– Теперь понятно, откуда у вас ее работы… Кто еще мог ночью проникнуть в «Райский уголок»? Джилберт задумывается. – Про родственников леди Ви ничего сказать не могу. Вполне возможно, что кто-то из них проявил беспечность, и некто сделал дубликат. – Как насчет друзей? Ведь она всех пускает к себе в дом, не так ли? – Блейки часто устраивают званые ужины. – Как насчет Филипа Эверарда? Он уже долгие годы дружит с Блейками. Джилберт коротко смеется. – Этот парень полувлюблен в леди Ви, и он не обидел бы и муху. Он так озабочен чувствами окружающих, что даже помнит мой день рождения. В прошлом году подарил мне часы «Картье». Когда Аманда пропала, Филип был на Сент-Люсии, помогал лорду Блейку, не так ли? – Я просто хочу понять, кто мог взять ключ. Перед уходом Найл благодарит Джилберта. Он рад, что алиби исключает его из круга подозреваемых, но ему нужны твердые факты. Его удивляет, что Мама Тулен выбрала себе в сожители такого сдержанного человека, однако сегодня этот человек показал свою истинную личность. Джилберт рассказывал, как его игнорирует молодежь – за исключением Лили Колдер, – которой он прислуживал все лето, и не исключено, что кто-то другой, обладающий меньшей выдержкой, мог обидеться. До настоящего момента Найл считал, что Хосе Гомес, по-детски слишком наивный, чтобы испытывать столь смертоносный гнев, не причастен к преступлениям, однако в последнее время он ведет себя странно. Соломон быстро доходит до береговой линии и ищет Хосе. Хотя хижина Гомесов стоит на деревянных столбах для защиты от штормовых волн, выглядит она ненадежной. Деревянные ступеньки, ведущие на террасу, сломаны, да и вся конструкция нуждается в ремонте. Постучав в дверь, Найл выжидает несколько минут, но в доме никого нет. Глава 30 У меня все еще плохое настроение, когда я еду на багги в Лоуэлл, однако я пообещала навестить Осию Найла и не могу отступить от своего слова даже несмотря на то, что все мои мысли занимает Аманда Фортини. Вижу разбросанные по склону холма домики в пастельных тонах, освещенные ярким карибским солнцем, и память перебрасывает меня в более счастливые времена. Сорок лет назад, когда Джаспер впервые привез меня сюда, община жила в совершенно других условиях, без водопровода, электричества и медицинской помощи. Сейчас здесь есть школа, церковь и библиотека. Я могу утверждать, что община по-своему процветает. Сады полны лаймовых деревьев и банановых пальм, у крылечек буйно цветут герани. Дом Осии Найла стоит в центре Лоуэлла и смотрит на море. Осия сидит с Мамой Тулен на террасе и поднимается, когда видит меня. Мне приходится скрывать, как я шокирована его больным видом. Рука Осии дрожит, когда он протягивает ее мне. Мама Тулен стоит позади него. Мне приятно ее видеть; она великолепна в переливчато-синем платье, отделанном алой вышивкой, и с царственной осанкой. Мама Тулен целует меня в щеку, прежде чем взять у меня поднос с пирогом, и оставляет нас с Осией на террасе. Он сильно изменился и уже не напоминает молодого рыбака, который в те давние дни, когда из-за густых джунглей бо́льшая часть берега была недоступна, со своей лодки показывал нам различные бухты. Кажется, он рад гостю, однако легко теряет нить разговора, его речь медленная, а взгляд постоянно устремлен в море. Мама Тулен оживляет беседу, возвратившись с нарезанным и разложенным по тарелкам пирогом. Возможно, это мои фантазии, но художницу что-то гнетет, хотя объявления о смерти Аманды еще не было. Не могу сказать, что ее тревожит, – Осия или какие-то свои проблемы. – Соломон доволен своей новой работой? – спрашиваю я. Осия не сразу выдает ответ. – Ему надо было оставаться в Оксфорде. Но чувство долга вернуло его домой. – Это замечательное качество для молодого человека. Я всегда верила в преданность. – Я тоже, леди Ви, но у одного моего сына чувства долга слишком много, а у другого – слишком мало. Грустное выражение на лице старика заставляет меня сменить тему. Осия всегда обладал сверхъестественной способностью читать море; он говорит, что у шторма «Кристобаль» может уйти двадцать четыре часа на то, чтобы выбрать остров для следующей атаки. Есть время на то, чтобы закрыть штормовые ставни и задраить люки. Миновало несколько десятилетий с тех пор, как тропический шторм нанес серьезный ущерб Мюстику. Тайфуны обычно проходят мимо нас, валя деревья и снося дома на Багамах. Вскоре Осия утомляется, хотя мой визит длится всего полчаса; его речь становится невнятной. – Давай-ка пройдем в дом, пока у тебя есть силы, – предлагает ему Мама Тулен. Осия в конечном итоге соглашается, и она помогает ему встать из кресла; болезнь Паркинсона превратила его некогда энергичную походку в немощное шарканье, и я сижу в молчании, не имея возможности помочь. Через несколько минут Мама Тулен возвращается, на ее лице мрачное выражение. – Мама, вы идете на поминальную службу? – спрашиваю я. – Конечно, я всегда выражаю свое почтение, когда уходит душа. Это обычай обеа. – Я как раз хотела спросить вас об этом. Обеа – это своего рода колдовство, не так ли? Она уверенно качает головой. – Это религия, как и христианство. Обеа исповедуют тысячи людей на Сент-Люсии, да и здесь, на Мюстике, тоже. На небе хватает места для множества богов. – Я не хотела вас обидеть; просто пытаюсь понять. – Волшебство обеа можно применить и во благо, и во зло, но мало у кого есть такой же дар, как у меня. – Она поворачивается ко мне, ее взгляд полон тревоги. – Осия переживает из-за своего сына Лайрона, поэтому так быстро устает. Он не хотел оскорбить вас, когда ушел внутрь. – Не надо извиняться, я была рада повидать его. – Мой взгляд падает на два нечетких символа на тыльной стороне ее ладоней, такие же, как рисунки на кораллах. – Мама, вы не обидитесь, если я спрошу, что означают ваши татуировки? – Жизнь и смерть. – Тулен вытягивает руки и показывает мне символы. – Открытая чаша – это бог жизни; он – вода и вино, которые никогда не иссякают. Перекрещенные стрелы символизируют Геде, бога смерти. Одетый гробовщиком, он со своей командой гробоносцев стоит на перекрестке между этим миром и следующим. Наши судьбы в его руках. – Очень интересно. А есть другие символы обеа? – Бо́льшая их часть пришла из естественного мира. Мы верим, что птицы – посланники духов. Если видишь белую сову, в твою общину через три дня придет смерть или болезнь. – А что означает паутина? – Это тоже плохой знак, он символизирует препятствие. Если найдешь паутину, значит, кто-то стоит на твоем пути. – Скрещенные стрелы – мощный символ? Мама медленно кивает. – Это худший из всех символов. Стрелы показывают, что Геде сразу же придет за тобой, если ты сделаешь что-то плохое. – Молодежь не понимает, как крепко связаны жизнь и смерть, правда? – Они думают, что будут жить вечно… Но у вас, леди Ви, много своих проблем. Я слышу это по вашему голосу. – Разве проблемы не у всех? Она издает смешок. – Ясновидение – это бремя. – Я вам не завидую. Даже с настоящим разобраться сложно. Многие исповедуют обеа? – В этой религии был воспитан Декс Адебайо, как и я, но много и других. Некоторые владельцы вилл верят в наши ритуалы. В лице Мамы столько мудрости, что мне хочется рассказать ей обо всем, но я вынуждена говорить общими словами. – Кто-то вредит молодым привилегированным членам общины и оставляет символы обеа. – Взгляните на тех, кто ближе всего к вам. Взять, например, доктора Пейкфилда. Он ночью ходил к той большой яхте, что, как тень, пятнает горизонт. – И зачем ему это понадобилось? – Вы можете выяснить сами. Мама Тулен снова смотрит мне в глаза, заглядывая глубоко, словно читает мою душу, и вдруг отшатывается; улыбка исчезает с ее лица. – Что вы увидели? – Ничего такого, о чем можно говорить вслух. Вы любите свою девочку, так что берегите ее. Слышите меня? – Вполне отчетливо, Мама. После этого в беседе возникает неловкость. То, что художница увидела в моих глазах – что бы это ни было, – вынудило ее отгородиться молчанием. Глава 31 Найл не горит желанием выполнять стоящую перед ним задачу, но у него нет возможности избежать этого. Ему остается только надеяться, что непродолжительное тюремное заключение изменило брата в лучшую сторону. Лайрон стоит под расположенным под потолком окном, его лицо спокойно, он смотрит сквозь решетку. И остается на месте, когда дверь отпирается, не демонстрирует намерения драться. Когда он садится на скамью у входа в отделение, Найл присоединяется к нему. Братья наблюдают, как море медленно приобретает сероватый оттенок. – Веришь или нет, но я не мог дождаться, когда ты вернешься, – тихо говорит Лайрон. – Я тоже. Я подумывал о том, чтобы пошататься по Сент-Винсенту, поискать девушек… – Чего их искать? Они никогда не клеились к тебе. Найл не может удержаться от улыбки.