– Вы, должно быть, очень тоскуете по нему, – говорит Карен, и на глазах Лиз появляются слезы. – Мой Джефф научил его, как пинать эти штуки, – говорит она, жестом показывая на футбольные мячи. – В два года он уже умел провести мяч из одного конца сада в другой. Он был маленькой звездочкой футбола. – Она вытирает глаза обратной стороной ладони. – И я пообещала себе, что не отступлю. Что буду сильной среди всего этого. Я просто хочу, чтобы они поймали сволочь, которая это сделала. – Она улыбается Карен бледной улыбкой. – Простите, но я не припомню вашего имени. – Это вежливое оправдание человека, который за последние несколько дней встретил больше незнакомых людей, чем за предыдущее десятилетие. – Я Карен. Работаю на «Геральд». Лиз испуганно отшатывается от нее – Карен знала, что так и будет. – Мы не общаемся с прессой. – Я в курсе. Но знаете, что я вам скажу? И будьте уверены, что это лучший совет в данной ситуации. На вашем месте мне было бы ужасно неприятно, что Дэнни игнорируют. Она на мгновение касается руки Лиз, после чего оставляет ее рыдать над кучей потертых футбольных мячей. Бэт на заднем дворе развешивает белье на веревку. Одноклассники Дэнни гоняют мяч на школьном стадионе. Она борется с горячим порывом перепрыгнуть через забор, выбежать в гущу мальчишек, схватить одного из них – любого – и крепко прижать к себе, чтобы почувствовать, как бьется его сердце. Обычно во время таких игр на стадионе присутствуют только дети, но сегодня вдоль линий поля, словно часовые, нервно стоят и некоторые из родителей. Стив Конноли, заговоривший с Бэт прямо через забор, притягивает к себе их встревоженные взгляды. Один из папаш украдкой снимает его на свой мобильный. Теперь каждый считает себя свидетелем. Стив не замечает этого; он вежлив, но настойчив, и все его внимание сфокусировано исключительно на Бэт. – Несколько дней назад я назвал полицейским улику, которую им следует искать, – говорит он. – Но они пропустили это мимо ушей, и она сгорела, прежде чем они на нее попали. Так что теперь будет намного сложнее проанализировать ее должным образом. Он, должно быть, говорит о лодке, которую они нашли в огне. Все об этом уже знают. – Зачем вы все это мне рассказываете? – Потому что я реально могу помочь! Я могу помочь. – Стив прижимает руки к груди в почти молитвенном жесте. – Но чтобы это произошло, нужно, чтобы ко мне относились серьезно, а пока что этого не наблюдается. Бэт не знает, что и думать. Она опускает глаза. Сверху в корзине со стираным бельем лежит красное платье, которое было на ней в день, когда она увидела Дэнни лежащим на пляже. Она развешивает его, хотя точно знает, что больше никогда в жизни не наденет. – А что, если вы ошибаетесь? Стив мотает головой. – У меня нет никаких причин вам лгать. Бэт, я хотел бы, действительно хотел бы, чтобы у нас с вами никогда не было повода познакомиться. Но то, что я вам рассказал, является реальным. И вы должны убедить в этом полицию. Внутри Бэт идет борьба между сомнением и надеждой. Те вещи, с которыми имеет дело Стив, слишком велики, чтобы ее сознание могло охватить их, точно так же, как в ней слишком много горя, чтобы она могла переработать такую информацию. И дело не в том, что она в это не верит. Просто она никогда раньше, до этого момента, серьезно не думала об этом. В ее прежней, милой сердцу жизни не было места для философии, как и не было никаких призраков. Но теперь ее жизнь внезапно упирается в то, что она доверяется посторонним мужчинам. Делает признание викарию. Зависит от инспектора Харди. А теперь еще и этот странный серьезный тип, который говорит, что он является связующим звеном с Дэнни. Она смотрит ему прямо в глаза. Он, не дрогнув, выдерживает ее взгляд. – О’кей, – наконец говорит она. Теперь, когда доверие к собственному мужу подорвано, всю свою веру Бэт направляет на незнакомых мужчин. 26 Харди в бешенстве, Элли подавлена. Пресса раскопала прошлое Джека Маршалла, в то время как отдел уголовных расследований, увязнув в заторе из невыполненных мероприятий и разных проверок, даже не подумал уделить ему первоочередное внимание. Ее тошнит – причем тошнит физически, так что она не может доесть свой ленч, – при мысли, что это мог быть Джек. Этот человек отвечал за ее сына, водил всю Морскую бригаду в походы, застегивал их спальные мешки, смотрел, как они переодеваются. Джек находится в Бродчёрче так давно, что уже считается почетным местным жителем, но, конечно, он жил здесь не всегда: он купил этот магазинчик, когда Элли было примерно лет семь. Теперь она вспоминает, как это было. В комнате для допросов тепло, но Джек даже не снял плащ. Если он и виновен, то по нему это никак не заметно – это лицо хорошего игрока в покер. – Вы насчет того почтальона, который пререкался с Дэнни? – спрашивает он. – Нет, – отвечает Элли. – Хотя мы с ним действительно побеседовали. Он говорит, что в тот день и не думал ссориться с Дэнни. – Чушь собачья! Я видел это своими глазами. Наступает пауза, в ходе которой Элли ждет, чтобы Харди взял нить допроса в свои руки. Прежде чем заговорить, тот откашливается. – Расскажите нам о том, как вас осудили за секс с малолетками, Джек. На лице его ни удивления, ни возражения, все тот же спокойный контроль. – Значит, займемся разоблачениями, так? – Мы просто хотим установить факты, – говорит Харди. – Когда мы с вами беседовали, вы об этом не упоминали. – К Дэнни это не имеет ни малейшего отношения. – Вы помогаете, занимаетесь Морской бригадой. Для этого требуется проверка Бюро криминального учета и перекрестная проверка по реестру лиц, совершивших преступления на сексуальной почве. – Я не совершал преступлений на сексуальной почве! – с высокомерным презрением заявляет он. – Это обвинение было чистым фарсом. Поэтому меня нет ни в каких базах данных. – И только потому, что это произошло еще до того, как этот реестр появился, – говорит Харди. – Вы должны были бы сами декларировать это. – Что, прямо после переезда в новый город? Должен был вывесить небольшой такой предупредительный значок? Здесь находится бывший заключенный. Я сюда приехал, чтобы избавиться от всего этого. И не являюсь тем, на кого вы намекаете. Харди шелестит лежащими перед ним бумагами. – Когда вы видели Дэнни Латимера в последний раз? – Я уже говорил вам, что он делал для меня разноску за день до того, как его нашли. – А где вы были в ту ночь, когда Дэнни погиб? – У себя дома, читал книгу. – Кто-нибудь может это подтвердить? – спрашивает Харди, и это звучит как утонченная насмешка над одиноким стариком. – Только моя книга. – Джек обиженно поджимает губы. – «Джуд Незаметный». Вам не понравится – картинок мало. Несмотря на нешуточную ситуацию, Элли ловит себя на том, что закусывает губу, чтобы не рассмеяться. – Нам говорили, Джек, что вы являетесь увлеченным фотографом-любителем, – продолжает Харди. – И сделали много фотографий мальчиков из Морской бригады. Элли больше не улыбается. Как и Джек. – Мне по-настоящему жаль вас, – говорит он. – Видеть только порочное в совершенно нормальном поведении. Не хотел бы я быть на вашем месте и обладать такими мозгами. А теперь, если у вас есть обвинение или улики, которые вы можете мне предъявить, я хотел бы это услышать. В противном случае выпускайте меня отсюда, мне работать нужно. С этими словами он поднимается с места. Они вынуждены его отпустить. Карен заинтригована: Мэгги пригласила ее в святая святых «Эха Бродчёрча» – в кабинет главного редактора. Как же все это скопление пропыленных растений в горшках и деревянных кошек на полках далеко от доминирования дорогой кожи и хромированного металла в кабинете Лена – земля и небо! – По-прежнему хотите свой письменный стол? – спрашивает она. – Тон у вас заметно изменился. Мэгги выливает осадок из своей кружки в горшок с цветущим паучником. – Олли ни за что не стал бы упираться и раскапывать информацию о Джеке Маршалле, если бы это было не для вас, – говорит она. – И думаю, что лучше иметь внутри нашей палатки такого человека, который писает наружу, чем его же снаружи, с тем, чтобы он писал к нам внутрь. Тем более, когда речь идет о вас. Но мы делаем одно дело. Вы можете начать с того, чтобы принести нам чаю. Мне, пожалуйста, без сахара, Уайт. Выбор у Карен невелик, так что ей приходится это проглотить. Ко времени, когда она возвращается с чаем, Мэгги ушла на один из перекуров, которые по ее настоянию проводятся за пределами офиса, и сейчас натужно сосет электронную сигарету: от старых привычек уйти сложно. Карен ставит дымящуюся кружку на стол и автоматически начинает просматривать распечатки, над которыми работает Мэгги. Сверху лежит статья трехмесячной давности о сборе средств на организацию Морской бригады, здесь же снимок Джека Маршалла и выводка мальчишек в униформе. На снимке есть еще кое-кто. Это та самая несчастного вида женщина с собакой, хотя на то, чтобы узнать ее, у Карен уходит несколько секунд, потому что здесь она улыбается. А это, очевидно, направление поиска Мэгги. В подписи под фото она красной ручкой обвела имя ЭЛЕЙН ДЖОНС, а на полях оставила пометку: Почему она изменила имя? На брифинге назвалась Сьюзен Райт. Ее преследуют? Карен фиксирует в памяти эту страницу. Она позволит Мэгги на этом этапе поработать ножками, а затем, если это окажется важным, приберет все к рукам. Интересно в качестве боковой колонки, но никак не основного сюжета. Что-то – ее опыт в сочетании с добрым старым чутьем журналиста – подсказывает ей, что искать следует вокруг Джека Маршалла. Она возвращается в общий зал, где Олли устанавливает компьютер на ее рабочем месте. – Так ты уже поговорил с Джеком Маршалом? – спрашивает Карен, когда он поспешно нажимает сочетание клавиш Ctrl+Alt+Delete[12]. – Я подумал, что лучше нам оставить это полиции. Карен про себя вздыхает: при всех профессиональных амбициях Олли его все еще нужно кормить с ложечки. – Но ведь это ты выполнил эту работу. И ты нащупал связь. Ты и сам был в Морской бригаде. Неужели ты не хочешь раскрутить это? Что, если это был он, а ты упустил такой сюжет? Олли смотрит на нее широко раскрытыми глазами. – Не думаю, чтобы Мэгги пошла на это.