Бэт идти всего с полмили до офиса туристического агентства, где она раньше работала. Где она и до сих пор, по идее, работает. До нее вдруг доходит, что она не перезвонила на работу, что ее не будет, и теперь гадает, кто делал все за нее, кто выполнял заказы. Машина ее жизни продолжает по инерции катиться без каких-то усилий с ее стороны и без ее согласия. Туристическое информационное агентство делит помещение и парадную дверь с редакцией «Эха Бродчёрча». Бэт ничего не знала о книге для соболезнований, которую они организовали, поэтому просто в шоке, когда у входа ее встречает Дэнни – увеличенная фотография с прошлогоднего Дня спорта. От этого она едва не теряет самообладание, но все равно заходит внутрь. Когда она входит, все разговоры разом прекращаются: слышен лишь шум компьютеров и шелест работающего в дальнем углу ксерокса. Ее коллеги сидят в ошарашенном молчании, в то время как она садится за свой стол и с шумом ставит на него сумку. – Привет, – говорит она. – Помочь кому-нибудь? Нет? Может, доставить рекламные проспекты на стеллажи? Жанет судорожно сглатывает, глядя на нее как на ненормальную. А Бэт и чувствует себя ненормальной. Эффект, противоположный тому, ради чего она сюда шла. Рядом с ней возникает Мэгги Радклифф. – Дорогая, что ты делаешь? – спрашивает она. – Тебе не нужно здесь находиться. У тебя случилось такое горе… – Я хочу быть полезной, – возражает Бэт. – Позволь, я отвезу тебя обратно домой, – говорит Мэгги. – Не хочу я домой! – Горячность, с какой это сказано, озадачивает всех, кроме нее самой. – Я только что пришла оттуда. Не могу я больше сидеть в этом доме. – Ох, детка… – говорит Мэгги. – У меня просто сердце разрывается, глядя на тебя. – Не нужны мне ничьи разбитые сердца! – заявляет Бэт. Она отрывается от Мэгги и через пожарный выход направляется на боковую аллею. Кто-то идет за ней. Она не оборачивается, чтобы выяснить, кто это. Еще одно прикосновение чьей-то нежной руки – и она эту руку откусит. Щеки ее горят, она проходит всю Хай-стрит и продолжает идти дальше, пока не добирается до одинокой скамейки на холме над городом. Здесь она наконец переводит дыхание. То, что она ушла из дома, ничего не решает. Дэнни и его потеря следуют за ней, куда бы она ни шла. Если уж на то пошло, то здесь, наверху, даже еще хуже. Куда ни посмотришь – везде небезопасно. Слева находится пляж, где его нашли. Прямо перед ней море, где он плавал под парусом и рыбачил. Справа расположен холм, где они вместе запускали воздушных змеев. Позади нее – их город, школа и дом. Горе – как занозы, глубоко впившиеся в кончики всех пальцев: к чему ни прикоснешься, все мучительно больно. – Не возражаете, если я присяду рядом с вами? – говорит чей-то голос. Это тот мужчина, которого она чуть раньше встретила на спортивной площадке. Так значит, он все время шел за ней? Бэт вздрагивает, а потом вдруг понимает, что на самом деле ей все равно. Что такого он может сделать ей, чтобы это было еще хуже того, что уже случилось? Она пожимает плечами, и он аккуратно опускается на другой край скамейки. – Люблю этот вид, – говорит он. Бэт ждет продолжения. Один, два, три… – Простите, если это покажется вам невежливым, но я знаю, кто вы такая. Мне трудно представить, каково вам сейчас. Но вы преодолеете все это. – Выходит, это вы тоже знаете, так? Когда она мотает головой, он сочувственно склоняет голову набок и смотрит на нее. Как будто передразнивает, повторяя язык ее жестов. – Только не поймите меня неправильно, однако у меня есть послание для вас. От Дэнни. Это самая жестокая вещь, которую ей кто-либо когда-либо говорил. Но хуже всего, что при этом он имеет наглость продолжать смотреть ей в глаза. – Да как вы смеете! – возмущается Бэт. – Прекратите говорить со мной! И немедленно оставьте меня в покое! – Я вовсе не пытаюсь вас расстроить. Я просто должен сказать вам это. Прошу вас! Эти слова гонят Бэт в спину, обратно в дом, в котором ей невыносимо находиться. 20 Том Миллер приносит с собой в полицейский участок свой красный скейтборд – как талисман, для уверенности в себе. Харди ничего не говорит, когда Джо, взрослый представитель ребенка на этом допросе, передает их младшего – Альфи? Джорджа? – Элли на время их разговора. Он отмечает пятна от пищи на футболке Джо и то, что выбрит он спешно и неровно. Честно говоря, Харди и сам не поймет, завидует ли он Джо, что тот сидит дома с детьми, или жалеет его. Они проводят допрос, который по настоянию Миллер будет называться у них беседой, в специальной комнате для работы с детьми. В углу горой свалены неряшливого вида игрушки, которые вряд ли заинтересовали бы и дошкольника. Подъемные жалюзи плотно закрыты. – Я просто водил его в скейтпарк покататься на доске, – сообщает Джо, пока Харди возится с видеокамерой. – Понимаете, подумал, что это как-то ослабит нервное напряжение. Но вместо катания там его обступили другие дети, все спрашивали о Дэнни. Они думают, что у него есть какая-то закрытая информация из-за того, где работает его мама. – Он тяжело вздыхает. – Не следовало мне его туда вести. Но понимаете, я просто пытался сделать что-то нормальное. Харди с отсутствующим видом кивает, проверяя, попадает ли Том в кадр. Мальчик нервно моргает, глядя в объектив камеры. – Когда ты в последний раз видел Дэнни? – начинает Харди. Джо вздрагивает, как будто ожидал более постепенного развития событий. – Перед тем, как мы уехали в отпуск, – отвечает Том. – Когда это было? За него отвечает Джо. – Три с половиной недели назад. Мы уехали в четверг утром. Харди внутренне закипает. Иногда один из родителей – не самый подходящий вариант взрослого, который должен присутствовать на допросе ребенка. Он заметил это, когда допрашивал друзей Шарлотты Гиллеспи, где защитный родительский инстинкт забивал все остальное. В этом смысле гораздо проще разговаривать с ребенком из приюта: социальный работник, по крайней мере, не мешает работать. – Простите, – говорит Джо, угадав мысли Харди, и откидывается на спинку своего стула. – Три с половиной недели назад, – эхом повторяет за отцом Том. – Мы уезжали в четверг утром. А за день до этого он заходил к нам. И мы с ним пошли в «Лидо». – У него был с собой телефон? – Не знаю. Том прикусывает щеку изнутри. – Но ведь у Дэнни вообще-то был телефон? Том кивает. – О чем вы с ним говорили? – Про футбол. Про компьютерные игры. Как обычно. – Что-то еще? Может, девочки? – Нет! Это первый неконтролируемый ответ, вырвавшийся у Тома. Джо, нервно заерзавший на своем стуле, не сводит глаз с сына. – Он не говорил, может быть, его что-то беспокоило? – Нет, – отвечает Том. – Вы с ним не ссорились? – Нет! И снова этот ответ прозвучал слишком быстро. – Не приходит ли тебе в голову, кто мог бы хотеть причинить вред Дэнни? Том не отвечает, но глаза его беспокойно забегали по треугольнику Харди – видеокамера – отец. – Какие у него были отношения с отцом? Джо, который вел себя хорошо во время последних нескольких вопросов, уже набирает побольше воздуха, чтобы ответить, однако Харди взглядом останавливает его. Мысли мечутся в его голове: что бы ни скрывал от него Том, Джо тоже это знает. Если Том сам не проговорится, нужно будет отдельно поговорить с Джо, но лучше было бы услышать это напрямую от мальчика. – Все, что ты скажешь здесь, будет абсолютно конфиденциально. В голубых глазах Тома появляются слезы. – Он сказал, что его отец бил его, – мямлит он. – Разбил ему губу. Внутренне Харди радуется. Такова уж специфика работы детектива, что иногда он ликует от известия, что взрослый мужчина ударил маленького мальчика. И сейчас как раз такой случай. – Выходит, он бил его несколько раз? – спрашивает он Тома. Подобный процесс идет по нарастающей, и не всегда постепенно. В медицинском освидетельствовании Дэнни о разбитой губе ничего не говорилось, и если бы Марка обвиняли в этом, то они бы уже через пять минут приобщили этот факт к данному расследованию. Бэт и Хлоя также ничего не говорили о проявлениях жестокости в семье. Иногда человеку достаточно один раз позволить себе такое и остаться безнаказанным, чтобы потом встать на этот скользкий путь. – Я не знаю, – говорит Том. – Он просто сказал, что иногда его отец бывает не в духе.