Вилкой он выловил в кастрюле кусочек мяса, посолил его и съел с хлебом. Обед получился скудный, но другой альтернативы не было. Тарелка опостылевшего пресного супа гарантированно портила настроение на весь день. Разобравшись с едой, Сергей сел за письменный стол, достал учебник математики, раскрыл его на нужном месте и сдвинул в сторону. Если внезапно вернется отец и проверит, чем сын занимается, то с первого взгляда поймет: отрок на верном пути – грызет «гранит науки», готовится к поступлению в институт. На самом деле ни выпускные экзамены в школе, ни вступительные экзамены в вуз Сергея не волновали. Его мать преподавала в политехническом институте теоретическую механику, так что студенческий билет был Козодоеву гарантирован. Мама умела договариваться с нужными людьми. Приготовив рабочее место для проверки, Сергей задумался и незаметно для себя нарисовал на чистом листе бумаги женский профиль. Художественным даром Козодоев не обладал, так что при всем желании угадать в его творении Лену Кайгородову было очень и очень затруднительно. – Эх, Лена, Лена, не с тем ты связалась! – вздохнул Сергей и погрузился в воспоминания. В первый раз Кайгородова появилась в компании Сергея в начале октября. Кто ее привел на посиделки в двенадцатиэтажку, Козодоев уже не помнил. Узнав, что Лена живет на улице Волгоградской, Сергей тут же потерял к ней всякий интерес: дружить с девчонкой с враждебной улицы было невозможно. Уличный этикет требовал вечером проводить подругу до дома и «зависнуть» в ее подъезде на час-полтора. Прощание всегда было долгим: страстные поцелуи, интимный шепот, взаимно одобряемая игра в «шаловливые» ручки: «У меня рука замерзла. Я погрею ее, вот здесь, у тебя под курткой. О, наконец-то я нашел самое теплое местечко…» С Кайгородовой ни о каком провожании до дома не могло быть и речи, волгоградская шпана чужаков на своей территории не терпела. По вечерам любого незнакомца останавливали в темном дворе и приступали к допросу: – Ты откуда? В наших дворах кого-нибудь знаешь? Нет? Ах ты, козел, ты что, самый смелый? В лучшем случае с вечерней прогулки по дворам улицы Волгоградской можно было вернуться в синяках и с разбитым носом. В худшем, если волгоградские пацаны будут пьяные или не в настроении, – с переломанными ребрами. Идти вечером на Волгоградскую было равносильно самоубийству. С неделю парни из компании Козодоева присматривались к Кайгородовой, прикидывали, как с ней дружить. Провожать по вечерам до первых домов на Волгоградской и прощаться там, посреди тротуара? Один раз, для куража, у всех на виду, можно поцеловать девушку, но каждый день такой номер будет глупо выглядеть. Что за прощание под пристальными взглядами прохожих? Это как последний поцелуй у вагона отходящего поезда: быстро, скомканно, неинтересно. Словом, Лена Кайгородова была симпатичной девушкой, но никому не нужной. Первым на нее внимание обратил Миша Быков. По вечерам он стал уединяться с Леной, как-то раз даже проводил ее на другую сторону дороги. Сергей, не придавая особого значения мимолетному увлечению друга, спросил: – Миха, а чего ей в своих дворах не сидится? – Она говорит, что у них по вечерам на улице делать нечего: все парни или пьяные, или руки распускают. У нас и веселее, и спокойнее. На Волгоградской все «акции» тупые – в рыло кому-нибудь дать или кошку живую к дверной ручке привязать, а у нас что не «акция», то обхохочешься. Прикинь, на Волгоградской в «Рассеянного почтальона» не играют! Как в деревне чуваки живут, по-другому не скажешь. Постепенно Быков так привязался к Кайгородовой, что совсем потерял голову и рассудок. В начале октября он вновь проводил ее на другую сторону улицы, но не остановился у витрины магазина, а пошел дальше, во дворы. – Миша, ты куда? – испугалась девушка. – К тебе. – Быков сделал вид, что удивился такому странному вопросу. – Я провожу тебя до дома, чтобы по дороге никто не обидел. Поняв, что парень не шутит, Кайгородова повела его к своему дому самым коротким путем. «Даст бог, пронесет!» – решила она. В этот день они дошли без приключений. В подъезде, между первым и вторым этажом, Миша прижал девушку к себе и в первый раз поцеловал. Лена, даже для вида, не сопротивлялась. Ее мысли были заняты другим: «Как он назад вернется?» Насладившись податливостью подруги, Быков, никем не замеченный, вернулся в свои дворы. На другой день повторилось то же самое: по какому-то стечению обстоятельств задиристая волгоградская молодежь собиралась в другом месте. Но вечно такое везение продолжаться не могло. На четвертый день пронырливый шкет лет тринадцати заметил чужака и доложил кому надо. Не успели Быков с Леной дойти до подъезда, как путь им преградили двое решительных парней. – Эй, ты кто такой? – с вызовом спросил первый парень. – По роже видно, что не наш, – процедил сквозь зубы второй. Миша Быков, еще в первый раз провожая подругу, решил, что лучше он падет на поле боя, чем отступит. Оправдывая свою фамилию, он, как разъяренный бык, ринулся на врагов. Его атака была такой стремительной, что в мгновение ока оба задиры оказались в кустах с разбитыми носами. Расчистив путь, Быков беспрепятственно проводил девушку и вернулся назад. Вызов был брошен. Волгоградские вызов приняли, по достоинству оценили физическую мощь ухажера Кайгородовой и приготовили ему достойную встречу. На другой день Кайгородова наотрез отказалась идти внутрь своих дворов. – Миша, они убьют тебя! Хочешь, я прямо тут, посреди дороги, на колени перед тобой встану, только не провожай меня до дома. Я прошу тебя, умоляю, не ходи во дворы. – Пошли! – решительно сказал Быков и шагнул на запретную территорию. На тропинке, между забором детского сада и трансформаторной будкой, их поджидали шесть отборных кулачных бойцов. Кайгородова, увидев хулиганов, тихо заплакала. Она знала, что пощады Быкову не будет. Дойдя до парней, Мишка, ни слова не говоря, скинул на землю куртку, стянул через голову свитер и встал в боевую стойку. – Ну что, пацаны, начнем? – дерзко и весело спросил он. – Погоди! – неожиданно раздался властный голос от трансформаторной будки. Из темноты к Быкову и приготовившимся к драке парням вышел молодой мужчина в кожаной куртке. Щелчком отправив окурок в сторону, он с интересом посмотрел на Михаила, мельком глянул на заплаканную Кайгородову. – Братан! Скажи честно, ты что, против шестерых драться собрался? – В голосе незнакомца чувствовалось неподдельное удивление. – Они же от тебя мокрого места не оставят. – Ну и что? – набычился Михаил. – Моя чувиха, я что, не могу ее до дома проводить? – Ты, часом, не с Луны свалился? Признайся, ты на учете в психушке не состоишь? – продолжил расспрашивать незнакомец. – С каких это пор по нашим дворам кто хочет, тот и шляется? Ты сам-то откуда? – Из пятьдесят пятой школы, – с нескрываемой гордостью ответил Быков. – М-да, – протянул мужчина. – Странно это. Залетный чувачок, с пятьдесят пятой школы, пришел в наши дворы права качать. Я понимаю, если бы ты жил в центре или в Ковских дворах, но пятьдесят пятая школа никогда не была в авторитете. У вас же там анархия, бардак! Чудны дела твои, Господи! В первый раз вижу, чтобы из-за чувихи человек голову в петлю совал. Пока мужчина рассуждал вслух, Быков, Кайгородова и шестеро изготовившихся к схватке парней молчали. – А вдруг это любовь? – спросил незнакомец непонятно кого. Быков, совершенно сбитый с толку, не знал, что ответить. Лена тихо всхлипывала за его спиной. Шестеро молодчиков, как скакуны перед заездом, нетерпеливо переминались с ноги на ногу. – «Безумству храбрых поем мы песню», – торжественно продекламировал незнакомец, – а песня эта – похоронный марш. М-да, любовь ослепляет человека… Тебя как зовут? – Бык, – Миша привычно назвал свою кличку. – Отойди на десять шагов в сторону, – приказал мужчина Кайгородовой. Девушка безропотно выполнила его указание. – Скажи, Бык, – вполголоса, так, чтобы Лена не слышала его, спросил незнакомец, – когда ты посчитал, сколько человек тебя встречает, очко сжалось? – Еще как! – признался Быков. – Но что делать? Ссать на каждом углу? Философ в кожаной куртке призадумался, посмотрел на звезды, негромко пробормотал: – От нас не убудет, у них не прибавится. Иди сюда! – позвал он Кайгородову. – Ты в каком доме живешь? В шестом? Бык, запоминай! Я разрешаю тебе провожать эту девчонку от магазина и до ее подъезда. Но учти: никаких загогулин по дворам, шаг влево – вправо от прямого маршрута будет считаться беспределом. Миша, ошарашенный происходящим, согласно кивнул головой. Такого исхода противостояния он даже представить не мог. Скажи кому: «Волгоградские разрешили мне по их дворам их девчонку провожать», – никто не поверит. – Ну, давай, Бык! Рад был познакомиться с достойным человеком. – Незнакомец покровительственно похлопал Быкова по плечу и пошел в глубь дворов. Ни слова не говоря, шесть недавних противников Быкова последовали за ним. – Лена, кто это был? – растерянно спросил Быков. – Ты что, не понял? – всхлипнула Кайгородова. – Это Турист. Только он может всеми командовать. – Обалдеть! – Одним словом, коротко и емко, Миша высказал всю гамму нахлынувших чувств. На другой день Быков пришел в свою компанию триумфатором. Пацаны ему вначале не поверили и украдкой пошли посмотреть, действительно ли он пойдет в глубь дворов улицы Волгоградской. Но все было честно, без обмана. Поздним темным вечером Миша и Кайгородова, не останавливаясь у магазина, уверенно обогнули здание и скрылись в дебрях запретной территории. Узнав о похождениях друга, Козодоев неожиданно для себя обозлился на Быкова. Сколько лет Михаил шел в его фарватере, всегда был в тени, не имел своего мнения, и на тебе, в один вечер переплюнул Сергея так, что оказался на недосягаемой высоте! После захватывающих приключений Быкова Сергей по-новому взглянул и на Кайгородову. Лена была худенькой шестнадцатилетней девушкой с неброской внешностью. После окончания восьми классов она поступила в машиностроительный техникум – учиться на экономиста. Одевалась Кайгородова скромно, но это ни о чем не говорило. У Сергея Козодоева было много добротных дорогих вещей, но на улицу он надевал одежду попроще. В самом деле, не в японской же куртке-аляске по подъездам отираться! Не в фирменной же «Монтане» на грязных ступеньках сидеть! Уличная одежда должна быть недорогой и практичной. Единственным предметом роскоши, который Сергей носил постоянно, был индийский мохеровый шарф. После того как Кайгородова стала дружить с Быковым, она стала казаться Сергею настоящей красавицей. Украдкой рассматривая Лену, Козодоев находил в ней все больше и больше достоинств. «Какие у нее прекрасные голубые глаза, – шептал про себя Козодоев. – А эта трогательная беззащитная улыбка! Разве может Мишка оценить всю неземную прелесть ее улыбки? Да ни за что! Ему этого не дано». Не раз, засыпая, Сергей представлял, как он и Лена остались вдвоем у нее дома. Они сидят на диване, смотрят альбом с семейными фотографиями. Сергей придвигается к девушке поближе, ненавязчиво кладет ей руку на плечо. Лена скромно улыбается в ответ. Свет гаснет сам собой, и в темноте их губы соединяются в поцелуе. – Эх, Лена, Лена! – сказал вслух Сергей, рассматривая нарисованный им женский профиль. – Не того ты выбрала! На кой черт тебе этот тупой жлоб сдался? Тебе же с ним поговорить не о чем! Мишка с первого класса двух слов связать не может. Он же в ПТУ не от хорошей жизни пошел… Под женским силуэтом Козодоев нарисовал треугольник, всмотрелся в него и сказал: – Я люблю ее, он любит ее, а она делает вид, что любит его. Не может такая красивая и умная девушка любить парня, у которого интеллект ниже, чем у колхозного тракториста. Эх, черт, почему я раньше Мишки не предложил Лене дружить? Сколько раз Сергей вспоминал первые дни знакомства с Кайгородовой, столько раз он лгал себе, что пока он присматривался к Лене, Мишка нагло и бесцеремонно опередил его. Никого Быков не опережал. Он просто был единственным парнем, который осмелился пойти провожать девушку до дома. Укоряя Быкова за коварство, Сергей сам себе не осмеливался задать вопрос: а что бы он делал, если бы Кайгородова попросила его проводить ее до подъезда? Наверняка нашел бы множество причин, чтобы не пересекать незримую границу у гастронома. Если бы Сергей перестал завидовать Быкову и разобрался в своих чувствах, то понял бы, что его влечение к Лене – это вовсе не любовь, а смесь зависти и ревности. Завидовать, в общем-то, было нечему, а ревновать друга к девчонке… Когда-нибудь их пути должны были разойтись. Мужская дружба на века – это подростковый миф, живущий недолго. После армии редко кто уделяет своим друзьям времени больше, чем жене. «Ничего-то я не могу поделать! – решил Козодоев. – Придется любить ее на расстоянии. Если я только намекну Мишке, что мне нравится Кайгородова, то я тут же лишусь самого близкого корефана. Попробовать, что ли, с другой девчонкой закрутить и забыть о Лене? Хотя как о ней забудешь? Уехала бы она куда-нибудь на год или на два, и все бы встало на свои места». Размышления Сергея прервал отец, вернувшийся из больницы. – Как дела? – спросил сын. – Ничего не могут врачи найти! – мрачно ответил Владимир Семенович. – Я чувствую, что у меня с сердцем что-то не то, а кардиолог говорит, что все в порядке. Как может быть сердце в порядке, если в груди, вот тут, колет, а вот сюда отдает? Никакой это не невроз, это что-то с сердечной мышцей происходит. Отец Сергея работал на Севере вахтовым методом: три месяца на буровой в Тюменской области, три месяца дома. По плану он должен был улететь в Сургут еще на прошлой неделе, но решил пройти углубленное обследование и задержался на неопределенный срок. – Как успехи в школе? – спросил отец для порядка. – Хорошо, – соблюдая установленные в семье условности, ответил Сергей. Удовлетворенный ответом, Владимир Семенович расположился в кресле, раскрыл свою медицинскую карту и стал внимательно изучать записи терапевта и кардиолога. Начав работать вахтовым методом много лет назад, он переложил ответственность за учебу детей на жену. Если супруга не жаловалась на сына, значит, у того в самом деле все было неплохо. Едва дождавшись прихода матери, Сергей убежал на улицу. В этот день ничего интересного не было. Посидели в подъезде, Шакира побренчал на гитаре, поговорили о том о сем, покурили и разошлись. Ни Савченко, ни обещанной им Светки Ушаковой не было, но Козодоев даже не заметил их отсутствия. Он был поглощен обдумыванием предстоящей «акции». Перед тем как пойти домой, Сергей отозвал в сторону Фрица-младшего. – Завтра пойдем на Волгоградскую, – объявил он. В ответ приятель покрутил пальцем у виска. – Ты что, Серый, с катушек съехал? Если нас волгоградские поймают – живыми не выпустят, а если с замками поймают, то точно убьют на фиг. Ты сам подумай, если мы замки перевесим, к кому с разборками жильцы пойдут? На местных наедут, больше не на кого. – В том и суть, Фриц! Подумай сам: мы одним ударом два дела сделаем: «акцию» провернем, письма достанем и волгоградским заподлянку подкинем. До нас еще никто такую акцию не проворачивал. Мы будем первыми.