– Не хочешь же ты… – Кто-то пырнул его эдаким кинжалом, сварганенным из трубки от зонтика и вышивального шильца. – Ух ты! Он объяснил подробнее. – Да, но… – Трой уставилась на мужа. – Когда тебе нужно быть в Ярде? – В десять. – Ладно. У тебя есть два часа и время позавтракать. Доброе утро, дорогой. – В ванной Фокс, и я знаю, что не гожусь для спальни леди. – Кто сказал? – Если не ты, то никто. – Он притянул ее к себе и обнял. – Трой, можно мне попозже утром рассказать Фоксу? – Если хочешь, милый. – Возможно, захочу. Насколько сильно, по-твоему, я тебя люблю? – Мне слов не хватает, – ответила Трой, пародируя покойного Гарри Тейта[42]. – И мне. – Мистер Фокс выходит из ванной. Прочь отсюда. – Пожалуй, ты права. Доброе утро, миссис Квиверфул[43]. По пути в ванную Аллейн заглянул к Фоксу. Инспектора он застал лежащим на кровати, без пиджака, но невероятно опрятного: влажные волосы зачесаны назад, подбородок сияет, рубашка туго натянута на крепких грудных мышцах. Глаза у него были закрыты, но он открыл их, когда Аллейн сунул голову в приоткрытую дверь. – Разбужу вас в половине десятого, – пообещал Аллейн. – Вы знаете, что быть вам крестным дедушкой, Братец Лис? Когда глаза Фокса расширились, старший инспектор закрыл дверь и, посвистывая, направился в ванную. Глава 9 Скотленд-Ярд I В половине одиннадцатого в кабинете старшего инспектора Аллейна в Новом Скотленд-Ярде была официально начата рутинная процедура расследования убийства. Сам Аллейн, сидя за столом, принимал доклады сержантов Гибсона, Уотсона, Скотта и Солиса. Мистер Фокс, в котором благодушие и отличное настроение умерялись строгостью, обычной его реакцией на доклады о наблюдении, критически слушал подчиненных, каждый из которых держал перед собой служебный блокнот. Шестеро мужчин серьезно занимались повседневной работой. Ранее тем же утром в других районах Лондона другие специалисты занимались каждый своим делом: капитан Энтуистл, эксперт по баллистике, вставил стрелку, изготовленную из трубки зонта, в револьвер и выстрелил ею в мешок с песком; аналитик мистер Каррик подверг пробку различным тестам на ряд смазочных веществ; а сэр Грэнтли Мортон, прославленный патологоанатом, которому ассистировал доктор Кертис, вскрыл грудную клетку Риверы и с большой осторожностью извлек его сердце. – Хорошо, – сказал Аллейн. – Несите сюда стулья и курите, если хотите. Разговор, скорее всего, будет долгим. Когда все устроились, он указал черенком трубки на сержанта с тяжелым подбородком, соломенными волосами и, по обыкновению, удивленным лицом. – Это ведь вы обыскивали комнаты покойного, Гибсон? Давайте начнем с вас. Гибсон большим пальцем перелистнул до нужного места блокнот, с явным изумлением глянул на записи и пустился докладывать нараспев и тоненьким голосом: – Покойный Карлос Ривера проживал по адресу 102, Бедфорд-мэншнс, Остерли-сквер. Квартира с гостиничным обслуживанием, арендная плата пятьсот фунтов в год. – И почему только мы все не играем на гармошках? – спросил Фокс, ни к кому, в сущности, не обращаясь. – В три часа утра первого июня, – продолжал визгливо Гибсон, – получив ордер на обыск, я произвел вход на вышеозначенную территорию посредством ключа на кольце, снятого с тела покойного. Квартира состоит из холла шесть на восемь футов, гостиной двенадцать на четырнадцать футов и спальни девять на одиннадцать футов. Обстановка в квартире следующая: в гостиной – ковер, пурпурный, толстый; занавеси, от пола до потолка, пурпурного атласа. – «Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками!..»[44] – пробормотал Аллейн. – Пурпурные. – Можно называть это муаром, мистер Аллейн? – Э… Продолжайте. – Диван, обитый зеленым бархатом, три кресла, то же самое, обеденный стол, шесть обеденных стульев, открытый камин. Стены выкрашены в желтовато-коричневый цвет. Подушки: семь штук. Зеленый и пурпурный атлас. – Он посмотрел на Аллейна. – Прошу прощения, мистер Аллейн? Что-то не так? – Ничего-ничего. Продолжайте. – Книжный шкаф. Четырнадцать книг. Иностранные. Опознал четыре как отчеты о полицейских расследованиях. Картины – четыре штуки. – Они-то на что похожи? – поинтересовался Фокс. – Не важно, грязный вы старикашка, – сказал Аллейн. – Два наброска ню, мистер Фокс, что называется, «настенные девушки». Остальные еще откровеннее. Портсигары: четыре штуки. Сигареты коммерческого производства. Взял по одной из каждой коробки. Стенной сейф. Комбинационный шифр, но я нашел записку с цифрами в записной книжке покойного. Содержимое… – Минутку, – прервал Аллейн. – Во всех квартирах есть такие сейфы? – В ходе изысканий я установил, что покойный договорился об установке. – Хорошо. Продолжайте. – Содержимое. Мной был извлечен ряд документов, два гроссбуха, или бухгалтерские книги, и запертый ящик для наличности, содержавший триста фунтов банкнотами малого достоинства и тринадцать шиллингов серебром. – Тут Гибсон остановился по собственному почину. – Надо же! – удивился Фокс. – Тут мы и впрямь, возможно, на что-то наткнулись. – В сейфе я оставил записку с описью содержимого сейфа, а сам сейф запер, – сказал Гибсон с нотой неуверенности, вызванной, вероятно, опасениями за стиль своей прозы. – Мне представить содержимое сейчас, сэр, или продолжать со спальней? – Сомневаюсь, что я способен снести спальню, – сказал Аллейн. – Но продолжайте. – Она выдержана в черном, сэр. В черном атласе. – Вы все это занесли в протокол? – внезапно вопросил Фокс. – Все про цвета и атлас? – Вы велели проявить основательность, мистер Фокс. – Есть же мера всему, – серьезно возвестил Фокс. – Прошу прощения, мистер Аллейн. – Вовсе нет, Братец Лис. Спальня, Гибсон. Но ничего стоящего в подробном отчете Гибсона о спальне Риверы не нашлось, если не считать откровением, что покойный питал пристрастие к черным атласным пижамам с вышитыми инициалами владельца, что, как предположил Аллейн, изобличает его личность, вынося ей окончательный приговор. Гибсон представил добычу из стенного сейфа, и она была должным образом изучена. Аллейн взял себе гроссбухи, а Фокс – стопку писем. На некоторое время воцарилось молчание, прерываемое только шелестом бумаги. Однако наконец Фокс хлопнул ладонью по колену, и Аллейн, не поднимая глаз, отозвался: – А? – Странно, – хмыкнул мистер Фокс. – Только послушайте, сэр. – Валяйте. – «Как нежен, – начал мистер Фокс, – первый цвет любви! Как хрупок крошечный бутон, как легко подвержен заморозкам! Касайтесь его нежно, милый мальчик, не то его аромат будет утрачен навсегда». – Ух ты! – вырвалось шепотом у сержанта Скотта. – «Ты говоришь, – продолжал мистер Фокс, – что она непостоянна. Но и небо по весне тоже. Будь терпелив. Жди, когда раскроются крохотные лепестки. Если хочешь получить особый „Разговор по душам“ и так далее». – Сняв очки, Фокс воззрился на начальника. – Что вы имели в виду этим «и так далее», Фокс? Почему не продолжаете? – Тут так сказано. И так далее. Тут текст обрывается. Сами посмотрите. Он развернул на столе перед Аллейном смятый лист голубой писчей бумаги. Тот был заполнен машинописным текстом с малым интервалом между строками. Наверху листа был штамп с адресом по Дьюкс-Гейт. – И о чем вы умолчали? У вас же что-то еще есть. Фокс положил перед ним второе вещественное доказательство. Это была вырезка из газеты, напечатанная на бумаге, какую предпочитают вычурные издания. Аллейн прочел вслух: