– Здравствуйте, – отзываюсь я. – Вы Элла? – Да. Мы встречались? – Э, нет. Но я вас знаю. Мы подходим друг к другу, и я протягиваю руку для пожатия. – Меня зовут Силла. Силла Сторм. Я – криминальный репортер. А это моя подруга Рози, полицейский на пенсии. Элла пожимает нам обеим руки, но вид у нее по-прежнему растерянный. – Что-то случилось? – спрашивает она. – Ну, не совсем. Точнее… вы ведь здесь из-за свадьбы сестры, верно? Она медлит, прежде чем ответить. Как ни крути, а мы для нее совершенно чужие люди. – Вы знакомы с моей сестрой? – Нет, но на эти выходные мы остановились на вилле «Морская жемчужина». Отель, где прямо сейчас она выходит замуж. – Венчание уже началось? – Да. Собственно, оно уже закончилось. Теперь все пьют шампанское. Элла кивает. И я понимаю, что не венчание привело ее сюда, на Буллхольмен. Я ненадолго задумываюсь, как бы половчее выразиться, но слова вылетают из моего рта раньше, чем я успеваю их обдумать: – Элла, вы знаете Лайлу Дамм? Она тут же вперивает в меня свой взгляд, в ее светлых глазах плещется ледяной страх. – Вам известно… об этом? Она знает, думаю я. Она все знает. Она тоже обо всем догадалась. – Поэтому вы здесь? – спрашиваю я. – Чтобы… поговорить об этом со своей сестрой? О том, что случилось с Лайлой? – Я ничего не знаю… я просто… Она смотрит на нас – сначала на меня, потом на Рози. – Я знаю, что случилось что-то ужасное. Моя сестра пыталась рассказать мне об этом. Несколько лет назад, когда умер отец. Но я не захотела ее слушать. А теперь… Мы с Рози переглядываемся, словно читая мысли друг друга. – Силла, у тебя мобильный с собой? – спрашивает Рози. – Да. – Хорошо. Я провожу Эллу до виллы «Морская жемчужина», где она сможет пообщаться с Адамом. – Я же пойду к Ингрид, – заканчиваю я. – После чего мы с ней вместе отправимся на виллу. – Вот и отлично. Увидимся, когда ты вернешься. Не поскользнись на скалах! – Буду стараться. Рози берет совершенно растерянную Эллу за руку, и они разворачиваются в сторону отеля. Я же проверяю уровень заряда батареи на своем смартфоне. После чего по раскисшей дороге продолжаю путь к домику у скал. * * * Дом в самом деле похож на гриб. Маленький невзрачный грибок, торчащий из глины и мха. Когда я открываю скрипучую калитку и вхожу в сад, то слышу, как волны бьются о крутые скалы. Как, должно быть, здесь одиноко, думаю я. Сидеть целыми днями и смотреть на море. Особенно в зимнюю пору, когда туристы покидают Буллхольмен. Если говорить начистоту, то мне не особенно нравится эта часть острова. Природа здесь более суровая, более мрачная. Конечно, непогода тоже накладывает свой отпечаток. И все же… все же есть что-то тоскливое в этой части Буллхольмена. Какая-то потерянность. Я жду, что из-за угла вот-вот вылетит тот самый пес. Жду, что в любой момент услышу торопливые шаги и сопение, но ничего не происходит. Очевидно, Ингрид покинула дом. И я ее за это не осуждаю. Я прохожу через маленький садик, аккуратно придерживаясь края дорожки, чтобы не наступить на грабли, которые лежат брошенные рядом с кучей влажной листвы. Добираюсь до крылечка и стучу в дверь. Никто не отзывается. Я немного выжидаю и стучу опять. Снова тишина. – Ингрид? Может, она вернулась обратно в Стокгольм? Вдруг ей понадобилось срочно уладить какое-нибудь дело? Чисто машинально я нажимаю на дверную ручку. И та поддается. Дверь распахивается. Я вхожу в прихожую и медленно опускаю зонтик, давая воде стечь на пол. – Эй? Тишина. Свет внутри погашен. Слышно только, как дождь барабанит по стеклам. – Ингрид? Вы дома? Стараясь не шуметь, я перемещаюсь по крохотному домику. В царящей внутри атмосфере ощущается что-то неприятное, от чего мне сразу делается не по себе. Неужели с Ингрид что-то случилось? Неужели мне предстоит столкнуться с еще одним трупом за эти выходные? Чувствуя, как зашкаливает пульс, я вхожу в кухню. На столе лежит раскрытая газета. Рядом стоит тарелка с крошками от бутерброда. Я поворачиваюсь, и в тот же миг мое сердце едва не выпрыгивает из груди. – Ой, мамочки… – выдыхаю я. Большой жилистый пес лежит у самого порога, крепко-накрепко привязанный за поводок к дверной ручке. Пес тихонько поскуливает, глядя на меня. Бедолага. – Вот ты, значит, где. А куда же тогда подевалась твоя хозяйка? Я принимаюсь отвязывать поводок, кожу от волнения покалывает, словно по ней бегает целая стая разозленных муравьев. Внезапно ухо улавливает какой-то скрип, но откуда идет звук – непонятно. Может, это за стеной? Снаружи? Нет. Скрип раздается прямо здесь, позади меня. Больше я не успеваю ни о чем подумать, мой затылок обжигает огненная боль. Я падаю на пол, а пес рядом со мной заходится в лае. Глава тридцать восьмая Лайла Лайла не знает – жива она или мертва. Такое чувство, словно уже мертва. Неужели? Неужели именно так ощущается смерть? Темно. Должно быть, снаружи ночь, потому что ни единого лучика света не пробивается сквозь кусок картонки, закрывающей стекло. Она по-прежнему лежит в подвале, где находится всю последнюю неделю. По-прежнему прикованная наручниками, по-прежнему неподвижная. Во всяком случае, почти. Она распрямляет пальцы, чувствуя, как они шевелятся. Ощущает их кончиками камешки гравия на полу. Она жива. Она не умерла. Пока что. Но такое чувство, словно дни ее сочтены. Каждый вдох дается ей с трудом и причиняет боль во всем теле. Она поднимает руку. На то, чтобы это сделать, уходит много времени. После чего без сил роняет руку на свой живот. Он все такой же круглый и немного выпуклый, все такой же большой – больше того, что был у нее до того, как она забеременела. Но когда Лайла проводит рукой по коже, то понимает, что их больше нет. Их обеих. Две маленькие жизни, которые только что были у нее внутри.