Монах покачал головой. — Нету, — с гримасой отвращения сказал он. — Вот растрясу одного сопляка, тогда вы узнаете, что такое настоящие денежки! Хозяин притона пожал плечами и сказал тоном полного безразличия: — Ну а пока пей чай, монах! — Кажется, мы с тобой встречались, — присоединился к беседе Дао Гань. — Не тебя ли я видел у буддийского храма? Гость подозрительно взглянул на Дао Ганя. — А это еще что за пугало? — спросил он хозяина. — Это — брат Дао, — ответил тот. — Хороший парнишка, правда, не слишком смышленый. А что ты делал у храма? Ты что, на самом деле собираешься присоединиться к духовному сословию, а, монах? Косоглазый громко рассмеялся. — Прекрати свое дурацкое ржание! — рявкнул на него монах. После того как хозяин посмотрел на него с неудовольствием, монах несколько присмирел и стал рассказывать: — Сегодня у меня дурное настроение, и мне наплевать, узнает об этом кто-нибудь или нет. Позавчера я встретил этого трепача Мао Лу... Где же это было?.. Да, где-то около рыбного базара. Если бы вы знали, какие связки монет оттягивали его рукава! «Где растет дерево, на котором висит столько денежек?» — спросил я его. «Там, где я их собирал, осталось еще больше, — сказал он. — Пойди пошарь-ка в буддийском храме!» Ну я туда и отправился. Монах с отвращением глотнул чая, поморщился и продолжил: — И как вы думаете, что я там обнаружил? Старого доходягу, такого же нищего, как я сам, и гроб! Толстяк разразился смехом. Глаза монаха блеснули от ярости, но он не осмелился обругать его. — Ладно, — сказал хозяин, отсмеявшись, — тебе стоит отправиться на остров Трех дубов вместе с братом Дао! У него тоже намечаются небольшие разборки с Мао Лу. — Он и тебя надул, а? — спросил монах несколько более дружелюбно. Дао Гань что-то проворчал в знак согласия и добавил: — Я лично за то, чтобы растрясти сопляка, о котором ты упоминал. Это, наверное, будет полегче, чем разыскать Мао Лу. — Хотелось бы надеяться, братец, — мрачно процедил монах. — Я встретил этого пащенка поздней ночью — он бежал так, словно сам Правитель ада наступал ему на пятки. Я ухватил его за шею и спросил, куда это он летит. А он говорит: «Оставьте меня!» Я вижу, что этот щенок — из богатой семьи, из тех, у кого поджилки трясутся по каждому поводу и кто ест серебряными палочками. Я тут же понял, что он совершил что-то такое, чего не должен был делать. Я стукнул его кулаком по башке, перекинул через плечо и всю дорогу до своей берлоги тащил на себе. Монах громко прокашлялся и сплюнул в угол. Он нащупал на столе чашку с чаем, потом передумал, отодвинул ее от себя и продолжил: — Представьте себе, парнишка молчит как рыба! И это после всех моих забот о нем! У меня на руках — прекрасный повод для вымогательства, но сопляк не хочет ничего говорить, а я бы не сказал, что мало его «упрашивал»! — добавил он со злой усмешкой. Дао Гань встал. — Ну что же, — сказал он, огорченно вздыхая, — вот так сплошь и складывается — одно невезение. Вот если бы я был таким крепким парнем, как ты, монах, я заработал бы сегодня тридцать серебряных монет. Пока! И он направился к выходу. — Эй, — закричал вдогонку монах, — к чему так спешить? Ты сказал тридцать серебряных монет? — Да все равно уже поздно! — бросил Дао Гань и открыл дверь. Монах вскочил с места и схватил его за шиворот. — Убери руки, монах! — крикнул хозяин и сказал Дао Ганю: — Почему ты толком ничего не объяснишь, братец Дао? Если ты сам не можешь заработать, почему бы тебе не привлечь к этому делу монаха? Получишь комиссионные. — Я уже думал об этом, — с досадой ответил Дао Гань. — Но вы ведь знаете, я здесь новичок и не совсем понял, как называется место, где они собираются. Когда они сообщили, что им нужен громила, умеющий как следует махать кулаками, я больше не вникал в это дело. — Сукин ты сын! — зарычал монах. — Тридцать монет! Вспоминай, ублюдок! Дао Гань нахмурил брови, потом пожал плечами и сказал: — Бесполезно. Вроде что-то рыбье, карп не карп, я не запомнил... — Это же харчевня «Красный карп»! — в один голос воскликнули монах и хозяин игорного притона. — Точно. Только я все равно понятия не имею, где это, — ответил Дао Гань. Монах поднялся и взял Дао Ганя под руку. — Идем-ка, братец! — сказал он. — Я знаю, где это место. Дао Гань выдернул руку. — Пять процентов от моей доли! — снизошел монах. Дао Гань пошел к двери. — Пятнадцать или ничего! — сказал он. — Семь тебе и три мне! — заявил хозяин. — Вот и договорились. Иди с монахом и скажи им, что я лично гарантирую, что он знает свое дело! Ступайте! Дао Гань и монах вышли из комнаты. Они отправились в бедняцкий квартал восточнее рыбного базара. Монах провел Дао Ганя в боковой переулочек и указал на дверь ветхой хибары. — Входи первый, — хрипло прошептал он. Дао Гань открыл дверь и сразу же облегченно вздохнул. Ма Жун все еще разговаривал с предводителем нищих. Кроме них в скудно обставленной комнате никого не было. — Как дела, брат? — сердечно приветствовал Ма Жуна Дао Гань. — Вот это — тот самый человек, который нужен нашему хозяину! Монах поклонился, заискивающе улыбаясь. Ма Жун встал и вплотную подошел к нему. Оглядев его сверху донизу, он спросил: — Зачем нашему хозяину понадобилась эта собачья голова? — Он многое знает об убийстве в буддийском храме! — торопливо пояснил Дао Гань. Монах попятился, но недостаточно быстро. Он не успел поднять рук, как Ма Жун точным ударом кулака, направленным в область сердца, свалил его навзничь. Однако монах уже бывал в подобных переделках. Не пытаясь встать, он быстро метнул нож, целясь в горло Ма Жуну. Тот мгновенно присел, и нож с глухим звоном вонзился в дверной косяк. Ма Жун схватил табурет и обрушил его на голову приподнявшегося монаха. Табурет развалился, а монах остался лежать неподвижно. Ма Жун размотал тонкую цепь, которую носил на поясе, перевернул монаха лицом вниз и связал ему руки за спиной. Дао Гань взволнованно произнес: — Он не только может рассказать о Мао Юане и его племяннике, он еще член шайки, которая промышляет похищением людей! Ма Жун усмехнулся: — Прекрасная работа! — одобрительно сказал он. — Но как тебе удалось завести сюда этого мошенника? Я думал, что ты не знаешь, где эта харчевня. — Я наплел ему какую-то ерунду, и он сам привел меня сюда, — с усмешкой в голосе сказал Дао Гань. Ма Жун искоса посмотрел на него. — С виду ты человек безобидный, — задумчиво сказал он. — Однако у меня возникает такое чувство, что ты тип еще тот! Пропустив мимо ушей это глубокомысленное замечание, Дао Гань продолжил: — Он недавно похитил молодого человека из хорошей семьи. Возможно, он принадлежит к той же шайке, о которой говорил Хань Юнхань. Давай-ка заставим его отвести нас в их логово, там мы разведаем что-нибудь важное для доклада судье. Ма Жун кивнул, поднял монаха, который все еще был без сознания, и швырнул на стул у стены. Потом крикнул седобородому, чтобы тот принес курительные палочки. Старик торопливо скрылся в глубине помещения и вернулся с двумя зажженными палочками, распространяющими едкий запах. Ма Жун резко приподнял голову монаха и подержал у него под носом горящие палочки. Вскоре тот начал кашлять и чихать. Открыв налитые кровью глаза, он посмотрел на Ма Жуна. — Мы хотим взглянуть на твой дом, жабья морда! — сказал Ма Жун. — Говори, как туда добраться. — Если бы ты знал, что тебя ждет, когда об этом прослышит главарь, — прохрипел монах. — Он вырвет тебе печенку! — Не бойся, мой птенчик, я смогу за себя постоять, — весело ответил Ма Жун. — Отвечай на вопрос! Он поднес горящие палочки к щеке монаха. Тот с ужасом посмотрел на них и торопливо объяснил дорогу. Надо было идти из города по тропинке, которая начиналась где-то за буддийским храмом. — Достаточно! — прервал его Ма Жун. — Остальной путь покажешь сам! Он приказал седобородому принести одеяло и позвать двух кули с носилками. Потом Ма Жун вместе с Дао Ганем завернули монаха с головы до ног в одеяло. Монах запротестовал, говоря, что ему будет слишком жарко, но Дао Гань ткнул его кулаком в бок и сказал: