От бессилия Карен хочется стукнуться головой об стол. Маловероятно, конечно, что Стив Конноли, который сейчас нервничает, сидя на краю ее дивана в своей спецовке, был как раз той самой путеводной нитью, но она должна предложить полиции второй шанс все-таки ухватиться за нее. Пит Лоусон корчит гримасы за спиной у Стива. Видит Бог, Бэт понятен его цинизм, но они не могут позволить себе упустить даже малейший шанс. Они не могут доказать то, что Стив говорит насчет получения посланий от Дэнни, однако и опровергнуть этого они тоже не могут. А это уже должно что-то значить. Даже он сам признает, что не знает, почему и как это все у него работает, и Бэт это ободряет. Ее впечатляют вещи, которых она не понимает. Даже доктора зачастую знают, не как работает то или иное лекарство, а только какой оно дает результат. Почему же здесь должно быть по-другому? Она будет недостойна называть себя матерью, если проигнорирует Конноли, а потом окажется, что он был прав. Инспектор Харди обещал ей, что в расследовании использует все возможности, до последней. А это разве не считается? Она знает, что как только Харди увидит ее гостя, сразу начнется борьба. Тот принимает решение еще до того, как Конноли успевает открыть рот. – Так вот для чего вы нас сюда пригласили?! – говорит он Бэт, после чего, обращаясь уже к Питу, добавляет: – А вы – идиот набитый, раз позволили ему сюда войти. – Просто выслушайте его, – просит Бэт. Харди сердито хмурится, но умолкает. Стив обращается сразу ко всем присутствующим: – Дэнни хочет, чтобы люди знали: его убил кто-то, с кем он знаком. Харди взвивается. – Это просто оскорбительно, я прошу прекратить это прямо сейчас… – Я ведь говорил вам про лодку, – перебивает его Стив. – Вы меня не послушали. А теперь вы эту лодку нашли. – Просто удачная догадка, – пренебрежительно бросает Харди и поворачивается в сторону Элли: – Расскажите ей. Элли берет Бэт за обе руки. – Бэт, мы проверили, что у нас есть на Стива. Комната в глазах Бэт начинает уже привычно для нее клониться набок. – Он банкрот, ранее был осужден за угон машин, мелкие кражи и сговор с целью мошенничества. Стив вскакивает с места. – Все это не имеет никакого отношения к делу! Инстинктивно Бэт шарахается от него, в то время как Харди переходит в наступление. – Я не знаю, лжец вы, душевнобольной или искренне верите в то, что говорите правду, – бросает он в лицо Стиву, – но я должен найти убийцу и доказать его вину в суде. Я имею дело с фактами, а все, что предложили ей вы, – это фантазии. А теперь вы уедете из этого дома, и уедете очень далеко. Последнее предупреждение. Если я еще раз увижу вас здесь, то засажу в тюрьму! Пит берет Конноли под руку и торжественно выводит из дома. Все это время тот твердит о своей невиновности и искренности. Бэт для равновесия опирается рукой о стену. – Чего он хотел этим добиться? – спрашивает она Элли. – Я ему ничего не платила. – Через две недели он выступит перед прессой, – говорит Элли. – Через полгода напишет книгу «Как я раскрыл убийство в Бродчёрче». Будешь в городе, загляни в книжный магазин и увидишь там такие творения своими глазами. Удар попадает в цель. Бэт действительно видела такое, просматривая книжные полки в магазине во времена, когда все вещи не были так наполнены каким-то значением; она видела написанные бывшими детективами и психологами книжки в красно-черном мягком переплете, где на обложке изображен убийца, а жертв нигде не видно. Похолодев, она понимает, что ей не нужно было самой давать Конноли деньги, чтобы он на ней заработал. Ее горе является товаром, а он – акула. Как можно быть настолько циничным? И как можно быть такой дурой? За окном заметно какое-то движение: это Пит усаживает Конноли на водительское сиденье его собственного фургона, при этом он одной рукой придерживает ему голову, будто заталкивает подозреваемого в патрульную машину. Через стекло женщинам видно, как Конноли, сидя за рулем, разражается настоящей истерикой: он раскачивается, кричит и молотит по приборной панели кулаками. Когда Бэт отворачивается от окна, в голове у нее звенит пустота. 27 Харди и Миллер бродят по кладбищу возле церкви Святого Эндрю, где над старыми покосившимися надгробиями нависают громадные тисы. Согласно поквартирному опросу, преподобный Пол Коутс попал в число тех, у кого нет алиби на ночь, когда был убит Дэнни. Миллер возбужденно болтает о предстоящем званом обеде, превознося достоинства своего супруга, который у нее «просто бог домашнего очага». Харди, который еще не отошел после встречи со Стивом Конноли, отключился. – Вы хорошо знаете этого викария? – спрашивает он. Земля между могилами очень неровная, и он едва не вывихнул лодыжку на одном из комьев дерна. – Нет, он ведь живет здесь всего пару лет. Мы сами не особо ходим в церковь. Ну, ночная месса… на Пасху, если вы помните. – Как низко пало христианство! – А что насчет вас, сэр? Вы человек религиозный? – О да, я каждую ночь молюсь о том, чтобы вы наконец перестали изводить меня вопросами. Коутс ждет их на лавочке в начале кладбища, на коленях его лежит iPad. Пасторского воротничка на нем нет – так можно было одеться для игры в бильярд в каком-нибудь пабе. Харди замечает, что Коутс находит удовольствие в том, что выглядит более современно, чем от него ожидается, и что ему не терпится что-то продемонстрировать им с помощью своего iPad, поэтому умышленно игнорирует это. Он не в восторге от духовенства в принципе, но в этом смысле нет ничего хуже, чем ультрамодный викарий. У него, наверное, где-то на стене висит электрогитара, а за алтарем стоит синтезатор. – Насколько хорошо вы знаете семью Латимеров? Коутс опускает свой iPad. – Я лучше знаю Лиз, бабушку. Это одна из наших прихожанок. Но я веду занятия клуба по информатике в школе Дэнни. Он был очень способным учеником, как и Том. При этих словах лицо Миллер расцветает. – Они все схватывают интуитивно. И скорее похоже на то, что это я должен держаться на уровне с ними. Голова Харди напряженно работает: теперь, когда в церкви больше нет детского хора, когда дети поклоняются алтарям «Майкрософта» и «Эппл», каким образом можно получить лучший доступ к маленьким мальчикам? – А зачем вы ведете занятия в клубе информатики? – спрашивает Харди. Прежде чем ответить, Коутс скрещивает руки на груди. – Я пытаюсь поддерживать связь с обществом всеми доступными способами. К тому же меня об этом попросили. Насколько я знаю, последний учитель, который здесь по-настоящему разбирался в компьютерах, заработал себе нервный срыв. – О да, это был мистер Броутон! – вмешивается Миллер. – Бывало, просто сидит и смеется не понятно чему. – Да уж. В общем, у меня оказалось преимущество по сравнению с человеком, который хихикает сам с собой. – Где вы были в ночь смерти Дэнни? – говорит Харди, чтобы положить конец всему этому трепу. – Я уже рассказывал об этом вашим полицейским… Был у себя дома, один. Я живу в доме у подножия холма. Встал поздно, пытался писать проповедь. Стараюсь оперативно откликаться на события жизни. У меня жуткая бессонница. Вот уже шесть или семь лет. Не могу найти средства от нее, все перепробовал. Поэтому я часто долго не ложусь, брожу – лучший мой способ справиться с этим. Харди слушает, а взгляд его тем временем гуляет по сторонам. Он отмечает для себя, что с церковного двора видно спортивную площадку, которая выходит к дому Латимеров. Миллер в голову приходит та же мысль. – Но вы не бродили по улице в ночь на четверг? – Я этого не помню, – говорит Коутс. – Я хотел сказать, что я мог в какой-то момент выходить подышать свежим воздухом, я часто так делаю. Но точно я не помню. Закончив разговор, Харди и Миллер в угрюмом молчании идут обратно через кладбище. – Ненавижу то, во что я превращаюсь, – вдруг говорит она. – В хорошего детектива? – Становлюсь бесчувственной, грубею сердцем. Ей еще только предстоит понять, что это одно и то же. Быстроходный надувной катер, который возит туристов на захватывающие морские прогулки, пришвартован на самом краю пирса. Сьюзен Райт стоит у причала и раздает прохожим рекламные листовки. – «Бластер Бродчёрча»! Получасовая прогулка! – Она насильно всовывает флаер в руку проходящей мимо мамаше. – Следующий заезд через пятнадцать минут, вам сюда, пожалуйста, лучшего вложения для пятнадцати фунтов у вас еще не было. Детям – за полцены, абсолютная безопасность гарантируется. Женщина внимательно изучает лицо Сьюзен и крепче сжимает руку своей дочки. А листовку бросает в первую же мусорную корзину, встретившуюся на пути. Следующий флаер достается Мэгги Радклифф. – Выглядит привлекательно, – говорит она, окидывая Сьюзен взглядом. – Я Мэгги. Редактор из «Эха». – Да, я видела вас на собрании. – А вы Сьюзен. Или Элейн? – Впрочем, при виде горячего энтузиазма Мэгги взгляд Сьюзен становится все холоднее. – Ваша фотография с Морской бригадой мальчиков, где вы под другим именем, есть только у меня. Мэгги торжествует, но Сьюзен невозмутима. – Видно, ваши люди что-то перепутали и неправильно записали, – отвечает она. – Если я насчет чего-то и вымуштровала свою команду, то это как раз на то, чтобы они правильно записывали и произносили имена людей.