Мать Алессии, синьора Джина, удивилась визиту девушек, но приняла сбивчивые объяснения Симоны. Казалось, что она загнала горе глубоко внутрь, не проявляла никаких эмоций, механически отвечая на вопросы. — Алессия предпочла жить с нами. У нее было много расходов, во-первых, экзамены все платные, и учеба на гида, и как только получит сертификат, она собиралась взять кредит и купить старинное авто, как у Сильвестро, а такие машины требуют ремонт и переоборудования. Поэтому она и не думала о своем жилье. Сильвестро ей с детства голову заморочил. Уже как я против была! И все же она не послушалась, а я как знала, что ничем хорошим это не кончится, вот что ей не работалось диспетчером! — Женщина промокнула фартуком сухие глаза. — С мужем разошлась. Нормальная жизнь ее не устраивала, приключений захотелось. Вот и получила приключение. — А вы разговаривали с ней в тот день? Женщина вздохнула, встала, подошла к книжной полке, взяла фотографию дочери, снятой на фоне старомодного белого автомобиля. Снова вздохнула, и засунула фото между книг, убрала с глаз. — Это был обычный день. Думаете, она хоть как-то помогала по дому? Все я, все на мне, — голос сорвался, но женщина взяла себя в руки. — Дежурит весь день на работе, вечером схватит что-то из холодильника и бежит к Сильвестро, как можно жить такой жизнью? Я, все делала я. В тот день она съездила в обеденный перерыв за результатами экзамена на вождение такси, но они еще не были готовы. Пришла с работы и снова куда-то поехала. Она говорила мне, куда едет, но я забыла. Но это не имеет значения, я так и сказала полиции. Она всегда встречалась с одними и теми же людьми. — Какой она была? — Бестактной. Нельзя говорить так о своей дочери, но это так. Не умела вести себя вежливо. 29 лет, а как ребенок. Незрелая она была, совсем не по возрасту. Все игралась в игрушки с дядей. В машинки. Так и не повзрослела. — Женщина закрыла лицо руками. — Мы очень вам сочувствуем. Преступника обязательно найдут. Синьора Джина отняла руки от лица и посмотрела на подруг без всякого выражения: — Алессию это не вернет. Выходя из дома, Саша выглянула в окно. Сада не было, только небольшой газон, пара высоких кустов розмарина и дорожка, упирающаяся в стену соседнего участка. Ни зонтика, ни столика с креслами, все уныло и безрадостно, и смерть Алессии тут не причем. И внутри обстановка была… вот именно унылой. — Я бы с тоски умерла в этом доме и сбежала при первой возможности, подумала Саша. Алессия молодец, у нее была мечта, вот ради чего терпела она такую жизнь. А может, не обращала внимания, может все было привычным и совсем не казалось унылым? — Не хотела бы я так жить, — словно прочла ее мысли Симона. — Как же мне повезло с родителями! — Это точно, ты личность творческая, художница, в таком доме и в такой семье ты бы творить не смогла. * * * Комиссар Лука Дини наслаждался утренней прохладой с террасы своего флорентийского дома. Он здесь родился и вырос, прожил с родителями почти всю жизнь, с перерывом на работу в Перуджу, но через несколько лет вернулся обратно. Как большинство флорентийцев он не мог жить вдали от купола Дуомо, который только что выплыл из утренней дымки. Неширокая улочка, сплошь заставленная автомобилями, подошла бы любому провинциальному городку. Ничто не напоминало о прекрасной Флоренции, и случайно попавший сюда турист лишь пожмет плечами и поспешит скорее вернуться в исторический центр. Ну, разве что цвета, в которые выкрашены узкие дома с балкончиками на верхнем этаже, говорили о стиле тосканской столицы. Каждый дом своего цвета, от терракоты до желтого, серого, кремового или коричневого, но оттенки настолько приглушенные и нежные что грань между домиками и их цветами казалась незаметной. Тот самый турист, что торопится скорее вернуться к мировым шедеврам, не знает, что с другой стороны домиков, с балконов верхних этажей, открывается вид, ради которого они карабкаются на пьяцца Микеланджело или к храму Сан-Миниато-аль-Монте или на смотровую площадку Беллосгуардо. Отсюда, с балкончиков, вся Флоренция открывалась перед глазами: купола ее базилик, высокая башня Палаццо Синьории, дальние холмы Фьезоле, река Арно с крохотным словно игрушечным Понте Веккьо. Ради этого вида Лука каждое утро вставал чуть свет и выходил с чашечкой кофе на балкон и никак не мог уйти. Говорят, к самому прекрасному виду привыкаешь и перестаешь обращать на него внимание. Проходя по делам по понте Веккьо, покупая пирожные на пьяцца Синьория или торопясь куда-то мимо Дуомо, Лука действительно воспринимал все, как данность. За исключением вида со своего балкончика. Это был почти сакральный ритуал, и сегодня, когда родители переехали в домик посреди оливковой рощи, он не боялся никого разбудить, топал, гремел на кухне, заваривал кофе и выходил на балкон. Еще немного, и город проснется. Выйдут на рабочие места уличные продавцы, клоуны, выдувающие на площадях разноцветные мыльные пузыри, застучат двери овощных лавок, заурчат моторы грузовичков с продуктами для остерий и тратторий, работники натрут до блеска двери фешенебельных бутиков и ювелирных салонов. Уже тянулся в воздухе запах кофе, первые посетители забегали за утренней чашечкой перед работой в свой locale, бар возле дома, часть неотъемлемой жизни каждого итальянца. Его собственный кофе давно был выпит, но Лука не уходил, он ждал, когда утренний туман покинет город и первые лучи солнца позолотят его купола и крыши. Лишь тогда он одевался, и торопился к машине, чтобы успеть до утренних пробок, и в 8 утра уже сидеть в кабинете vice-questore, как гласила непривычная еще табличка на двери. — Еще одно убийство! — Массимо влетел в кабинет начальства. — И в этот раз в таком социальном круге, что начальство нам всю плешь проест. — Поехали, по дороге расскажешь! Где это случилось? — Между Эмполи и Кастельмонте, на вилле. — Чья вилла? — Делла Торре. — Ничего себе! — Лука присвистнул. Семья делла Торре была хорошо известна, вдовствующая графиня Марина Фило делла Торре была активной участницей всех светских мероприятий и постоянно появлялась на страницах газет. — Кто убит? — Хозяйка виллы. — Графиня Марина? — Нет, ее дочь Альберика. Графиня постоянно живет в семейном палаццо в Эмполи, а дочь с семьей на вилле. В этот раз убита не девочка и не молодая женщина, а мать семейства средних лет, красивая и богатая графиня Альберика Фило делла Торре. Когда судмедэксперты назвали примерное время смерти, Лука удивился еще больше. Графиню погибла на собственной вилле в ту же ночь, что убили Алессию. — Почему она ночевала одна? — Муж жертвы с двумя детьми отправился в летний дом на море, чтобы на пару дней укрыться от жары. Альберика осталась на вилле, по словам матери она готовила большой прием по случаю десятилетия брака. — Доложил один из инспекторов. — Кто обнаружил жертву? — Уборщица. После того, как молодая графиня перестала выходить на связь, муж забеспокоился и попросил тещу заехать к дочери. Но когда та приехала, на вилле уже была полиция, приходящая раз в три дня уборщица обнаружила хозяйку мертвой в спальне и вызвала нас. — Что-то пропало? — Нет, по словам графини- не той, которая убита, а старшей, матери жертвы, в доме много драгоценностей, дорогих часов, но все осталось на месте, она проверила. — Значит, не ограбление? — Комиссар, посмотрите сюда, — один из судебных медиков перевернул тело. Руки убитой были связаны той же веревкой, которой она задушена, и таким же странным узлом, как у предыдущих жертв. — Два убийства в одну ночь? — Лука повернулся к подчиненным. — Первый раз о таком слышу. Эдак наш маньяк скоро массовые удушения устроит. — Не смешно. И очень странно. Заканчивайте здесь, я поговорю со старшей графиней, потом с новоиспеченным вдовцом. Они здесь? — Нет, графиня, осмотрев дом, сразу же уехала, а муж еще не приехал с моря. — Вы разрешили ей уехать? — Комиссар, это графиня делла Торре… я ничего не мог сделать, попробуйте ее остановить! Графиня сказала, что она будет в своем палаццо. Лука махнул рукой: — Ладно, я хорошо знаю этот дом, заеду. * * * Серое трехэтажное палаццо в центре Эмполи Лука проходил много раз по дороге на обед, его фасад выходил на самую красивую историческую площадь города Фарината дельи Уберти. В аркадах с тонкими изящными серыми колоннами спрятался вход в художественную галерею и небольшой муниципальный музей палеонтологии. Лука был уверен, что муниципалитет платил немалую арендную плату владелице дворца. Окна второго этажа были плотно закрыты ставнями, а на третьем, где, по всей видимости, и находились частные апартаменты графов делла Торре, занавешены плотными портьерами. Лука позвонил в звонок у дверей, напоминавших своей формой епископскую митру, кнопка была единственной, никаких табличек с фамилиями. Он представился и вскоре оказался на широкой лестнице, ведущей в апартаменты, вход в музей остался справа. Аккуратное здание каким-то странным образом оказалось внутри гораздо больше, чем представлялось снаружи. Парадная лестница с лепниной и золотыми узорами вела к внушительным двустворчатым дверям, которые открывались в холл со скульптурами и старинными зеркалами. Пожилая горничная восточной внешности в накрахмаленном фартуке проводила комиссара за одну из дверей и перед ним предстали картины в тяжелых рамах. Лука не был большим знатоком искусства, но даже он понимал, что перед ним подлинники. Одна из картин выбивалась из общего ряда, и, хотя была написана в той же манере старых мастеров, ее возраст сразу угадывался, картина была написана совсем недавно. На полотне молодая женщина необычайной красоты облокотилась о подоконник стрельчатого окна, за ее спиной уходили вдаль тосканские холмы, подернутые голубоватой дымкой. Засмотревшись на картину, Лука не сразу сообразил, что в комнате он не один. Женщина с картины, только во плоти и лет на сорок старше своего изображения, сидела на шелковом диванчике. Если бы не черный костюм, ничто не говорило бы о трауре и горе, дама с идеально уложенными волосами выглядела безупречно. Она молча смотрела на комиссара, ожидая, когда он соизволит ее заметить. Лука извинился, сказав подобающие слова о шедеврах, выразил соболезнования и чмокнул воздух у руки графини, сделав все по правилам- склонился к руке, а не подтянул ее к губам. Графиня кивнула одобрительно и показала жестом на кресло, обитое таким же нежным шелком, как и диван. Комиссар с испугом подумал, как же сидеть на этом музейном шедевре, но поблагодарил и осторожно опустился на самый кончик кресла.