– Блин! – Она с размаху упирается ногой в пол, хотя сидит не за рулем. – Стоп! Я знаю, где ее искать. – А с чего бы ей… – начинает Харди, но она уже выскочила из машины и тащит его за собой. Дверь в «Эхо» открыта нараспашку. Элли колеблется у входа, боясь того, что может там обнаружить. Если Сьюзен осуществила то, чем угрожала Мэгги, она себе этого никогда не простит. Харди держится рядом и, следуя ее молчаливым указаниям, на цыпочках проходит через отдел новостей в дальний конец комнаты. В темном углу, среди царящего там беспорядка, вокруг стола для совещаний сидят Мэгги, Олли и Сьюзен Райт – словно на какой-то нелепой официальной встрече. Даже отсюда Элли чувствует застоявшийся запах табака. – Спасибо, что заглянула к нам, Сьюзен, – говорит Мэгги. Это голос прежней, уверенной в себе Мэгги. – Я тут немного покопалась в твоем прошлом. Видишь ли, у меня много друзей во всяких нужных местах. Мои друзья издают половину местных газет в этой стране. Поэтому мне известно насчет твоего мужа. И твоих детей. И что о тебе говорили, хотя это и не было доказано. Олли через стол подсовывает Сьюзен лист бумаги. С того места, где они стоят, Элли видит, что это газетная страница, только не видно, что там написано. – Чего вы от меня хотите? – механическим голосом спрашивает Сьюзен. – Ты угрожала мне, и я едва не позволила, чтобы это сошло тебе с рук. – Видно, что Мэгги зла на себя не в меньшей степени, чем на Сьюзен. – Я собираюсь рассказать обо всем в полиции. – В этом нет необходимости, – говорит Харди. Олли явно изумлен, увидев полицейских. Мэгги выглядит так, как будто ждала этого. Лицо Сьюзен остается непроницаемым. – Сьюзен Райт, вы имеете право хранить молчание, но это повредит защите, если вы при ответе на наши вопросы не упомянете что-либо, на что впоследствии будете ссылаться в суде. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в качестве улик. Он по рации вызывает патрульных. Входная дверь распахивается. – Вы можете взять это, – говорит Мэгги. – Я сделала для себя копии. – Спасибо, – только и может сказать Элли. Это газета из Северного Лондона почти двадцатилетней давности, но Сьюзен Райт на фотографии узнается сразу же. Заглавие над снимком содержит всего одно слово: ЧУДОВИЩЕ. В глаза бросаются десятки мерзких слов из этой статьи. Как они могли такое пропустить? Сьюзен не сопротивляется и смиренно протягивает руки для наручников. Впрочем, когда они оказываются на улице, все кардинально меняется. – Где моя собака? – вопит она. – Кто забрал мою собаку? Элли смотрит на фонарный столб. Винс пропал вместе с ошейником и поводком. Она спрашивает патрульных, что они знают об этом, но те смотрят на нее с непонимающим видом. Сьюзен Райт рвется и плачет, требуя выяснить, что случилось с ее псом. Вернувшись в участок, они отправляют арестованную в камеру и спешно подытоживают новые обстоятельства по делу. Сьюзен Райт, перейдя из второстепенного списка, превращается в подозреваемого номер один. Нужно будет еще подождать, пока проверят ее алиби, – это означает, что патрульные должны будут обойти все автофургоны на стоянке и опросить хозяев. Им также необходимо получить данные от полиции Эссекса для подтверждения газетной статьи. Этим займется Ниш. Хотя по опыту с Джеком Маршаллом они знают, что факты имеют весьма ограниченное применение, если подозреваемый не заговорит сам. Все это время Сьюзен Райт упорно молчит, делая исключение только для темы о своем псе Винсе. Им необходимо найти эту собаку. Куда она могла подеваться? И кому она могла понадобиться? Поздно ночью на детской площадке пустынно. Листья на деревьях потрескивают, как электрические разряды в радиоприемнике. Время от времени резкий порыв ветра раскачивает пустые качели, и их цепи начинают скрипеть. На расположенную рядом автопарковку заезжает фургон Марка Латимера. Оттуда выходит фигура в куртке с капюшоном, под его тяжелыми ботинками шелестит гравий. Человек берет с пассажирского сиденья арбалет. Затем он открывает заднюю дверь фургона. Из машины на своего нового хозяина с недоумением смотрит Винс. Найдж сдергивает капюшон с головы и направляет арбалет в голову собаке. – Что же нам с тобой делать, мальчик, а? – говорит он. Марк Латимер уложил Бэт и Хлою спать. Пустые пивные бутылки, готовые отправиться в бак для повторной переработки, выстроились в шеренгу, как солдаты. Он берет из холодильника еще одну и смотрит на мигающий экран телевизора. Затем в голове у него что-то щелкает. Ночь прохладная, поэтому он накидывает куртку с капюшоном, надевает тяжелые кожаные ботинки и, выйдя из дому, идет через спортивную площадку. В темноте проглядывает зелень травы. Вскоре фигуру Марка поглощает ночь. На другой стороне площадки Пол Коутс отодвигает стакан апельсинового сока и смотрит на него так, будто ему хочется чего-нибудь покрепче. Он роняет голову на руки, но затем, как будто приняв какое-то решение, решительно встает. Действуя быстро, словно боясь передумать, он прикрывает пасторский воротничок капюшоном и надевает тяжелые кожаные ботинки. Он безошибочно идет среди надгробий по неосвещенному кладбищу. Это человек, который оживает с наступлением темноты. 51 Чудовище… Если Сьюзен Райт действительно виновна в том, в чем ее обвиняет пресса, другого слова и не подберешь. Неудивительно, что она представилась фотографу из «Эха» другим именем. Элли смотрит на досье, которое передала ей Мэгги Радклифф, понимая, что именно этот материал стал основанием для публикации. Одному Богу известно, что пресса еще скрыла. Она не узнает этого, пока не придут файлы из полиции. Но все архивы закрыты до завтрашнего утра, а в далеком полицейском участке накрылась компьютерная система, выдавая кодированные цифровые сообщения о возникших неполадках. «Еще минутку, теперь уже скоро…» – повторяет едва не доведенная до истерики сержант из Эссекса. Она твердит это уже два часа. В десять Элли звонит Джо и говорит, чтобы он ужинал без нее, а потом без нее ложился спать. Он отвечает, что ладно, он не против, но интонация предполагает противоположный смысл. Теперь так разговаривают все, кто имеет хоть какое-то отношение к этому делу: говорят правильные вещи, но дают просочиться подтексту – через тон или жест, – так что в этом плане к ним не придерешься. Она думает о бедном Бобе, который занимается поквартирным обходом в поисках этого пса, Винса, в то время как Линдси и дети забывают, как выглядит их папаша. Она проводит время за тем, что отслеживает алиби Сьюзен Райт. Несколько жителей этой стоянки для трейлеров со стажем сообщили, что видели ее во второй половине дня, а потом уже на следующий день, хотя никто из них не знает ее по имени. Все называют ее «та, с собакой». Элли даже кажется, что если бы Сьюзен вышла из дому без собаки, то это было бы для нее равносильно изменению внешности. В ту ночь там была вечеринка, и несмотря на это – или как раз благодаря этому! – никто не обратил внимания на трейлер номер три. Элли смотрит на список людей, которые потенциально могут подтвердить ее алиби: все имена в нем, кроме двух, уже зачеркнуты. Когда на рабочем столе звонит телефон, она не сразу берет трубку, гадая, какая из хороших новостей придет первой: про алиби, про файлы из полиции или про собаку. Это не первое, не второе и не третье, но звонок, который с диспетчерского пункта принимает дежурный сержант, дает толчок всему расследованию. Кто-то сообщил, что заметил свет фонарика внутри огороженной полицейской лентой хижины на скале. Элли вскакивает так порывисто, что поднятым ею ветром сдувает со стола подборку газетных вырезок. Едва увидев ее лицо, Харди понимает, что речь идет о чем-то важном, а когда она рассказывает, что им только что сообщили, на секунду застывает на месте, а затем хватает свой пиджак и бросается к выходу. – Нечего стоять тут и рассусоливать, Миллер, – на ходу бросает он. – Вперед! Элли забрасывает свою сумку через плечо и на ходу, по дороге к машине, вызывает подкрепление. Пока она ведет машину, Харди отдает распоряжение, чтобы отследили, откуда звонил информатор. Ладони Элли на руле вспотели. Какое-то время ей кажется, что решение придет вдруг, само, свалится из ниоткуда, и, может быть, это как раз тот случай. Бессмыслица, конечно, но с таким же успехом то же самое можно сказать и обо всем этом расследовании. На место они прибывают первыми. В последний момент она принимает мгновенное решение выключить огни и заглушить двигатель, так что на парковку они заезжают невидимыми и практически неслышимыми. Отсюда хижина кажется погруженной в абсолютную темноту. Хлопающая на ветру полицейская лента ограждения кажется нетронутой. Только не говорите, пожалуйста, что это ложный вызов! Луна скрывается за тучей, и они светят себе под ноги фонариком. Харди жестом показывает, что он осмотрит переднюю сторону дома, тогда как ей достается осмотреть его сзади. Элли подходит вплотную к двери. Вставленные в ее раму стекла образуют решетку из черных зеркал. Внутри не заметно каких-то признаков жизни, и она смиряется с мыслью, что кто бы это ни был (в лучшем случае – валяющие дурака подростки, в худшем – киллер), они его упустили. Чтобы удостовериться в этом, она подносит фонарик к стеклу. Внезапно распахнувшаяся дверь бьет Элли в лицо. Боль от разбитого носа на несколько секунд оглушает ее. Она приходит в себя как раз вовремя, чтобы заметить фигуру в капюшоне, которая проскакивает мимо. Она успевает рассмотреть ее только в самых общих чертах – это белый, слишком высокий для женщины, не худой и не толстый, – как он уже скрылся. На шум прибегает Харди. Он теряет лишь секунду на то, чтобы убедиться, что с ней все относительно в порядке, после чего бросается вдогонку за взломщиком. Лучи их фонариков белыми мячиками скачут по неровному рельефу. Комковатый дерн сменяется крупнозернистым песком, который переходит в грунтовую тропинку, ведущую лишь в одно место. – Подозреваемый направляется к лодочной мастерской! – кричит Элли в рацию. Трескучий голос отвечает ей, что патрульная машина будет через несколько минут. Харди не так быстр, как можно было предполагать, глядя на его длинные ноги, он бежит не намного быстрее ее. Подозреваемый перелетает через проволочную ограду лодочной мастерской с легкостью гимнаста. К тому времени, когда Харди с Элли неуклюже преодолевают это препятствие, мужчина исчезает в лабиринте блестящих корпусов лодок. Все здесь сбивает их с толку. Отражающийся от лодок звук искажает чувство пространства. – Я знаю, что ты здесь, – говорит Элли. – Место окружено. Тебе не уйти. Она напряженно прислушивается, не раздастся ли вой приближающейся сирены, который мог бы подтвердить ее блеф, но ничего не слышно. Единственный звук здесь – тяжелое дыхание запыхавшегося Харди где-то рядом. Она выключает фонарик и делает несколько глубоких вдохов через нос, как будто хочет найти подозреваемого по запаху. Он должен быть где-то близко. Она старается ступать легко, чтобы галька не хрустела под ногами. В почти полной тишине вдруг звонит телефон, выдавая ее позицию. – Зараза! – шепотом выдыхает Элли. Она смотрит на номер и сбрасывает вызов. Это пришли материалы по Сьюзен Райт. Лучшего времени не придумаешь… Внезапно она летит на землю, не успев сообразить, что случилось. Она выставляет руку, чтобы предотвратить падение, но натыкается на что-то, после чего слышится громкий треск. Ладонь ее попадает на десятки крошечных острых камней и сильно оцарапывается. Элли неловко падает на плечо и перекатывается так, что задевает щекой гравий и чувствует на губах его вкус. На этот раз она приходит в себя не мгновенно. Ее внутренний шарнир временно вышел из строя, и мир вокруг бешено раскачивается. Когда Элли в конце концов удается остановить его и сесть, ее пронзает боль от запястья до точки где-то глубоко в позвоночнике. Наконец к ней приближается голубой луч фонаря. Теперь Харди до прихода подкрепления придется преследовать этого человека одному. – Сэр! – говорит она, показывая направление здоровой рукой. – Туда! Вдалеке затихает топот лишь одной пары ног. Спотыкаясь, она бредет по проходу между рядами лодок и очень скоро останавливается, натолкнувшись на Харди, который лежит на спине. Рядом валяется его фонарик, худые руки отчаянно хватаются за грудь, потому что он задыхается, борясь за каждый новый вдох. Слышится звук хлопающих дверей патрульной машины, и во двор мастерской вбегают полицейские. Элли лучом своего фонарика указывает направление, куда скрылся подозреваемый. – Догоните его! Сама она тяжело опускается на землю рядом с Харди. Глаза у него выкатились, на лбу пульсирует толстая вена, похожая на забравшегося под кожу червя, между посеревших губ свисает язык. Позади нее кто-то пытается по рации вызвать скорую. – Не смейте, черт бы вас побрал! – кричит она Харди, расстегивая ему воротник. Пара констеблей начинают сердечно-легочную реанимацию, с силой надавливая ему на грудь. Элли держит Харди за руку, пока они ждут прибытия парамедиков. Большим пальцем она прощупывает его пульс, а он все замедляется, промежутки между ударами становятся все больше и больше, пока от него уже почти ничего не остается. 52 Алек Харди находится в забытьи, и пульсация его сердца сопровождает нереальные видения в его голове, словно саундтрек. Перед глазами постоянно проплывают какие-то картины, как в бесконечном фильме, который он приговорен смотреть вечно. Лицо Шарлотты Гиллеспи превращается в Дэнни Латимера. На нем ее кулон, а она несет его скейтборд. Он видит Дейзи в том же возрасте, что и они. Она одета в школьную форму и после уроков бежит в его распростертые объятия. Ее сменяет другой маленький мальчик, которого он никогда раньше не видел; тот сидит на песке, прижав колени к груди, в то время как на пляже Харбор-Клифф наступает отлив. Затем все вдруг становится белым. Органы чувств начинают работать по очереди, один за другим. Сначала возвращается осязание в виде боли, резкий укол с внешней стороны его правой ладони. За ним идет обоняние, запахи больничного покоя – смесь пота и дезинфицирующего средства, которую ни с чем не спутать. Что-то пищит под его левым ухом. Он ощущает затхлый вкус у себя во рту. Первое, что он видит, когда глазам удается сфокусироваться, – это вертикальные полоски жалюзи, которые свисают на окне, словно размотанные бинты. В трубке, подведенной к его носу, свистит кислород, а через катетер в его правой руке из капельницы что-то внутривенно вливают. И посреди всего этого – детектив-сержант Миллер с гроздью винограда. – Я надеялась, что вы сможете подавиться косточками, – говорит она, отодвигая гроздь, чтобы он не мог ее достать.