– То есть я на неопределенный срок изгнан в квартиру? – Прости. Я думала, ты понимаешь, что Рори пока должен быть для меня на первом месте. – Понимать-то понимаю, но это не значит, что я должен радоваться, Анджелина. Значит, в ближайшие дни мы не увидимся? Я по тебе скучаю. – Ну… – смягчилась Анджелина. – Давай, если завтра Рори будет чувствовать себя хорошо, я вызову его любимую няню на вечер? Приеду к тебе в Норидж на квартиру, закажем еду… Джулиан не был расположен сдаваться. – Посмотрим. Я проверю свой график. Перезвоню позже. – Ну да, хорошо. Судя по голосу, она расстроилась. Джулиан, между прочим, – тоже. – Буду прощаться. С минуты на минуту придет клиент. Пока. Не дожидаясь ответа, Джулиан повесил трубку. Да, он вел себя некрасиво: естественно, сейчас для Анджелины на первом месте Рори. Вопрос только, изменится ли это когда-нибудь? В некотором смысле даже жаль, что Дэвид Миллар сядет за решетку до конца жизни. Раньше Анджелина умудрялась подсовывать ребенка отцу раз в две недели на выходные. Теперь же, особенно если она продолжит все эти мамочкины сюси-пуси и переведет Рори в школу без пансиона, он будет рядом постоянно. До визита клиента оставалось еще пятнадцать минут, и Джулиан решил проверить электронную почту. Во входящих он обнаружил ответ на свое вчерашнее письмо. Джулиан прочел – и похолодел. Задребезжал звонок домофона. – Да? – Приветствую, – голос звучал приглушенно. – Надо толкнуть дверь и подняться ко мне на третий этаж. Джулиан вышел из электронной почты и направился в приемную навстречу клиенту. * * * Джаз на всякий случай поручила одному из ребят Роланда дежурить до утра у коттеджа Дэвида Миллара и поехала домой. Она стояла в одном белье на кухне, мыла голову под ледяной водой в раковине – и вся дрожала. Стуча зубами, Джаз обернула волосы полотенцем и побежала греться у камина в гостиной. Сантехник пообещал горячую воду и отопление к завтрашнему дню. Если же этого не произойдет, Джаз придется удрать в гостиницу. Температура неуклонно падала вот уже два дня, тяжелые тучи предвещали скорый снег. На втором этаже электричества не было совсем, спальня напоминала ледник. Лежать, свернувшись калачиком, под горой одеял и читать при свечах – картинка романтичная, но в действительности вставать среди ночи в туалет, нащупывать фонарь, спотыкаться об ящики с инструментами и вновь ложиться в холодную постель, где невозможно уснуть, напрочь лишено какой бы то ни было романтики. Джаз, насколько смогла, высушила густые кудри перед огнем: лучше так, чем топать наверх и в потемках искать фен. Решила – сегодня переночую на диване, тут по крайней мере тепло. Натянула джинсы и толстый свитер, подкрасила ресницы и губы, выскочила из коттеджа. Ведя машину по обледенелым дорогам, Джаз вдруг поймала себя на сильном волнении. Она обожала порядок и предсказуемость – настоящая Дева, говорил отец. От любого эмоционального хаоса у нее начиналась нервная дрожь, вот как сейчас. Джаз припарковалась на зеленой обочине перед пабом. – Возьми себя в руки, женщина! Тоже мне событие, ужин в пабе! – громко сказала она и, вздохнув, направилась по узкой дорожке ко входу. Джонатан сидел у огня, баюкал в ладонях кружку с пивом. Поднявшись с улыбкой навстречу Джаз, он расцеловал ее в обе щеки. – Как вы, Джаз? Выглядите чудесно, – прокомментировал Джонатан, скользнув взглядом по ее затянутым в джинсы длинным ногам. – Что будете пить? – Не откажусь от бокала вина. – Сей момент. Садитесь и грейтесь у этого фантастического огня. Я принесу меню, хотя написанные на доске особые блюда тоже выглядят аппетитно. Джаз проследила, как он шагает к бару, возвышаясь над другими мужчинами. Сегодня Джонатан выглядел по-другому – взрослее, что ли. Видимо, при первой встрече повлияло университетское окружение, и Джаз увидела в Джонатане студента, а ведь он всего на семь лет младше нее. – Прошу. – Джонатан вручил ей вино и меню, сел рядом на табурет, вытянув длинные ноги. – Решайте поскорее. Кухня закрывается в восемь тридцать, а уже десять минут девятого. Джаз хмыкнула: – В Лондоне народ в это время только собирается в рестораны, а тут они уже закругляются. – Она пригубила вина, посмотрела на доску. – Впрочем, решить не сложно. Закажу треску с жареной картошкой и гороховое пюре. – Присоединюсь к заказу, – улыбнулся Джонатан. – В чужом монастыре, так сказать… Хотя выловленную здесь треску, наверное, продают в вакуумных упаковках в Шотландии, а нам скармливают норвежскую рыбку. – Наверное. Однако дорог не подарок, а внимание. – Точно. Приятно видеть женщину, которая не переживает о съеденных калориях… в смысле, вам, конечно, и не нужно… У вас чудесная фигура, но… – Он покраснел. – Просто обидно, когда приглашаешь даму на ужин, а она весь вечер гоняет по тарелке кусочек латука. – Ну, сегодня вам это не грозит. Я ем, как прорва, и уже умираю от голода. Бегите делать заказ, пока не поздно. * * * За пятнадцать минут Джаз расслабилась. Ироничные шутки Джонатана были ей близки и понятны. Рыба с картошкой оказались вкусными, и Джаз решилась на еще один маленький бокал вина. – Итак, я готова отвечать на вопросы. Кстати, простите, если в прошлую встречу меня занесло. – Вы влюблены в свое дело. Разве это криминал? Ни в коем случае! – Это либо любовь, либо крушение иллюзий, одно из двух. – Джаз улыбнулась. – Две недели назад я собиралась уйти из полиции окончательно. – Правда? – удивился Джонатан. – Почему? – Пережила грандиозное разочарование и на работе, и дома. Бог с ним, история длинная и скучная, да и ворошить прошлое не хочется. – Понимаю. Ваш отец сказал, вы недавно развелись. – Неужели? – Джаз вздернула бровь. – Что еще он поведал? – Заявил прямым текстом, что это было лучшим решением в вашей жизни. – Ну да. Папа никогда не был фанатом Патрика. – Я догадался. Вы рады тому, как все сложилось? – Кто же рад неудаче? Развод означает именно это. Хотя я определенно рада тому, что он позади. – И вы вернулись на работу? – Похоже, да. На самом деле я просто согласилась оказать услугу шефу, но… – Джаз пожала плечами. – Посмотрим. – Было бы жаль все бросить, правда? Вы здорово продвинулись по службе, а ведь женщине это трудно? – Не особо. Да и вообще я обыкновенный сыщик, – улыбнулась Джаз. – Обыкновенный? Вот уж вряд ли, – возразил Джонатан. – Выглядите вы точно лучше Коломбо. – Сочту это комплиментом, а не оскорблением. – Хотел бы я своей работой приносить пользу обществу. Быть хирургом, скажем, или изобретателем. Я восхищаюсь вами, Джаз. Сам-то я всего лишь создаю теории о том, как следует действовать. – Между прочим, моей первой любовью был вовсе не шлем с дубинкой. Я хотела стать художницей. До сих пор хочу. – Ваш отец рассказывал, что вы изучали историю искусств. – Кажется, мой старый добрый папа рассказывал вам обо мне довольно много, – неодобрительно заметила Джаз. – Не вините его. Я выуживал информацию, каюсь. – Джонатан широко улыбнулся. – Это было нетрудно, вы для отца – любимая тема. Знаете, главная прелесть любого таланта состоит в том, что он никогда вас не покидает. Я вот художественными талантами не обладаю. Не могу даже по дверной коробке кистью пройтись, что уж говорить о картине. – Зато вы способны мыслить логически и четко – и переносить свои мысли на бумагу. Это и есть ваш творческий инструмент, согласны? – Я знал, что вы мне понравитесь, мисс Хантер. До чего элегантный способ придать смысл моей ничтожной жизни! Кофе? – С удовольствием. – Джаз посмотрела на часы. – Затем придется вас покинуть. – Как продвигается расследование? – спросил Джонатан, вернувшись от барной стойки. Он поставил на стол две чашки кофе, насыпал в свою две полные ложки сахара. Джаз прожила десять лет с мужчиной, который работал с ней вместе, понимал все профессиональные тонкости и кодовые слова. С ним можно было обсуждать дела открыто, не боясь нечаянно проговориться. Коллеги, чьи партнеры не служили в полиции, жаловались, как трудно, когда из соображений безопасности нельзя делиться с близкими подробностями своей рабочей жизни.