— Покончила с собой? — с интересом переспросила миссис Брэдли, горя желанием разузнать подробности. — Да, мадам. Мисс Белла сняла маленький домик в деревне, довольно далеко отсюда, чтобы оправиться после суда и всего, что ей пришлось пережить. Но какие-то злые люди продолжали ее обвинять и разнесли эти сплетни по всей деревне. Перед смертью она оставила записку, где написала, что покончила с собой как раз из-за этих сплетен. И эта записка попала к следователю. — О господи! Какая ужасная история! И как же она покончила с собой? Утопилась? — Так оно и было, мадам. Ее тело нашли в пруду. — Боже мой! Полагаю, недалеко от дома? — Не могу сказать, мадам. Наверно, недалеко. Она не очень-то любила ходить. Но я тех мест совсем не знаю. Я даже не пошла на похороны, сомневалась, что сумею вернуться засветло. Она жила совсем одна, меня никто туда не приглашал, а я не из тех, кто будет навязываться. Да и некому было меня приглашать. — Мисс Тесса пришла на похороны? — Опять же, не знаю, мадам. После смерти мистера Тома я ни одной весточки от нее не получала. В последнем письме она сообщила, что переезжает. Я его сохранила. Если захотите посмотреть, я его отыщу. Уж очень мне по душе, что нашелся кто-то, кому это интересно. Последняя фраза весьма порадовала миссис Брэдли, которая все еще опасалась, что ее неумеренное любопытство не понравится Элизе. Она немедленно уверила служанку, что будет рада на него посмотреть, а получив его, сразу заметила, что почерк там, небрежный и неразборчивый, совсем не такой, как в дневнике, что явно указывало на неуравновешенность писавшей. У той, что покончила с собой, он был совсем другим, — четким и аккуратным. — Сестры обладали явно разным темпераментом, — заметила миссис Брэдли. — Да, нрав у них был разный. Мисс Тесса по любому поводу злилась и выходила из себя. А вот мисс Беллу я никогда такой не видела. Она могла быть резкой и грубоватой, но никогда не выходила из себя, как мисс Тесса. Но я за это мисс Тессу и любила. Мне нравится, когда рубят сплеча, хоть после и приходится извиняться. Но не все таких любят, ведь с мисс Беллой получалось легче ладить. Вечером миссис Брэдли снова просмотрела дневник. Мечты о благополучии и жалость к самой себе казались бесхитростными и простодушными, однако некоторые пассажи в свете рассказанного Элизой заставили миссис Брэдли слегка нахмуриться. Как могла Белла так ошибаться в старой служанке, чтобы написать, что Элиза посчитала падение своей хозяйки «божьим наказанием» за упрямство. После беседы с Элизой у миссис Брэдли не создалось впечатления, что та могла так сказать о своей хозяйке, тем более мисс Белле, которую, как оказалось, она недолюбливала. Запись от 28 января тоже вызывала сомнения. Вряд ли доктор стал бы говорить о «конце», когда тетя Флора уже начала поправляться. И миссис Брэдли решила, что вся эта запись о приезде Тома с Мьюриэл после ночи, проведенной в дороге, тоже чистая выдумка. Запись о лобстере и восторгах Элизы по поводу угощения тоже казалась нелепой. Правда, здесь автор дневника явно выдает желаемое за действительное, так что этот пассаж можно не принимать в расчет. А вот запись о тертой моркови весьма интересна. Во-первых, там есть несовпадение по времени. По словам автора дневника, тема моркови возникла только после семи вечера, и тетя Флора сама о ней попросила. Но слова Элизы говорят совсем о другом. Тетя Флора уже ела морковь в тот день, хотя и не тертую, и старушка вряд ли могла вновь ее захотеть. Неуклюжая фраза о кузене тоже вызывала вопросы. «Том сказал, что это признак выздоровления и больную надо уважить. Мы пошли на кухню, и, поскольку Элиза отправилась в церковь…» Это было совсем уж странно, поскольку Элиза, по ее собственным словам, не ходила в церковь и вряд ли отправилась бы на вечернюю службу в отдаленный район. Так же подозрительно выглядит осторожное предположение относительно того, как подавилась старая дама, оставленная наедине с блюдцем моркови и ложкой. «Но поглощение еды, вероятно, оказалось для старушки непосильным». Эта фраза столь объективна и беспристрастна, словно она произносится в суде. Демонстративная отстраненность автора дневника от печального происшествия призвана подчеркнуть, что бедная тетя Флора умерла в одиночестве. Но если это всего лишь личный дневник, не предназначенный для широкого круга читателей, зачем автор столь упорно и нарочито открещивается от любых подробностей, связанных с кончиной тети Флоры? И еще эти сведения о сестре. По словам Элизы, Тесса вышла замуж за двоеженца, и у нее не было детей. А Белла в дневнике утверждает, что у сестры родился внебрачный ребенок, а замуж она так и не вышла. Есть также расхождения между дневником и тем, что говорил директор приюта. Но самое странное впечатление производит запись о грязной голове и седых волосах тетушки Флоры. Перечитав эту запись несколько раз, миссис Брэдли попыталась как-то связать ее со словами Элизы, что ее хозяйка покрасила волосы в рыжий цвет и сохраняла эту боевую раскраску до самого своего конца. Были и другие ошибки, и самая примечательная касалась времени службы Элизы. Двадцать лет, упомянутые самой служанкой, и период между шестнадцатью и семьюдесятью годами существенно отличались друг от друга. Еще одна неточность касалась дома тетушки. По словам автора дневника, он был передан в руки риелторов для последующей продажи. Но ведь дом завещали Элизе, и, похоже, автор не знал этого. Однако Белла, как главная наследница, не могла об этом не знать. Еще одно небольшое, но важное разночтение касалось напильников. Согласно дневнику, напильники, которыми пользовались сбежавшие Пигги и Алек, так и не были найдены. А по словам директора, их нашли. Иначе как бы их могли сравнить с теми, которые имелись в приютских мастерских? И Белла наверняка знала, что они никуда не делись. Еще одна неправдоподобная запись касалась инспектора полиции, расследовавшего первое падение кузена Тома из окна. Непонятно, почему он вдруг вспомнил тетю Флору и тертую морковь. Никаких поводов делать прозрачные намеки у него не имелось: свидетельство о смерти было в порядке, и официальная версия смерти от естественных причин никем не оспаривалась, если не считать заметки в «Дейли Пеннон». (Миссис Брэдли так заинтересовалась этим моментом, что не поленилась съездить в Лондон, чтобы посмотреть подшивку этой газеты. Она тщательно пересмотрела все номера, но, к ее удивлению, в том году, когда умерла тетушка Флора, там не оказалось ни одного сообщения об этой смерти.) В дневнике также обнаружилась неточность касательно деятельности Алека перед тем, как он попал в исправительный приют. Кто-то из них двоих ошибался — либо директор, либо автор дневника. Скорее всего, не директор, поскольку в архиве приюта имелись подробные дела на всех мальчишек. Конечно, Белла Фоксли могла не владеть всей информацией… но, учитывая все другие ошибки автора дневника, которые бывшая экономка приюта просто не могла совершить и никогда не совершила бы, все это показалось миссис Брэдли в высшей степени любопытным и даже подозрительным. Она заперла все двери и окна и тщательно задвинула засовы, чего раньше в этой патриархальной деревушке никогда не делала, после чего отправилась спать. Глава третья. Мнение адвоката Как закалить мне образ сей В горниле мысли тленной, Чтоб он сподобился в красе Мечте неизреченной? Он жаждет в небо вознестись, Но станут воздвигаться В моей душе ступени ввысь, Чтоб мне к мечте подняться. Дрейтон Приятель Фердинанда, вытянув ноги, улыбнулся хозяйке дома. — Я давно хотел с вами познакомиться. — Рада слышать. Надеюсь, Фердинанд ввел вас в курс дела? — спросила миссис Брэдли. — О да. — Адвокат склонил свою красивую голову. — Белла Фоксли. Интересный случай. Странно, что она покончила с собой. Хотя такой тип людей склонен к самоубийству. — Что вы имеете в виду? Мне бы хотелось знать точно. — Точно не могу объяснить. Но в нашей работе часто приходится сталкиваться с самоубийствами, к сожалению. В молодости я работал репортером в одной желтой газетенке, где специализировался на самоубийствах. Она называлась «Буравчик», но вы вряд ли ее помните. Так вот, все человечество можно разделить на две группы: самоубийцы и прочие. Вы наверняка знаете об этом больше моего! Есть люди, которые кончают с собой независимо от того, какая у них жизнь, и есть те, которые никогда этого не сделают, какие бы страдания ни выпали на их долю. Мне кажется, Белла Фоксли относилась к первым. — Благодарю вас. Но почему она покончила с собой именно тогда? — Ее недоброжелатели считали, что из-за угрызений совести, потому что она была виновна, хотя ее и оправдали. Так думало большинство людей. — А почему они так думали? — Похоже, она произвела неблагоприятное впечатление в суде. — Логично. Люди склонны к поспешным выводам и, как ни странно, часто оказываются правы. Так что логическое мышление подчас бывает посрамлено. Вы тоже думаете, что она была виновна и ее замучили угрызения совести? — Да, я считал, что она виновна, но утопиться ее заставили не угрызения совести, а анонимные письма, которые она получала. — Ничего удивительного. На свете полно глупцов, которые доводят до самоубийства ни в чем не повинных людей. Но мы начали с самого конца. А я бы хотела услышать, как проходил суд. — Я хорошо его помню. Меня тогда весьма заинтересовало это дело. Обвиняемая была приземистой и обрюзгшей, с жирной угреватой кожей. В общем, внешность довольно отталкивающая. На вид типичная старая дева. Держалась очень уверенно, что произвело на публику дурное впечатление. Ведь люди обычно думают, что преступники ведут себя нагловато, а невиновные очень скромны, хотя я и не знаю, откуда взялся такой предрассудок. Ведь совершённые преступления не меняют человеческую натуру и менталитет. — А в чем состояло обвинение? Как они его сформулировали? — Сторона обвинения утверждала, что женщину шантажировал ее кузен, некий Терни, и она в тот вечер пошла к нему домой якобы заплатить и, улучив момент, вытолкнула его из окна. — А откуда взялась эта версия с шантажом? — Об этом рассказала его жена, которая была главным свидетелем обвинения. По ее словам, она не знала, что обвиняемая выплачивает ее мужу какие-то деньги, он только сказал ей, что она платит за дом и финансирует его исследования и до того, как он порвал с ней, обещала раскошеливаться и в дальнейшем. При этом миссис Брэдли вспомнила запись в дневнике, где говорилось, что поначалу Белла жила в доме кузена Тома и его жены Мьюриэл, но решила пока промолчать. — Защита изрядно прессовала миссис Мьюриэл Терни, чтобы выяснить, сколько именно денег вручила обвиняемая ее мужу, так что ей пришлось признаться, что муж всего три раза получал от той купюры достоинством в пять, три и снова пять фунтов. В связи с этим защита предположила, что, если обвиняемая действительно интересовалась изысканиями своего кузена в доме с привидениями, эти суммы вряд ли можно назвать значительными для женщины с доходом в тысячу фунтов в год. Они также разыскали сестру обвиняемой, которая засвидетельствовала, что та была очень щедрой. Сестра, хрупкая бесцветная женщина, была полной противоположностью Беллы. Выяснилось, что обвиняемая считала несправедливым, что их тетка вычеркнула сестру из завещания, и потому решила с ней поделиться, отдав половину дохода. В свете этого необычайно широкого жеста небольшие суммы, которые обвиняемая выплачивала кузену, не стоило принимать в расчет, тем более что защита нашла свидетеля, который подтвердил, что обвиняемая платила за постой все то время, что жила в доме кузена и его жены, и упомянутые суммы как раз и являлись платой. — Довольно щедрая плата за постой, если учесть, что Белла прожила у кузена Тома и его жены всего пару недель, — заметила миссис Брэдли. — При таких мизерных суммах просто смешно говорить о шантаже. Даже если они не были оплатой, то обвиняемая могла давать их просто взаймы. Защита пыталась установить финансовое положение кузена в момент его смерти, но это ничего не изменило, поскольку обвинение сумело доказать, что у мужчины не имелось серьезных долгов и его благосостояние даже несколько улучшилось. Так что они быстро бросили эту затею, потому что другого мотива, кроме шантажа, найти так и не смогли. — А сама обвиняемая объясняла свои действия в ту ночь? — поинтересовалась миссис Брэдли. — Да, на этом настаивало обвинение. Она дала показания в суде. Сказала, что они с женой Тома боялись жить в доме с привидениями и поэтому переехали в гостиницу. Кузен несколько раз навещал их там, и они вместе ужинали. Когда он вернулся домой после ужина, миссис Мьюриэл вдруг забеспокоилась: ей показалось, что в доме может произойти что-то страшное, и она хотела туда пойти. Она повторила это несколько раз.