его». Но я помешала ему сделать это, поскольку я не желала, чтобы он раскрыл кому-то — пусть даже из жителей деревни — собственное присутствие в доме этим вечером. Вы же понимаете мое отношение в данной ситуации, инспектор, я надеюсь?
— Вполне, — кивнул Блоксхэм. — Еще один вопрос, и мы закончим. Вспомните, в какое время эти крики прекратились?
— Этого я не могу сказать, инспектор. Видите ли, был такой шум в соседней комнате, граммофон, и пение, и смех, и я так тревожилась, чтобы доставить мистера Коста до кровати безопасным образом, что едва могу вспомнить, прекратились они, когда мы еще находились в малой столовой, или продолжались, когда мы двинулись по ступенькам вверх.
— Понятно. Мисс Кэддик, я думаю, что вы проявили мудрость, рассказав мне все это, и, полагаю, вам не нужно бояться последствий своей откровенности.
Блоксхэм собрался уходить, когда его посетила новая мысль.
— Кстати, Кост съел что-нибудь на ужин, прежде чем отправиться спать? — спросил он.
— Он получил обычное питание, которое примерно совпадает с нашим собственным рационом, — с удивлением ответила мисс Кэддик. — Но зачем вам это?
— Просто хотел узнать. А теперь, будьте добры, покажите мне дверь своей спальни, а затем, если это вас не затруднит, я попросил бы, чтобы вы вывели меня наружу и показали окно спальни. Я посмотрю, куда именно оно выходит.
Озадаченная мисс Кэддик выполнила эти просьбы: дверь ее спальни располагалась рядом с той, что вела в опочивальню старой миссис Паддикет, а окно выходило на восточную сторону дома.
Задумчивый, но довольный инспектор вновь отправился к Косту и атаковал его историей мисс Кэддик. Невозмутимый тренер признал, что все, изложенное в ней, правда.
— На данный момент, — сказал Блоксхэм, — вы уже создали мне немало проблем. Не следует ничего больше скрывать. Почему бы вам не признать, что вы вышли в водяной парк около часа ночи и бросили камень в то, что вы считали, является окном мисс Кэддик, желая привлечь ее внимание? Также почему бы вам не прояснить ситуацию с теми ночными шутками в доме, например с Браун-Дженкинсом, которого столкнули с лестницы? Почему вы не сказали, что в поисках двери мисс Кэддик потерялись внутри дома и зашли в спальню мисс Йеомонд по ошибке? И видели вы или слышали что-либо в ту ночь, связанное с креслом старой леди?
Кост изумленно уставился на него.
— А почему я должен совершать все эти поступки, ага? — воскликнул он. — Если я впервые за две недели спал на кровати, которую можно назвать кроватью, я должен вскакивать в час ночи и кидать камни в окно моей благодетельницы, этой бескорыстной, гуманной дамы, которая вовсе не красива… нет, но она обладает добрым и большим сердцем, да! Должен я беспокоить ее камнями и хождением по дому, ага? Спросите себя! Я бы плюнул в лицо тому, кто проявил бы свою неблагодарность подобными деяниями!
Все это тренер проговорил на одном дыхании, причем искренне.
— Теперь слушайте, Кост. Вы солгали мне столько раз, что я не собираюсь верить вам сейчас. Я никому более не скажу, что вы поднимались, одевались и валяли дурака. Я не обвиняю вас в чем-либо еще, это я особенно хочу подчеркнуть… так что сделайте для себя что-то хорошее. Клайв Браун-Дженкинс говорит, что узнал вас! Так что вперед, сейчас. Возможно, вы были голодны и хотели, чтобы мисс Кэддик нашла вам что-нибудь поесть? Примите совет — скажите правду или вы попадете в весьма неприятное место!
Лицо Коста перекосилось от ярости.
— Убирайтесь отсюда, вы, глупый полисмен! — заорал он. — Или я точно перекину вас через мой домик, ага! Что до Браун-Дженкинса, обиженного, ленивого парня, то я сломаю ему шею раньше, чем он сам это сделает, ага! Арестуйте меня за это убийство, если вам хочется, но не смейте оскорблять добрых дам, пусть некрасивых, однако добросердечных, хотя добросердечие не в силах оценить большой вульгарный полицейский, ага! Убирайтесь! Прочь, я говорю!
Глава 10. Ночное происшествие
Проныра напряженно вглядывался в ночь, которую можно было назвать поэтической — «холодной, но не темной», поскольку ее освещали звезды. Пруд, гладкий и мирный, как бы тянулся прочь в призрачный сумрак, а из зарослей камыша доносились тихие странные звуки; они привлекали внимание и будили воображение одинокого путника на его берегах. Ивы, удивительно красивые днем, почти невидимые под звездами, качали неуклюжими ветвями под внезапным порывом ветра, налетавшего с юго-запада, а потом столь же резко затихали. Водяная крыса плыла через водную гладь, чтобы найти некий тайный проход в Страну чудес.
Когда она исчезла, Проныра, выбивавший давно потухшую трубку, сплюнул наудачу и выбрался из укрытия.
Предзнаменования, судя по всему, были благоприятными, так что Херринг оставил убежище позади одной из ив, за узловатым, древним и жутким стволом которой прятался последнюю четверть часа, и прокрался вдоль берега, перебегая от дерева к дереву. Маневр этот завершился, когда он оказался позади вышки для прыжков в воду на верхнем конце пруда. Левой рукой Проныра держал маленький деревянный ящик, внутри которого кто-то возился и скребся. Усевшись на нижнюю ступеньку вышки, Джозеф вытер лоб правым рукавом.
— Боже, — сказал он с чувством, поставил ящик на землю и прошептал: — Как же я все здорово провернул, извлек тебя! Ты не находишь? Я отнесу тебя туда, где тебе будет получше. Эта вот самая Кэддик, ха-ха! Только как это сделать? Если бы я знал время, это бы вообще отлично помогло. Пока я должен оставить тебя тут. Ничего, посидишь один. До встречи. Веди себя хорошо, пока папочка возвращается домой.
Проныра аккуратно поставил ящик на ступеньку выше той, на которой находился сам. Потом бесшумно двинулся в путь — под прикрытием изгороди, вокруг спортивной площадки в направлении огорода. Когда Проныра проходил мимо домика, в котором спал Гилари Йеомонд, кто-то кашлянул. От страха он замер, поскольку кашель донесся снаружи домика, а не изнутри. Капля холодного пота потекла у него по спине, Проныра вздрогнул.
От домика отделилось черное пятно и приобрело очертания человеческой фигуры. Тихо, словно тень, она двинулась в направлении пруда. Джозеф Херринг пересчитал собственные пальцы семь раз, потом отпрянул от ограды и рванул к калитке огорода, которую оставил открытой два часа назад. Менее чем через три минуты он пробрался в наружную комнату для мытья посуды, где принялся методично и дотошно отчищать желтоватую глину и темно-коричневую грязь с ботинок. Множество раз за время работы Проныра останавливался, прислушивался, но все было тихо; он различал только шорох бегущей в раковину воды.
Джо закончил с левым ботинком и поставил его на каменный пол, когда у него вдруг возникла идея. Мягко ступая в носках, он прошел туда, где аккуратным рядком стояли ботинки и туфли обитателей дома, ожидая его утреннего внимания, и выбрал пару прогулочных женских туфель. Подняв их, Проныра отнес добычу к раковине, а затем с помощью ножа, сняв как можно больше глины и грязи с подошвы собственного правого ботинка, он аккуратно оштукатурил этими материалами подошвы и каблуки выбранных им туфель. Затем Проныра шагнул к окну с одной из туфель в руке, прижал ее сначала к чистому белому подоконнику, а затем повторил операцию с каменным полом. Стерев все прочие отпечатки, он вернул туфли на прежнее место.
Херринг сладостно улыбнулся и, держа ботинки в руках, пробрался во внутреннюю комнату для мытья посуды, прошел через нее в кухню и по задней лестнице поднялся к себе. Будильник у кровати показывал время: пять минут второго. Вскоре Джозеф накрылся одеялом и уснул сном младенца.
У мисс Кэддик выдался беспокойный вечер. Начать с того, что мисс Селия Браун-Дженкинс, прискорбно независимая леди незрелых лет, но полностью развитого твердого нрава, не появилась за обедом. Поэтому мисс Кэддик, связанная обещанием скрывать не совсем законное местонахождение данной леди, вынуждена была сидеть на долгом и скучном приеме пищи, слушая рассуждения миссис Паддикет по поводу юных девушек, которые убегают по пустякам или обижаются, заперевшись у себя в комнате. Мисс Кэддик совершенно точно знала, что заблудшая Селия не находится в доме, она тайно удрала из особняка тетушки Паддикет, из его буквально удушающей атмосферы, и погрузилась в блестящую жизнь одного из танцевальных залов Лондона и что она вернется поздно.
Насколько поздно — мисс Кэддик не могла определить.
Клайв также не появился за обедом, но очень удобное предположение тетушки Паддикет, что он отправился покататься на велосипеде днем и потерялся на обратном пути, сделало меньшим душевное напряжение, в котором оказалась бы мисс Кэддик, если бы старая леди попыталась каким-нибудь образом выпытать правду. Клайв, уставший от сельского уединения, ускользнул на велосипеде в Саутгемптон, где играл в бильярд с неким спортсменом по имени Гарри в гнезде порока неподалеку от доков. Естественные склонности Клайва вовсе не тяготели ни к бильярду, ни к гнездам порока, однако он ощущал, что полная смена обстановки и компании благотворно скажется на его нервах. В тот момент, когда тетушка Паддикет впитывала ячменный отвар, который потребляла перед сном, спортсмен Гарри затеял объяснения, что семнадцать шиллингов и десять пенсов — то, что его противнику необходимо заплатить прямо сейчас по решению арбитра, а Клайв в обычной воинственной манере выставил мощную челюсть и отправился туда, где арбитр хранил свои записи. Результат разногласий случился в лучших традициях заведения, так что Клайв очнулся в 22:24 на самой убогой мостовой, какую он когда-либо видел в жизни, с ухом, раздутым до размеров тыквы, и глазом, которым он не мог видеть, в тридцати трех милях плохих дорог между собой и Литтл-Лонгер и без единой мысли, как лучше выбраться отсюда.
К счастью, Клайв оставил велосипед в гараже поблизости, и от работающих там людей он получил вполне четкие разъяснения по поводу маршрута, по которому нужно пройти, чтобы покинуть город. Он понимал, какое зрелище он собой представляет, это его злило, но он поблагодарил советчиков, вскочил в седло и отправился в путь.
Тридцать три мили — не такая уж и дистанция даже для посредственного велосипедиста. Для Клайва это был вопрос полутора часов, учитывая нормальные дороги и четкое знание пути. Но на сей раз, увы, неудача вцепилась в него, точно голодный клещ. Едва он покинул освещенную территорию, как его собственный фонарик погас. Попытки вернуть его к жизни были напрасными. Клайв снова забрался на велосипед, но был вынужден ехать едва ли не «трусцой», поскольку в темноте боялся рухнуть в канаву. Через пятнадцать миль он ухитрился пропороть шину. Ее было нельзя починить, так что примерно пять миль Клайв отчаянно подпрыгивал на плоском заднем колесе. Потом дискомфорт достиг критической величины, он слез с седла и миновал остаток дороги, толкая велосипед. Около трех часов утра усталый, побитый, невероятно злой Клайв, толкавший свой велосипед, вошел в ворота Лонгера и направился к своему домику.
Селия Браун-Дженкинс вовсю наслаждалась «цыганским» танцем в пестрых платьях. У нее самой не было цыганского платья — просто не нашлось времени, чтобы достать его, — но приветливая служанка и двое вежливых молодых людей с набриолиненными волосами встретили ее на вокзале Паддингтон и торжественно доставили почти в Вест-Энд. Ровно в 0:12 другой молодой человек с блестящей прилизанной прической помахал шляпой уходящему поезду, в котором находилась Селия. Она чувствовала себя усталой и немного испуганной, поскольку только что сообразила, что никого не попросила встретить ее по возвращении и ее ждет сомнительная прогулка от станции Макит-Лонгер. Сидя в купе, где кроме нее никого не было, Селия также вспомнила, что несколько дней назад в водяном парке убили человека. Понятно, что никто не собирался убивать ее, она знала это, но все же думала, что сильно обрадуется, когда окажется в безопасности в собственной кровати.
Поезд добрался до Макит-Лонгер в два двадцать, и усталая Селия очутилась у ворот Лонгера через час и двадцать минут. Она добралась до спортивного поля, открыла деревянную калитку и зашагала по беговой дорожке. И в этот момент на противоположной стороне участка она увидела пламя огромного костра, высоко поднимавшегося над оградой.
Селия испугалась. «Это один из домиков», — подумала она и, несмотря на усталость, побежала и закричала:
— Пожар! Пожар! Пожар!
Вдобавок ко всем неприятностям мисс Кэддик старая миссис Паддикет оказалась неожиданно и зловеще охвачена вечерней решимостью сидеть и играть в карты. Мисс Кэддик опасалась подобного развития событий, что случалось примерно раз в двенадцать недель, по двум причинам. Первая сводилась к тому, что после игры старая леди чувствовала себя истощенной, так что когда она отправлялась в постель, то не могла спать, и несчастной компаньонке приходилось тратить ночные часы на чтение вслух. Другой причиной было то, что после подобных развлечений тетушка Паддикет просыпалась всегда с сильнейшей головной болью и кипящей злостью в сердце.
Книгой, которую миссис Паддикет выбрала на этот вечер, стал роман Луизы Олкотт «Маленькие женщины», и она сама переворачивала потертые страницы, чтобы найти часть истории, больше всего подходящую к ее настроению. Мисс Кэддик страшилась «Маленьких женщин», ведь в прошлый раз, когда их выбрали, старая леди уснула только от утомления, а не оттого, что успокоилась и порадовалась.
Мисс Кэддик описывала приключения Мэг у Моффатов, потом принятие юного Лоренса в члены Пиквикского клуба и как раз добралась до конца приятной главы, когда слушательница внезапно приподнялась в кровати и воскликнула:
— Это еще что?
Мисс Кэддик нервно вздрогнула, пытаясь понять, не донесся ли до них звук какого-нибудь нового убийства, или это Селия Браун-Дженкинс вернулась из Лондона и сломала шею, пытаясь перелезть через калитку, ведущую в водяной парк. Обе женщины несколько мгновений напряженно прислушивались.
— И вот, снова! — сказала тетушка Паддикет. — Иди и разберись, кто там кидает камни в окно.
Мисс Кэддик положила «Маленьких женщин» на покрывало и испуганно заморгала.
— Вряд ли это камень в окно, — пробормотала она. — Это не звучало так, словно кто-то бросил камушек в стекло. Окно выходит на боковую сторону дома, миссис Паддикет, а шум донесся с фронтальной.
— Тогда иди и посмотри, что это! — пропищала старая леди. — И не будь дурой!
Мисс Кэддик поднялась из кресла и неохотно направилась к двери.
— Я знаю, что это! — внезапно закричала миссис Паддикет. — Кто-то колотит в дверь водяного парка! Мой нелепый внучок, я думаю. Сколько времени?
Мисс Кэддик посмотрела на свои наручные часики, потом на красивые напольные часы с кукушкой в углу комнаты.
— У меня без семнадцати двенадцать, — сообщила она, — а у мистера Голинтли без одиннадцати двенадцать.
Часы всегда именовались в честь прежнего владельца в знак уважения к нему: прежде они являлись собственностью пожилого джентльмена, которого миссис Паддикет знавала в юности.
— Ага, — старая леди потрясла головой, — что-то он рано сегодня. В любом случае калитка парка закрыта в это время, так что если внук Тимон на неверной ее стороне, то он может оставаться там, и все. Отправляйся в постель. Что ты там стоишь?
Мисс Кэддик, благодарная за позволение удалиться, пожелала нанимательнице доброй ночи. Потом она нервно выглянула из двери, чтобы убедиться, что никто не поджидает ее в коридоре, и, словно заяц, побежала в свою комнату.
Шум внизу продолжался. Кто-то постучал в дверь мисс Кэддик, и донесся голос кухарки, заявлявшей, что там внизу такая суматоха, что, наверное, мертвые восстанут, и ей лучше утонуть, чем позволить себе остаться под крышей, дающей прибежище убийцам и ворам, или в доме, где в такой глухой час ночи бедная женщина не может выспаться, чтобы восстановить силы после испытаний дня минувшего и набраться энергии, чтобы управиться с невзгодами дня грядущего.