Они забрали их у меня. Они забрали моих крошек. Она могла бы снова заплакать, но слезы кончились. Ее тело обезвожено. За последние сутки она только и делала, что спала, просыпаясь, плакала, и так по кругу. Лайла понимает, что все еще жива, но чувствует, что жить ей осталось считаные минуты. Она знает это, потому что лежит в луже крови. Ощущает, как все медленнее бьется сердце, и чувствует нарастающую боль. Но по-прежнему есть что-то, чего она не понимает. Как? Как им удалось ее похитить? Как она очутилась здесь? Мысли странно ведут себя, разбегаются во все стороны, ни одну нельзя ухватить. Но Лайла упорна. Она всегда была упорной. Прежде чем умереть, она сначала узнает, как все произошло. Почему она оказалась в этом подвале. Быть может, те, кто это сделал, никогда не предстанут перед лицом закона. Возможно даже, все случившееся так и останется тайной. Но Лайла отказывается умирать, пока сама не узнает правду. Поэтому последние минуты своей жизни она тратит на то, чтобы вспомнить. Думай, Лайла, думай. Перед глазами – последний кадр, ее последний миг на свободе. Вот она шагает по Кунгсгатан. Льет дождь. Она собирается встретиться со своими друзьями в «Рише», но из-за сильного ливня каждый шаг дается ей с трудом. Наконец она добирается до перекрестка на Норрландсгатан – и здесь ее воспоминания обрываются. Что же там произошло? Внезапно до ее слуха доносится какой-то звук. Словно вдалеке что-то шумит. Или это шумит в ушах? Неужели это… смерть? Вот так скоро? Нет, тут же понимает она. Это не смерть. Так шумит море. Она рядом с морем. И тут будто солнечный луч прорывается сквозь туман и пронзает тучи забвения. Она вспоминает. И понимает, что случилось. Мысленно она видит саму себя, стоящую на переходе в ожидании, когда загорится зеленый сигнал светофора. Видит притормаживающий чуть поодаль красный «Вольво». Видит мужчину, который опускает стекло. – Лайла! – кричит он. Она прищуривается, пытаясь разглядеть сквозь струи дождя, кто сидит за рулем. Наконец ей это удается, и она подбегает к машине. – Давай запрыгивай! – кричит мужчина. – Вон как льет! – Да мне всего ничего осталось, – машет рукой Лайла. – Ты куда? – В «Риш»! – Я подброшу тебя! На самом деле это лишнее. Лайла и так уже почти на месте. Мысленно она уже чувствует ароматы еды, слышит смех своих подруг, ощущает пузырьки шампанского в горле. И потом, ей больше не хочется встречаться с этим мужчиной. Потому что с каждым разом он все больше пугает ее. Но этот дождь… сегодня вечером он просто жуткий. И потом, речь идет всего лишь о нескольких сотнях метров. Поэтому она бесстрашно запрыгивает в машину и усаживается на пассажирское сиденье. – Здравствуй, Роджер, – говорит она. Пусть рядом с ним ей не по себе, но ведь он же ничего ей не сделает? Потому что про него с Карин Лайле уже все ясно. Ясно, что она больше не хочет. Что планы отменяются. Пусть ищут себе кого-нибудь другого. Вряд ли Роджер станет похищать ее. Они же ужинали вместе всего несколько дней назад. И к тому же он работает вместе с ее сестрой. В Лёвенстрёмской больнице. Глава тридцать девятая Крохотный огонек свечи трепещет перед глазами. Руки страшно болят. И едва мне удается разомкнуть тяжелые веки, я понимаю почему. Я сижу на стуле со связанными за спиной руками. Вокруг по-прежнему кухня Ингрид. А вот ее пес, кажется, отвязался от двери в подвал, потому что сейчас лихорадочно обнюхивает мои ноги. За противоположным концом деревянного стола, там, где в подсвечнике горит зажженная стеариновая свеча – единственный источник света в комнате, – сидит тот, кто ударил меня по затылку и связал. Я до сих пор ощущаю боль от удара, у корней волос чувствуется что-то влажное и мокрое. Неужели это кровь? Я ловлю ее взгляд. Ингрид. Она сидит напротив меня, почти как накануне, когда я была у нее в гостях. В руке она держит молоток. Спокойно и методично вращает им. Чем больше я смотрю на эту картину, тем сильнее болит затылок. – Ну и… Как ты поняла? – тихим шепотом спрашивает она. Интересно, способна ли я еще говорить. Воспроизводить слова. – Что… что вы имеете в виду? Голос у меня сухой и скрипучий, словно на старой граммофонной пластинке. – Ты знаешь, о чем я, Силла. Ты догадалась, иначе зачем еще тебе нужно было сюда приходить? Я боялась, что ты поймешь. И знала, что если ты снова сюда вернешься – то мне придется это сделать. – Сделать что? – Убить тебя. Мне такое даже в голову не приходило. Что это может быть Ингрид. Но теперь это уже не кажется таким невероятным. Скорее, наоборот. Сестра Лайлы Дамм. Ну конечно! Но зачем? Я храбро смотрю ей прямо в глаза, несмотря на то что в груди отплясывает страх. – Так это были вы? – спрашиваю я. Ингрид молчит. – Вы похитили Лайлу? Ингрид глухо смеется. Легонько качает головой. – Похитила. Я никогда никого не похищала. Возможно, я ошиблась, и ты так ничего и не поняла. Ингрид с силой втягивает в себя воздух, трет о колени руки. После чего переводит взгляд на плиту. – Чаю хочешь? Этот вопрос вгоняет меня в ступор. Я молчу, не зная, что сказать. – Не хочешь? – спрашивает Ингрид. – Ну как знаешь. Я чисто из вежливости спрашиваю. Чтобы не показаться грубой. Я качаю головой. – Ладно, тогда к черту чай. У меня кружится голова, и не только из-за кровоточащей раны на затылке. Что здесь вообще происходит? Каких дел на самом деле натворила эта женщина? Какое-то время мы сидим молча. Тишина тяготит меня, и когда наконец Ингрид начинает говорить, я, как ни странно, воспринимаю это с облегчением. – Знаешь… Лайла всегда была звездой. С самого начала. Она хочет все рассказать. Объясниться. И я даю ей эту возможность. И тут же вздрагиваю от страха, когда она внезапно разражается тихим смехом. – Знаешь, о чем я иногда думаю? Я нервно сглатываю. – Моя младшая сестренка с самого начала сумела занять свое место в жизни. С самой первой секунды, как она появилась на свет, софиты светили только на нее. Не на меня. На нее. Мои, прости, наши родители были не слишком-то дипломатичны. Не особо… корректны или справедливы. Их любовь к Лайле была безгранична. Я сижу на стуле, пытаясь сообразить, что мне сказать в ответ. И должна ли я вообще что-либо отвечать. Может, стоит просто дать ей возможность выговориться. Не перебивая ее.