Тетушка Паддикет пожала хрупкими плечами. — Всякий, кто допрашивает мою кухарку, поступает так на свой страх и риск, инспектор, — заметила она. — Если вы отдаете себе отчет в том, что делаете, то у вас есть мое разрешение на одну попытку. — Ожидай тут, сержант, — велел Блоксхэм. К удивлению присутствующих, он открыл окно, выбрался из него на террасу, аккуратно прикрыл окно за собой и легко сбежал по каменным ступеням. На беговой дорожке он столкнулся с Присциллой Йеомонд. — Инспектор, — сказала она, — не могу представлять, отчего это может быть важно для вас, но случилось кое-что интересное. — Да? Что же, мисс Йеомонд? Она обратила его внимание на вершину каменной балюстрады, ограждавшей террасу. — Видите каменные шары, что украшают террасу? Сколько вы можете рассмотреть на каждой стороне? Инспектор сосчитал. — Шесть, — доложил он. Присцилла понизила голос: — Вчера было только по пять с каждой стороны. Что вы думаете об этом? Блоксхэм рассмеялся: — Мы знаем, что в доме завелся любитель розыгрышей. Какие из шаров новые? — Два ближних к ступенькам. Там были два маленьких купидона на каждой стороне. Они стояли на своих местах еще вчера. Конечно, вы помните их. Инспектор содрогнулся. — Еще бы, — признался он и заторопился в направлении огорода. Присцилла хмуро посмотрела ему вслед, после чего перевела взгляд на каменные шары. Неожиданно мимо нее пролетело метательное копье и воткнулось, дрожа, в газон на самом краю беговой дорожки. — Извини! — прокричал ее брат Гилари. — Надеюсь, что не напугал! Не думал, что оно улетит так далеко. Хотел просто сделать перерыв и отдохнуть от прыжков в высоту. В следующий момент Гилари подбежал, поправляя на себе свитер. — Что-то не так? — спросил он. — Нет, — резко ответила Присцилла. — Разве что этот гнусный дом, и это странное убийство, и Тимон Энтони… — Энтони? — Да. Вчера утром он попросил меня выйти за него замуж. — И чего это он? Присцилла лишь покачала головой: не первый раз она сталкивалась с феноменальной нехваткой такта со стороны братьев, которые не могли вообразить, что кто-то на земле вообще может захотеть жениться на их сестрах, да еще и не стесняется об этом сказать. — Наверное, неким образом он находит меня привлекательной, — сообщила она с вполне подходящей к случаю надменностью. — О да, конечно, конечно, — поспешно согласился Гилари, уходя с опасной почвы. — Вовсе не хотел быть грубым. Только пытался понять, в чем идея. Я полагаю… — Да? — Присцилла смягчилась, но не успокоилась. — Я полагаю… я имею в виду… ну, черт с ним!.. э… тетушка же не решила, наследует женская линия что-либо или нет? Ты понимаешь — Салическая правда и все такое… Присцилла посмотрела на него со смесью сомнения, подозрения и удивления. — О чем ты говоришь? — Я просто любопытствовал… ты же видишь, ну как оно выглядит, Присцилла. Или по меньшей мере, как я это понимаю… Приехав сюда и раболепствуя перед старой дамой, мы подложили свинью этому Энтони, и свинью не самую маленькую. Улавливаешь, к чему я клоню? Присцилла кивнула. — Не трудись, дорогой, — произнесла она негромко, но жестко. — Все совершенно ясно. Фактически я обдумала это сто лет назад. — Если бы Хобсоном был я, или Фрэнк, или Мальпас, или Кауз, или даже Браун-Дженкинс, я бы сказал сразу же, что Энтони пришиб его, чтобы расчистить дорогу для себя. Тогда, если бы все обстояло так, покушение на меня прошлой ночью стало бы следующим логическим шагом и за ним пошел бы в дело настоящий, глубоко продуманный план против всех остальных. — А, это книга «Убийство в семействе Грин». Ты можешь одолжить ее Селии, когда закончишь. Она пока ее еще не прочитала. — Ну, я бы сказал, что книга навела меня на определенные мысли, — признался Гилари, — но ты видишь, что убийца начал с чего-то другого. Вместо того чтобы заняться одним из нас, он шарахнул камнем по голове человека, который вообще не при делах. Пьяницу Хобсона. Теперь он решил взяться за меня, но тут вмешался Кауз и выманил меня за пределы опасности, пока Рим горел. — Что же ты пытаешься мне объяснить, мой ангел? — терпеливо спросила его сестра. — Я хотел сказать, что тетушка сочла, будто мужчины семьи ни на что не годятся… и не забудь, свидетелем чему она уже стала: а) Мальпас запорол прыжок в высоту на пяти футах одиннадцати; б) Фрэнсис совершил рекордный прыжок в длину на девятнадцать футов семь дюймов, на расстояние, с которым может поспорить школьный чемпион; с) Кауз уронил ядро себе на ногу, дважды швырнул не в ту сторону и однажды угодил в кресло — счастье, что она как раз вылезла, чтобы подковылять к Косту и проклясть его за то, что он дает нам бездельничать; и однажды на целых пятнадцать футов, после чего вынужден был пролежать в кровати два дня, страдая от растяжения брови или чего-то подобного; д) Браун-Дженкинс настойчиво отказывается от любых попыток даже подойти к шесту с тех пор, как Кост отчитал его почти три недели назад; е) мой собственный рекорд в метании диска составляет пятьдесят восемь футов девять дюймов… — Звучит неплохо, — усмехнулась Присцилла. — Ну, я знаю, что мировой рекорд — примерно сто пятьдесят восемь футов, а также один и три десятых дюйма, вот и все. — Да, но это же не англичанин сделал, — возразила она. — Американец, — произнес Гилари. — Но рекорд страны, установленный М. С. Ноуксом, составляет сто двадцать шесть футов один дюйм… Так что я тоже далек от больших достижений. Нет, я говорю вот о чем. Тетушка может передумать, решить, будто мужчины — неудачный выбор и что девушки должны наследовать. И если Энтони пронюхал про это… — Спасибо, — резко прервала его Присцилла. — Твои замечания свидетельствуют о редкостно сомнительном вкусе. Смотри, инспектор оставил калитку нараспашку, и рыжий кот только что проник в водяной парк. Тетушке очень не понравится, если он будет там шнырять, так что я лучше поймаю и выдворю его. Присцилла вошла в парк и принялась звать кота, а когда операция по удалению животного завершилась, она вернулась к брату. — Садовники привезли очередную кучу песка, — сообщила она. — Чего еще ты пытаешься объяснить в своих блестящих речах для юношества? — Второй момент. Поскольку Хобсона убили вместо одного из нас и это Кауз пригласил меня сыграть в шахматы в доме и тем самым, вероятно, спас мою жизнь, то Энтони должен быть убийцей. Особенно если учесть, что он удрал. — Что ты имеешь в виду? — спросила Присцилла. — Ага, а вот снова идет инспектор. Хотелось бы выяснить, обнаружил ли он что-нибудь еще. Что в том свертке, как думаешь? — Если они смогли найти оружие, то это будет что-то. Ты знаешь, что мы с Мальпасом ходили на судебное заседание по поводу Хобсона? — Да. Оружие там упоминали? — Ну, медицинские свидетельства говорят о том, что нет данных о природе инструмента, которым был нанесен удар, за исключением факта, что это нечто тупое, гладкое и закругленное на конце, да еще, похоже, дело ограничилось одним ударом. Он поприветствовал подошедшего к ним полицейского офицера. — Полагаю, вы еще не нашли оружие? — поинтересовался Гилари. Мрачный Блоксхэм посмотрел на сверток из коричневой бумаги, который он нес. — Ну, я надеюсь, что нет, сэр, — ответил он и зашагал в водяной парк. — Как ты думаешь, что он имел в виду под этой фразой? — произнесла Присцилла. — Кстати, сегодня вечером я отправляюсь на обед к Диготам. Должна ли я спросить позволения у инспектора? У них такой гость! — Кто это? — Беатрис Лестрэйндж Брэдли. Я слушала когда-то ее лекцию. Она невероятно умна. — А, та самая звезда психологии. Зловещая на вид старая дама. Она как раз получала почетную степень, когда Фрэнсис учился. Странное существо, похожа на стервятника, да и по сути ничем от него не отличается. А вот сын у нее значительная фигура. — Не такая значительная, как она сама, — возразила Присцилла, готовая защищать женский пол. — А если говорить об обеде, то я слышу свисток на ленч… Надеюсь, мистер Блоксхэм не расстроил кухарку, поскольку я ужасно голодна. Мистер Блоксхэм не огорчил кухарку. Он постучал в дверь наружного помещения для мытья посуды, после чего получил дозволение войти в кухню. Перед ним оказалась крошечная служанка, а позади нее, с огромным половником в правой руке и гигантской перечницей в левой, стояла внушительная миссис Макбрай. — Входи, — произнесла она с сильным шотландским акцентом, после чего сложила свое «оружие» на стол так, как ее предки могли убирать меч, обнаружив, что к ним вместо ожидаемого врага явился друг. — Ты — полиция. Инспектор признал факт принадлежности к этой доблестной организации, хотя и выраженный несколько странным образом, с помощью искренней улыбки. Она стала шире, когда миссис Макбрай продолжила тоном судьи, выносящего приговор: